Страница 2 из 123
Зато блог помогает в эссеистике, прививая навык доверительного общения и здоровой оглядки на читателя. Наибольшее доверие вызывает сообщение по следам непосредственных впечатлений блогера — и Кетро основывается на собственных переживаниях, не пытается ума занимать. Ее популярные колонки об отношениях, собранные в книгу эссеистики «Жизнь в мелкий цветочек», убедительны именно потому, что Кетро делает обобщения на основе личных наблюдений и жизненного опыта.
Кетро могла бы стяжать славу психотерапевта — особенно авторитетного потому, что ее ценности отвечают современному золотому стандарту жизни: независимость (финансовая и эмоциональная), карьерные перспективы в сочетании с творческой реализованностью (офисное рабство и жертвы во имя искусства не предлагать), жизнелюбие (подкрепляемое повседневными удовольствиями), личностный рост (конструктивные поступки на основе самоанализа). Но играть с аудиторией Кетро интересней, чем «лечить», и это чисто писательское свойство. В повести «Жена-лисица» она показывает возможности, которые блог предоставляет для авторского воображения: героиня заставляет тысячи людей следить за драматичными перипетиями выдуманной ею жизни простой женщины и спасает репутацию бездарного писателя, сочинив рассказ от его имени.
И снова противоречие. В блоге Кетро удалось создать достоверный, «живой» образ самой себя, избежав при этом банальной откровенности (известно, например, что она никогда не рассказывает о своем ребенке). Но в прозе ее попытки «вылепить из обычной глины простого и живого человека» («Жена-лисица») не так успешны. Реалистический антураж, подробности широкого мира только мешают блогеру писать о себе — и Кетро помещает свои альтер эго в заведомо условные ситуации. Чем дальше ее повествование от обыденной реальности — тем оно убедительней. История толстухи Мардж, которая в Америке будущего встречается с инопланетянами («Такой же толстый, как я») читается как емкая, мудрая и смешная притча о нравах современного общества, тогда как поучительная история изменщицы («Жена-лисица») производит впечатление гламурной фантазии про адюльтер.
Не исключено, что неровность стиля — выражение более глубоких колебаний автора. Марту Кетро мучает вопрос, который Интернет поставил перед литературой с особенной остротой: что важнее — искусство или успех, мастерство или социальная отдача?
Золушка от литературы, Марта Кетро ощущает себя self-madeписателем, состоявшимся в обход иерархий. Проблема в том, что писательское звание у нас если имеет какую-то ценность, то именно — иерархическую. Разобщенность высокой словесности и публики привела к тому, что успех автора у читателя в принципе не рассматривается как признак профессионализма. «Писательская» и «читательская» литературы не пересекаются — поэтому авторы постоянно оказываются перед неразрешимым выбором между социальностью и изысканностью, стилем и сюжетом, премиальными итогами и рейтингами книжных магазинов, наконец, профессиональным авторитетом и популярностью.
Культ литературы в России вытеснил культ творчества, а после советских десятилетий, когда писателя приравняли к госслужащему, в литературном деле привыкли видеть не призвание, а общественный статус. Почитайте плоды писательского самосознания рубежа веков: в свое время много обсуждавшиеся «НРЗБ» Гандлевского, «Андеграунд» Маканина, «Вперед и вверх на севших батарейках» Сенчина — везде вы встретите героя, мечтающего стать писателем, жаждущего литературной славы, которую он воспринимает как путь к благополучию, способ социализации.
Марта Кетро напомнила о писательстве как способе реализации: ее излюбленный, автобиографический персонаж — обычная женщина, осчастливленная литературой.
У Кетро репутация автора, пишущего о половых отношениях. На самом деле тема литературы в ее книгах звучит с той же настойчивостью, что и тема любви. Писать о литературном опыте ее побуждает растерянность: не в одном интервью, не в одной книжке проходит эта мысль — здорово было, конечно, прорваться к читателю через блог, но напрягает, что для профессионального сообщества она блогером и остается.
В выпущенной этой осенью «Книге обманов» четыре произведения — и три из них так или иначе посвящены самосознанию писательницы. И по происхождению, и по сути в них действует один и тот же персонаж. Потому и героиню везде зовут Ольга, а если не Ольга — то Мардж, Марго, про которую известно, что она «виртуал», альтер эго Ольги в Сети (как сама Марта Кетро — альтер эго безвестной, но реальной Инны, домохозяйки из Подмосковья). В образах Ольги и Мардж автор раз за разом проживает свое творческое посвящение: первые эксперименты с блогом, первый успех, внезапные тиражи, а потом — большую писательскую мечту.
И если биографический опыт попадания в литературу везде передан более-менее одинаково, то представления автора о цели, большом писательском призвании меняются от текста к тексту. Известная своими рекомендациями в вопросах брака и секса, влюбленности и измены, Марта Кетро вдруг сама просит совета.
Повесть «Такой же толстый, как я» иронизирует над статусом в литературе. Героиня мечтает быть безусловно признанным авторитетом, но попадает в фантастическую ситуацию и становится всемирно популярной — не как писатель, а как последняя толстуха на Земле. Героиня понимает, что ее переживания о статусе ничего не стоили и ее «тоненькие» книжки писались не ради успеха, а из желания пережить радость творчества.
«Жена-лисица» раскрывает природу этой радости. Два сюжета, любовный и творческий, переплетаются: героиня-обманщица водит за нос мужа, любовника и себя, играя личностями и чувствами, но в виртуальном пространстве ее склонность к иллюзиям получает высокое оправдание. Блог неожиданно воскрешает старинное представление о писателе как сказочнике, великом обманщике, ткущем из пустоты иллюзию плотного, живого мира.
Блог возвращает литературе не только радость игры, но и власть. Как слово наше отзовется — никогда еще автор не узнавал это с такой быстротой и очевидностью. Равно как и то, что «предугадать», подстроить отклик аудитории — ему дано. Героиня романа «Магички» вынуждена выбирать между радостью самовыражения и успехом. Таинственный Орден, объединяющий всех именитых писательниц от древности до наших дней, приглашает ее на литературные семинары. На занятиях начинающих писательниц обучают ни много ни мало «управлять сознанием читающего».
«Счастье — это когда что-нибудь делаешь и у тебя получается» («Магички»). Успех и есть подтверждение того, что — «получается»; автор, испытавший счастье востребованности, не согласится писать «для себя». Творчество и социализация связаны неразрывно: по логике современного медиамира, то, что не стало известным, не существует. Еще недавно казавшуюся устойчивой романтическую мифологию творчества (писатель-отшельник, культ искусства, игнорирование вкусов толпы) окончательно сменяет философия успеха.
Круг замкнулся: Марта Кетро попадает под обаяние писательского статуса, как и ее предшественники. С той только разницей, что авторы постарше добивались поощрения от институций (союзов, критиков, премиальных комитетов), а поколение блогеров заискивает перед читательской массой. Можно считать, что роман «Магички» — сатира с галереей более или менее узнаваемых образов известных писательниц, но автор слишком облизывается на их авто и платья, тиражи и хитрости, на сам их звездный статус, чтобы высмеять от души. Ее героиня строит из себя недотрогу — но тишком примеривается и к шляпе Петрушевской, и к миллионным экземплярам Шиловой, и к популярным колонкам Горалик, и к докторскому авторитету Соломатиной, ревниво изучает и незамысловатые писательские стратегии сверстниц.
Кетро комплексует, что не признана в качестве «большого» писателя, но, судя по всему, именно мания успеха мешает осуществлению ее мечты. «Яблоко, тепло, руки, серебряный, золотой, возлюбленный, август…» — героиню романа «Магички» прочили в пополнение Ордена потому, что в своих текстах она интуитивно использовала образы, причастные глубинной литературной памяти. Но фольклорной емкости не получается: образы, оторванные от почвы народного сознания, превратились к нашему времени в эмблемы, плоский значок. И Марта Кетро значками злоупотребляет, делая, скажем, ассоциацию героини с яблоком, яблочной свежестью такой устойчивой, что выходит не постоянный эпитет, а штамп. Вера в «начальные формулы» выдает профанное отношение к литературе: ведь по-настоящему писатель формулы не использует, а открывает. Но Кетро хочет легкого, быстродействующего успеха — и скатывается до того, что так и называется: формульная литература. То есть такая, где все предопределено и которая пишется, чтобы оправдать ожидания читателя.