Страница 6 из 7
– Ха! Это будет трудно, он твердолобый, но я постараюсь. Ладно, дай мне подумать, что можно сделать, что сказать для того, что может заставить его изменить свое намерение, – ответил вождь.
Сатха вернулся в свой вигвам, а немного позже присоединился к Сайи и мне в вигваме Одинокого Вождя, и сказал нам, что он должен сделать. Белый Теленок тем временем послал за четырьмя или пятью вождями кланов, и после короткого совета было решено, что одна из его женщин пригласит Хромого Бизона попировать и покурить. Мы слышали, как она его пригласила, слышали его тяжелые шаги, когда он входил в наш вигвам, а потом вышли и сидели, в безмолвном волнении, ожидая его возвращения.
Мы ждали долго; угощение и курение, для последнего нужно было четыре раза набить большую каменную трубку; четыре – священное число, так что все это заняло несколько часов. Но наконец мы увидели, как он выходит, медленно, с серьезным выражением на лице, и, остановившись перед нами, он произнёс:
– Сатха и ты, дитя моё, я не смогу пойти с вами, повести вас через Хребет. Я нужен здесь, потому что уверен, что Вороны скоро выступят против нас, их будет много, чтобы отомстить за то, что Маленький Пёс со своим военным отрядом сделал с ними там, на реке Большой Головы, убив десять мужчин и забрав больше сотни лошадей. Да, Белый Телёнок и другие наши вожди уверены, что скоро они постараются нам за это отомстить, и хотят, чтобы я был здесь, чтобы возглавить своих Бешеных Псов, когда они появятся.
– Верно, вождь, верно; ты нужен здесь, – серьезным тоном ответил Сатха. – Но не волнуйся за нас; мы будем осторожны, мы будем упорны, и сделаем там, по ту сторону Хребта, все, что ты от нас ожидаешь.
– Хорошо. Когда вы выходите?
– Как только жрецы Солнца устроят нам священную хижину для потения.
– Ах! Попроси сделать это Хвост Красной Птицы; его трубка Лосиного Языка очень сильна, – ответил Хромой Бизон и пошел дальше.
Вздохнув, Сайи пробормотал:
– Отец мой! Будет ли он так же мудр, как храбр?
Хвост Красной Птицы с готовностью согласился устроить нам хижину для потения, и приказал своим женщинам построить её и нагреть камни для церемонии.
Потом, пока мы ждали окончания этого строительства, к нам вдруг подошёл Маленькая Выдра и сказал Сайи:
–Я собираюсь пойти вместе с вами на поиски твоей сестры.
– Нет. Ты не можешь пойти с нами, – был короткий ответ.
– Но я должен пойти, должен помочь найти её, потому что она должна стать моей женщиной.
– Не должна.
– Должна! Я говорил ей об этом.
– Она сказала нет, и ты ударил её по лицу.
– Этот удар ничего не значит, я должен пойти с вами, и я собираюсь забрать её, если она ещё жива.
– Маленькая Выдра, я руковожу поисками девушки, и нас будет только трое. Ты не можешь пойти с нами. Так что прекрати беспокоить нас и ступай своей дорогой.
– Ах! Ах! – сердито воскликнул он. А потом, злобно посмотрев на меня, прошипел: – Ты, Голова Орла, я видел, как ты целовал её! Ты больше не поцелуешь Питаки; она будет моей женщиной.
И с этими словами он ушел.
Сахта улыбнулся, Сайи вопросительно посмотрел на меня, и я сказал:
– Да. Я просил её стать моей женщиной; она отказалась.
– Лучше бы она стала твоей женщиной и была с нами здесь, в безопасности, – ответил Сайи, и после паузы добавил: – Следи за Маленькой Выдрой; у него злое сердце.
Хижина для потения, сделанная из ивовых прутьев и накрытая кусками кожи от вигвамов, была для нас готова, и Хвост Красной Птицы, старый, седой и морщинистый, ждал нас. Обнаженные, не считая одеял, в которые мы были завернуты, мы последовали за ним внутрь, затем передали одеяла наружу. Женщины закатили в хижину докрасна раскаленные камни, и мы затолкнули их в маленькую ямку в центре хижины. Затянув первую из священных песен Лосиного Языка, жрец Солнца окунул бизоний хвост в чашу с водой и тряхнул им над камнями, и тут же густой пар наполнил хижину, едва не задушив нас; вскоре наши тела стали мокрыми от пота. Одна за другой для всех нас были спеты четыре песни, а затем старик попросил Солнце хранить нас от всех опасностей, могущих ждать нас на нашем пути, и дать нам успех в том, что мы должны сделать. Потом женщины передали ему его набитую трубку и уголёк, чтобы её зажечь. Один за другим мы сделали по несколько затяжек через длинный чубук, выпуская дым к Вышнему и к матери-земле, молясь об успехе нашего предприятия. Затем, после того как ещё несколько песен и молитв, серьезных, спетых низким голосом песен обряда Лосиного Языка, от которых все внутри меня сжималось и которые, как никакие другие, будь то песни индейцев или цивилизованных людей, заставляли меня дрожать, были наконец спеты, старик сказал нам:
– Вот! Все закончено! Ступайте, дети мои. Идите, с вами сила Вышнего и моя магия Лосиного Языка. Идите, дети мои! Я буду молиться за вас.
Мы прекрасно знали, что он так и сделает. Каждый день за время нашего отсутствия он будет проезжать через большой лагерь, выкрикивать наши имена, петь священные песни и молиться об отсутствующих, не давая забыть о нас тем, кто мог бы забыть, если бы не его молитвы.
Забрав свои одеяла, мы поторопились к реке и окунулись в холодную воду, потом вернулись домой и оделись, оседлали лошадей, взяли нужные вещи и отправились в путь. Наши родственники, наши друзья, все находившиеся в лагере молча смотрели, как мы уходим, молча молились за успех нашего предприятия и благополучное возвращение; таков обычай черноногих много лучше, чем слезы, крики и причитания при прощании, как это принято у белых.
Поднявшись по долине реки, мы добрались до гор вскоре после полудня. Тропа была широкой и хорошо натоптанной, местами пыльной от прохода бизонов, вапити и оленей. Мы тщательно осмотрели её в поисках следов всадников, но смогли найти только следы прошлогоднего конского навоза. Сахта сказал, что соплеменники его матери редко ею пользуется, они предпочитают более простой путь через перевал Двух Талисманов3, когда нужно пройти из своей страны на бизоньи равнины. Бизоны все лето были многочисленны на её маленьких долинах и равнинах по пути до самого верха хребта.
Примерно в пяти милях выше по каньону река раздваивалась, тропа резко сворачивала и поднималась по её южному, меньшему притоку. Там, слева от нас, поток обрывался каскадами в большой глубокий пруд. Когда мы приблизились к нему, Сахта, который шел впереди, велел нам остановиться и посмотреть на него; там, на его краю, выдра, забравшаяся на скалу, внимательно смотрела в воду; внезапно она нырнула и почти разу же появилась вновь с большой форелью в зубах, и снова забралась на камень, чтобы попировать над своей добычей. Её мягкий мех плотно прилегал к её телу, когда она ныряла и плавала, делая её в это время самым гладким из всех животных.
– Это священное животное, оно мне нужно, – сказал Сайи. Но, едва он соскользнул с лошади, чтобы вернее прицелиться, выдра увидела или учуяла нас, тут же нырнула в пруд и больше не показывалась.
Амунис (Обёртывающий Мех) – так черноногие называют выдру, поскольку полоски её шкурки используются для того, чтобы обертывать и завязывать ими концы мужских кос, а жезлы с привязанными к ним полосками шкурки используются во время церемониальных танцев воинами сообщества Рогов. Кроме того, это животное, представленное шкуркой, является важной частью ритуала магии Воды и в церемонии Сеятелей Табака.
От водопадов тропа круто поднималась к обширному, протяженному каменистому плато, медленно повышавшемуся к хребту перевала. Мы прошли по нему к началу крутого каньона, уходящего на запад. Там тропа продолжалась под высоким утесом и через очень крутой сланцевый выступ, который кололся под копытами лошадей и осколки которого падали на дно каньона, который был около тысячи футов глубиной. Лошади с трудом преодолели этот участок, боясь поскользнуться на его ненадежной поверхности. Правда, шириной он был чуть более ста ярдов, дальше снова опора под копытами была надежной, и, обогнув поворот, Сатха остановил нас на поросшем можжевельником склоне и воскликнул:
3
Сейчас это перевал Марии. Белые долго его использовали, и сейчас по нему проходит линия Большой Северной железной дороги и шоссе Рузвельта. (авт)