Рождественское чудо герцога

Однако, когда он протянул ей неудавшуюся ветку, и ее кожа покрылась мурашками, когда их руки соприкоснулись, она поняла, что это будет не так просто.

Она быстро принялась за работу, надеясь отвлечься, скрепляя ветки вместе и продевая красную ленту сквозь иголки. Сильный, острый аромат розмарина наполнил ее нос, как это было с тех пор, как они все собрались, чтобы собрать рождественскую зелень.

Но когда он наклонился поближе, чтобы осмотреть ее работу, этот аромат исчез, сменившись восхитительным ароматом теплых специй, который, казалось, следовал за ним, куда бы он ни пошел.

“Вам всегда удавалось создать что-то прекрасное из простых веточек”, - сказал он с благоговейным видом признательности. “Без вашей ручной работы мои комнаты были бы действительно унылыми”- тихо прошептал он, наклонившись к ней, чтобы никто не услышал.

“Тогда хорошо, что у тебя была я”, - съязвила она, надеясь отвлечься, поддразнив его.

Это имело неприятные последствия. “Это тоже хорошо”, - согласился он, его голос был низким, интимным, который прошелся по ее коже, как ласка.

Он говорил с ней так, чтобы другие не слышали, сказала она себе. Хотя присутствующим было известно, что они знали друг друга в детстве, не стоит раскрывать, что они были самыми важными людьми в жизни друг друга.

Что он по-прежнему был самым важным в ее жизни. И всегда будет. Только он никогда не должен этого знать.

Даже спустя столько времени она все еще слышала сердитый голос его дяди, звучащий у нее в ушах: “У него не будет будущего, если он привяжется к тебе. Ты хочешь, чтобы он потерял все шансы на успех и респектабельность, связавшись с таким человеком как ты?”

Не было ничего такого, во что бы она уже не верила о себе. Разве Хаустерны не говорили ей снова и снова, что она была магнитом на их шее, нежеланной и нависшим над ними проклятием?

Но в тот момент все было намного хуже. Дядя Маркуса владел одной информацией о ее матери, которую Хаустерны никогда не раскрывали. Правда, которая разрушила все ее радужные надежды на свое происхождение, а также все мечты о ее будущем.

Она была опустошена, пристыжена. И решила, что Маркус никогда не узнает. Сколько дней они провели, придумывая фантастические истории о том, что ее мать тайно была принцессой из далекой страны? Сколько историй они сочинили о том, что ее родители живы и женаты, и что однажды они найдут ее и вернут домой? Нет, она никогда не смогла бы сказать ему правду, настолько отличную от их представлений, что это было бы смешно, если бы не было так ужасно.

И поэтому она разорвала их дружбу, как ей было приказано. Она сделала бы все, чтобы Маркус был счастлив и успешен, какую бы боль это ей ни причинило.

И все же он не выглядит счастливым.

Она поспешно заглушила этот голос в своей голове. Конечно, он был счастлив; он был герцогом. И люди уважали его. Это было видно по восхищенным взглядам, которые бросали на него дамы из их компании, по тому уважению, которое, казалось, испытывали к нему другие мужчины. Если бы она не послушалась его дядю и прекратила дружбу с Маркусом, если бы у них каким-то образом развились чувства друг к другу, выходящие за рамки дружеских, поженились и начали совместную жизнь, его не почитали бы так, как сейчас. Он был бы посмешищем, новоиспеченный герцог, который невольно связался с существом еще худшим, чем обедневшая сирота, за которую он ее принимал.

Нет, она не могла сожалеть об этом. Но когда она смотрела на него, когда он работал вместе с ней, старательно следуя ее примеру в изготовлении веток, она не могла не оплакивать то, что могло бы быть.

Глава седьмая

Mаркус не мог припомнить более счастливого Рождества.

О, он предполагал, что когда был совсем маленьким, до того, как ушла его мать, он любил Рождество. Но его воспоминания о ней были смутными, и он не знал, произошло ли это на самом деле или это были отчаянные желания мальчишеского сердца.

После того, как он нашел Поппи, они, конечно, сами придумали себе радость на праздники. Тогда он был счастлив, находясь с ней.

Но сегодня было что-то другое.

Он понадежнее обхватил тетю Джинни за руку, когда они шли по заснеженным садовым дорожкам, странно скучая по леди Теш, которая провела день со своим племянником, герцогом Датским, и его невестой на дальней стороне острова. Все они посетили службу в тихой каменной церкви Святого Клемента и, вернувшись в Холлитон-Мэнор, единодушно решили, что небольшая физическая нагрузка необходима для того, чтобы сократить время между длинной проповедью и предстоящим праздником. Все были в приподнятом настроении, когда бродили по прохладному пейзажу, раздавались смех и разговоры, которые становились еще более радостными из-за тишины, которую принес свежий ночной снег. Дальше по тропинке он увидел Поппи, которая прогуливалась и разговаривала с несколькими другими молодыми леди. Их теплый прием, казалось, удивил ее, а их приглашения присоединиться к ним - еще больше. И неудивительно, учитывая, что ей приходилось терпеть всю свою жизнь, закончившуюся действиями мисс Линли всего несколько дней назад.

Но, к его облегчению, она позволила девочкам взять ее за руки и потащить по заснеженной тропинке. И хотя она сдерживалась, бывали моменты, когда он слышал, как она присоединяется к ним, и звук ее нежного смеха, звучащий вместе с остальными, заставлял его сердце биться чаще.

“Она милая девочка, твоя Поппи”.

Голос двоюродной бабушки оторвал его от размышлений. Он посмотрел в ее морщинистое лицо и мутно-серые глаза, в которых впервые за все время их знакомства не было печали.

“О, она не моя Поппи”.

Тетя Джинни тихо хихикнула. “Осмелюсь сказать, ты прав. Она не принадлежит никому, кроме самой себя. Нельзя сказать, что она не милая, послушная молодая женщина. Но в ней есть что-то такое, уравновешенное и независимое, что говорит о том, что ею никто не будет владеть ”.

Он с любопытством посмотрел на нее. В её словах не было осуждения. Скорее, она казалась почти благоговейной. “Ты восхищаешься ею за это”.

“Действительно.”.

В груди Маркуса расцвело тепло при мысли, что кто-то другой может увидеть это в ней. Он повернулся, чтобы посмотреть на Поппи. “ Я тоже, ” пробормотал он.

На мгновение они замолчали, каждый погрузившись в свои мысли. Поппи согласилась взять несколько платьев, и сейчас надела одно из них, но только самое простое, которое удалось найти, и только потому, что, как компаньонка герцогини, она должна была находиться в компании и одеваться соответственно. Однако одной вещью, в которой он отказался капитулировать, была ее верхняя одежда. Слишком тонкий плащ исчез, его заменил толстый шерстяной плащ темно-зеленого цвета, который идеально оттенял каштановый цвет ее волос. Вне поля зрения, но все еще в его мыслях были другие аксессуары, на которые ему удалось уговорить ее: теплые перчатки, чулки, тяжелые ботинки. Его приводила в ярость мысль о том, что она вынуждена ходить в такой тонкой одежде, какой снабдил ее сэр Реджинальд.

Он крепче прижал пухлую руку тети Джинни к своему боку. “Спасибо, что взяли ее на работу”, - тихо сказал он.

“О, тебе не нужно благодарить меня, дорогой мальчик”, - ответила она. “Это было приятно. Я и не подозревала, насколько одинокой я стала за последние годы. И на тебя она, кажется, тоже оказала положительное влияние. Я никогда не видела тебя таким счастливым. Хотя, ” она бросила на него проницательный взгляд, — она все еще настаивает, что не останется после "Двенадцатой ночи”.

Он плотно сжал губы. Он старался не давить на Поппи, но всякий раз, когда поднималась эта тема, она настойчиво повторяла, что ее положение здесь временное. “Да”, - ответил он.

“Я полагаю, у тебя есть какие-то планы, чтобы заставить ее передумать?”

Маркус удивленно рассмеялся. “Тебе бы это понравилось?”

“Было бы хорошо. Мне нравится эта девушка. Безмерно”.

Он грустно улыбнулся ей, вспоминая их детство, насколько несчастной сделали ее не только Хаустерны, но и почти вся деревня. “Кроме меня, кажется, вы единственный человек в этом мире, который знает. Боюсь, у нее была нелегкая жизнь. Она всегда была кем-то вроде изгоя, обездоленной сироты, которая даже не была нужна единственной семье, которая у нее была.”