Страница 11 из 31
— Но что он сказал? Когда его хотя бы примерно ждать?
— Они просто поговорят. Включая дорогу туда и обратно, пары часов должно вполне хватить.
— Значит, ждём…
— Порой только это и остаётся делать. А ещё верить.
— Ещё чаю?
— Да, пожалуйста.
— А каков порядок действий в случае более длительного отсутствия? — спрашиваю я спустя время, когда обозначенные два часа пусть и несильно давно, но уже истекли.
Мы переместились из-за обеденного стола на диван и всё последнее время, не сговариваясь, провели в молчании, а потому мой голос лично мне самой кажется немного хриплым и слишком тихим. Джейдена до сих пор нет, и, должно быть, мои переживания по этому поводу слишком ярко читаются на моём лице, потому как Тео в утешающем жесте касается моей лежащей на мягком сидении руки.
— Думать об этом пока преждевременно, Кимберли.
Только он договаривает, в то же время исключительно в целях моральной поддержки сжимая мои пальцы, как боковым зрением я замечаю Джейдена и, встрепенувшись и резко отдёрнув ладонь, оборачиваюсь назад, к выходу из комнаты, через который видна и входная дверь. Я определённо не слышала звонка, но он здесь, и, даже предполагая, что им снова были использованы неизвестно откуда взявшиеся умения по вскрытию замков, несмотря на в этот раз моё нахождение внутри, злость ни в коей мере не захватывает меня. Я испытываю лишь ощущающееся громким облегчение.
— Вы вернулись.
— Да, как видите, а у вас, похоже, сломался дверной звонок. Я нажимал, но он молчал.
— Я… я не знала.
— Я, пожалуй, пойду, — вдруг напоминает о своём присутствии Тео. — Было приятно познакомиться, Кимберли.
— И мне тоже.
Под пристальным взглядом Джейдена мы пожимаем друг другу руки. Секундой позже Джейден сопровождает Тео в коридор.
— Выйдем-ка, ладно? Надо поговорить.
Так я остаюсь одна, безусловно, зная, что снаружи решаются некие важные вопросы. Пока у меня нет к ним доступа, всё, что требуется, это набраться терпения в ожидании перемен и ждать, когда они наступят. Никто не вправе давить на другого человека и настаивать на чём-то, что он не может дать, иначе о какой свободе может идти речь? Законом не запрещено оставлять некоторые вещи, переживания, чувства, события и эмоции лишь при себе и никого в них не посвящать. Как бы сложно мне не приходилось, я должна уважать личное пространство и не быть слишком упрямой и напористой в отношении Джейдена. Но по его возвращении в квартиру уже без Тео с моих губ невольно срывается вопрос.
— Всё в порядке?
Новых повреждений на лице вроде ссадин и ушибов не наблюдается. Но они могли быть нанесены куда-то, где всегда будут скрыты одеждой, а словами порой можно ударить гораздо сильнее, чем кулаком, и как в таком случае распознать недоступные глазу травмы, я представляю себе крайне плохо. Поведать о них можно лишь посредством общения, а у нас с этим явные трудности, которым, согласно мнению Тео, я не должна удивляться и ждать вот так сразу чего-то иного. Но ситуация стала бы значительно проще, если бы он успел оставить некую памятку с перечнем рекомендаций и полезных инструкций. Поскольку таковой я не обладаю, придётся действовать интуитивно и постигать азы самой.
— Сядьте, — фактически требует Джейден, стоя в дверях кухни, куда я ушла, пока он находился в подъезде. Но мне совсем не хочется делать то, о чём он говорит. Когда вас просят сесть, это уже не предвещает ничего хорошего. Быть может, если я останусь прислонённой к столешнице разделочного стола, то все негативные новости прозвучат вполне оптимистично и позитивно?
— А вежливым словам вас не обучали?
— Просто сядьте.
— Мне и так хорошо. Просто рассказывайте, если вообще считаете, что я заслуживаю чего-то знать.
— И что вам Тео обо мне наговорил?
— Не бойтесь. Он настоящий друг, и ваши тайны умрут вместе с ним.
— Не говорите о том, чего не знаете!
Внезапно оказавшись всего в нескольких сантиметрах от меня, Джейден невольно заставляет моё тело вжаться в мебель, чуть ли не тыча пальцем мне в лицо. Я робею под влиянием направленной на меня ярости, ведь себя никому не дано обмануть и обвести вокруг пальца. Каждая клеточка кожи кричит, что я, и правда, не видела смерть, не теряла близких и не имею ни малейшего понятия, как это ощущается, и через что приходится проходить в процессе. Он так прав. Он во всём прав.
— Простите меня.
— Да ничего. Я лишь хотел сказать, что вам больше нечего бояться. Для вас всё кончилось.
— А что будет с вами?
Мой голос по-прежнему раскаивающийся. Но, будто не слыша в нём ни сожалений, которые разрывают мне сердце, ни желания помочь всеми мыслимыми и немыслимыми способами, ни стать ему союзником, Джейден поворачивается спиной, и я понимаю, он уходит. Понимаю разумом, но душа не приемлет такого исхода, по крайней мере, до тех пор, пока не приоткроется завеса его будущего. Сама едва ли ожидая от себя такого, я становлюсь непоколебимо сильной прежде всего морально, но и физически тоже, когда перекрываю единственный выход из кухни своим телом.
— Кимберли.
— Хватит. Вы сказали не задавать вопросов, на которые я не факт, что хочу знать ответы, но сейчас для меня всё яснее некуда.
— Вы лишь пожалеете и захотите забрать свои слова обратно, но будет уже слишком поздно. Вас постигнет разочарование.
— Да почему?
— Да потому что я преступник! Потому что ваш отец полицейский, и вам вряд ли хочется иметь дело с бывшим заключённым, который легко может снова попасть в тюрьму.
После этих слов мои упирающиеся по обеим сторонам в дверной проём руки тут же опускаются. Почувствовав немедленное желание обрести хоть какую-то опору под ногами, я вся как-то резко сникаю, и потерянные силы и не думают возвращаться ко мне, даже когда в свои объятия меня принимает стоящее в гостиной кресло. Частичная правда вполне соответствует рамкам моих изначальных подозрений. Но одно дело догадываться и совсем другое услышать истину из первых уст, и, тем не менее, на раздумья мне хватает всего пары мгновений тишины. Да, я никогда не думала, что в некотором смысле свяжусь с нарушителем закона и даже не буду против погладить его вещи, и чтобы ещё большее их количество появилось в моей квартире, но он для меня не опасен. Быть может, это в высшей степени глупо и безрассудно, ждать проявления тёмной стороны, да только я сомневаюсь, что она в нём вообще действительно существует. Не выглядит он, как человек, отбирающий жизни, не выглядит, и всё тут. Остальное, что бы он ни сделал в прошлом, не так уж и непростительно. Но только я собираюсь сказать ему об этом, глядя исключительно в глаза, чтобы железно не допустить никаких сомнений, как он опережает меня в своей короткой, но ёмкой и выражающей сейчас главное речи.
— Мне уйти, да?
— Нет.
— Но…
— Мне всё равно, что вы сделали. Я знаю другого человека. Человека, который, по существу, ничем не был мне обязан, но не оставил меня в беде.
— Но как вы можете так говорить? Что, если я убивал?
— Но вы ведь не убивали. Зачем наговаривать на себя?
— Откуда вы знаете?
— Просто знаю. И всё.
— Но вы не знаете, на что мне пришлось согласиться.
— Во избежание худших последствий?
— Можно сказать и так.
— Тогда мне и тем более плевать. Я хочу, чтобы вы остались. Так спокойнее.
Не разрывая зрительного контакта, предельно чётко доношу свою мысль я, всё остальное оставляя на его усмотрение и надеясь на положительный ответ, но не уточняя, что это не столько ради меня, сколько в большей степени ради него. Просто потому, что только так, находясь с ним под одной крышей, я смогу быть уверена, что он в относительной безопасности и не брошен на произвол судьбы всем миром, ведь у него хотя бы буду я.
Глава шестая
— Пообещай, что не тронешь её, — начинаю я без всяких предисловий, когда двое его приспешников скрываются в другой комнате его квартиры, где они все обитают, и мы с Трэвисом остаёмся наедине, как чуть ранее я и просил.