Страница 9 из 16
— Если бы! — вздохнул секретарь ячейки. — Диплом писал. Горю уже. Синим пламенем!
Я уселся на шаткий стул и сказал:
— Тогда быстренько расскажи, что у вас происходит, и вместе решим, как с этим быть.
— Активная общественная жизнь у нас происходит, — усмехнулся Вадим. — Нет, серьёзно! Когда на кафедру Антон Пух пришёл, я нарадоваться не мог. Раньше наши умники в библиотеке штаны протирали и света белого не видели, а он их расшевелил. На пляж, в театр или кино, на выставку или танцы однокашников сагитировать — это он завсегда. Ну а потом как-то незаметно из всех развлечений остались посещения варьете да попойки у него на квартире. И что я могу с этим поделать? А ничего! В свободное от учёбы время каждый волен заниматься, чем пожелает!
Хмыкнув, я достал блокнот и уточнил:
— И прямо один человек так дурно на коллектив повлиял?
Секретарь ячейки хмуро глянул в ответ.
— Других предположений на этот счёт у меня нет.
— Антон Пух — это рыжий такой? — уточнил я.
— Знаешь его?
— Вместе инициацию проходили.
— Серьёзно? Я думал, ты старше!
— Нет, тоже третий курс, — сказал я и убрал блокнот, так ничего в него и не записав. — Ты мне вот что скажи: на собраниях этот вопрос поднимали?
— Снижение посещаемости обсуждали, разве что, — после недолгих раздумий сообщил Вадим. — Но без упоминания персоналий. Просто учащихся к ответственности призывали.
— Успеваемость тоже снизилась?
— Увидим по итогам сессии.
— По итогам сессии поздно будет, — покачал я головой. — Нельзя, чтобы вас обвинили в пассивности, это бросит тень на всю институтскую организацию. Надо действовать на опережение. Поднимите данные по количеству допущенных к сессии, сравните с прошлыми семестрами. Если увидите снижение, проведите задним числом собрание на этот счёт. Если нет, всё равно проведите, только уже исключительно о разлагающем влиянии Пуха, и направьте нам вчерашним числом. Только сделай всё до обеда, чтобы я в канцелярии зарегистрировал. Нас официально запросят, а сигнал уже есть и работа ведётся. Сделаешь?
Вадим поднялся из-за стола и протянул руку:
— Спасибо, Петя!
— Не за что! — без малейшего намёка на улыбку произнёс я и откланялся.
Выйдя за дверь, задумался, не возводят ли на Антона напраслину, тут-то на глаза и попался Миша Попович с опухшей физиономией и покрасневшими из-за недосыпа глазами.
— Привет! — усмехнулся я. — Ты чего так рано?
— Так это… — чуть заторможенно выдал мой сосед. — Консультация сейчас начнётся!
— Какая тебе ещё консультация? — хмыкнул я, взяв его под руку. — Ты и так всё знаешь. Идём!
— Куда ещё?
— Увидишь.
Отвёл я Нигилиста в буфет. Но там мы задерживаться не стали, только купили два стакана чёрного чая и вышли на улицу.
— Ну и чего? — озадаченно уставился на меня Попович.
— А и ничего, — усмехнулся я. — Пей чай, дыши свежим воздухом.
Так уж холодно сегодня не было, но стылый ветер мёл позёмку, и мой сосед мигом озяб. Зажав обеими ладонями стакан, Миша сделал длинный глоток, постоял немного и спросил:
— Петь, ну чего тебе, а?
— Много вас вчера гуляло?
— А какая разница? — удивился Нигилист, нахохлился и с вызовом произнёс: — Это моё личное дело, как я свободное время провожу!
— Милене это скажи! — отмахнулся я. — Меня интересует исключительно вчерашняя ночь. Так много вас было?
— Зачем тебе?
— Сначала ответь.
— Человек десять, — сказал Попович как-то не слишком уверенно. — Или пятнадцать. Там ещё девчонки с педагогического подошли, я их плохо помню.
— Где пили?
— На квартире у одного из наших. Ну это потом уже. Сначала в «Синей гусенице» сидели. Это варьете.
— Всех, кто там был, знаешь?
— Петь, да что случилось-то⁈ Ты можешь толком объяснить⁈
— Нет, — спокойно произнёс я, отхлебнув чая. — Но ты же понимаешь, что я не просто так к вам на кафедру пришёл и опрос провожу!
— Там что-то стряслось, когда я ушёл? — забеспокоился Миша.
— Именно там ничего не стряслось, — уверил я его. — Более того — все, кто был на той квартире, не могли в это же время находиться в другом месте, где и вправду могло кое-что случиться. Так кто именно там был? Когда пришёл, когда ушёл?
Попович начал перечислять имена, но тут же сбился и развёл руками.
— Да всех разве упомнишь? Кто-то приходил, кто-то уходил. А может, они и не уходили, а с барышнями в спальне уединялись. Я не следил!
— А кто может знать наверняка?
— Если только Антон Пух, — предположил Нигилист без особой, впрочем, уверенности. — Мы у него на квартире постоянно собираемся, а вчера все свои были вроде.
Я изобразил задумчивость.
— Ну не знаю, не знаю. — Затем похлопал соседа по плечу. — Может, и лишнее это. Ты пока о нашем разговоре не распространяйся, нужно будет — я сам Антона опрошу.
— Как скажешь.
Миша допил чай, и я забрал у него стакан, отнёс пустую посуду в буфет.
С девочками они, значит, уединяются?
Очень интересно. И если Милене об этом говорить определённо не стоило, то отразить в отчёте майору Городцу нужно будет непременно.
Всю первую половину дня я рыскал по студгородку в поисках людей из составленного вчера списка, а ещё посетил горбольницу и раздобыл там кое-какие сведения. Личное знакомство с барышнями из регистратуры и коробка шоколадных конфет до предела упростили получение нужных выписок, зато в канцелярии Службы охраны института меня послали куда подальше, там пришлось просить о содействии Евгения Вихря.
Когда я пришёл в студсовет, Касатон Стройнович уже заканчивал передачу дел председателю, но выслушать меня он не отказался.
— Что у тебя, Петя?
— Рогоз, — пояснил я. — Ты погляди, какой у этого горячего южного человека послужной список!
Касатон взял характеристику, выданную секретарём ячейки Февральского союза молодёжи, ознакомился с ней и хмыкнул, после начал просматривать подобранные мной документы — протокол заседания товарищеского суда, вытребованные в архиве заявления двух бывших пассий аспиранта с просьбой оградить их от преследований со стороны слишком уж ревнивого кавалера и свидетельские показания о целом ряде драк.
— Налицо систематическое нарушение общественного порядка! — объявил я и протянул полученные в горбольнице выписки. — Общее количество часов временной нетрудоспособности всех участников драк я не подбивал, но сумма получается приличная.
Стройнович вытащил из верхнего ящика стола счёты и защёлкал костяшками, оценил полученный результат и вновь хмыкнул.
— Петя, а чего ты так к нему прицепился? — спросил он, пригладив тоненькие ниточки усов. — Что-то личное?
Я покачал головой.
— Нет, был сигнал.
— Анонимный? — предположил Касатон.
— Можно и так сказать, — хмыкнул я. — Источник информации я раскрывать не стану.
Мой старший товарищ вздохнул и спросил:
— И что ты предлагаешь? Публичную порку устроить?
Я покачал головой.
— Мне сейчас за двоих работать придётся, не до того просто будет. Давай в оперчасть материалы вернём в связи со вновь открывшимися обстоятельствами? Если ты вчерашним числом заключение подпишешь, я договорюсь, чтобы дело обратно забрали.
В иной ситуации Стройнович у меня на поводу бы точно не пошёл, а так махнул рукой.
— Делай!
Я сел за печатную машинку и только заправил в неё лист, как распахнулась дверь и к нам заглянул Вадим с кафедры феномена резонанса.
— Не помешаю? — проформы ради уточнил он, входя. — Салют, Касатон! Петя, виделись.
— С чем пожаловал? — поинтересовался Стройнович, отвечая на рукопожатие.
— Да вот завелась паршивая овца, понимаешь! Держи!
Касатон листки брать не стал, покачал головой.
— С этим уже не ко мне.
— Я обещал вчерашним днём зарегистрировать, — сказал я. — Вадим, оставляй!
— Нет ну ты скажи, какую бурную деятельность развил! — покачал головой Стройнович и повторил за мной. — Да, оставляй, Вадим. Гляну. — А когда мы вновь остались в кабинете вдвоём, он усмехнулся: — Тоже сигнал был?