Пошел ты, Снежный!

И сейчас, глядя на Макса, такого усталого и растрепанного, холодного, как Арктика, и внезапно кричащего от переполняющих чувств, я задумалась –что, если он мне правда нравится?

Почему я никогда не смотрела на Петю так пристально, что взгляд просто приклеивался к какой-то детали вроде шрама на руке? Я даже не могу описать Петин запах. Он просто пахнет дорого, но этот аромат не будит внутри чувств, не водит по закоулкам воспоминаний.

Петя потрясающий, ведь он дает мне все то, чего я ищу. Макс прав – Петю легко любить, но деньги тут совсем не при чем. Я верю, что наши чувства искренни друг к другу, и я точно всегда буду нужна ему и любима им. Но достаточно ли этого для счастья? И будет ли Пете достаточно того, что могу ему дать я?

Я могла бы долго размышлять на эту тему, скатываясь в пучину самобичевания из-за того, что я все еще не дотягиваю до Петиного уровня, стараясь не замечать, что мои глаза то и дело возвращаются к изучению лица Снежного, но тот, к счастью, сам все испортил.

– Хватит пялиться так, будто решила натурой возместить ущерб, – с кривой ухмылкой на губах прикрикнул Макс, а я закатила глаза так глубоко, что стало больно. И как я могла решить, что этот отвратительный клоун мог бы мне понравиться?

– Пошел ты! – крикнула я в ответ.

– Садись в машину, дальше веду я, – он сделал приглашающий жест, и я вернулась к раненому Опелю.

– Она на ходу? – удивилась я.

– Вот и проверим, – полярник пожал плечами, – Доехать бы до родителей, а утром в сервис. Осталось меньше часа езды.

Мы сели в автомобиль, который с кряхтением завелся. Я подтянула колени к лицу и снова уставилась на Макса, уверенно сжимающего руль. В полумраке его профиль выглядел даже немного опасно. Темная щетина, давно уже не трехдневная, острый нос, губы плотно сжаты и взгляд – ледяной и суровый.

– Я чувствую, как ты на меня смотришь, – не отрываясь от дороги, сказал парень, и я вздрогнула, поняв, что действительно пялюсь, изучая его черты. И постоянно борюсь с желанием сделать хоть один малюсенький набросок этого фактурного лица.

– Что ты там говорил перед тем, как мы врезались? – вдруг вспомнила я, – Что-то про чувства.

Лицо Макса приобрело какой-то хмуро-серый оттенок не то от дорожного освещения, не то от вопроса, которого он хотел бы избежать.

– Не бери в голову, – коротко кинул он, желая от меня избавиться.

И мне действительно хотелось бы не думать об этом, но я не могла перестать прокручивать в голове сказанные им слова. Что, если в тот самый момент он начал реализовывать новый этап своего плана по избавлению от меня. Макс понимает, что Петя сам не откажется от Полины Сочи. Значит, нужно быть хитрее и как-то отвадить саму Полину. Знаешь, что, Снежный? Тебе это не удастся.

– Мы едем в деревню? – я сменила тему и отвернулась от Макса. Тот коротко угукнул в ответ.

– Так ты тоже провинциал, который присосался к Пете? – усмехнулась я.

– Я москвич, – возразил парень, – По крайней мере, по прописке.

– Ну-ну, так я тебе и поверила, деревенщина, – передразнила я.

– Открой бардачок, – скомандовал полярник, и я повиновалась, – Там сверху мой паспорт.

С трудом сдерживаясь, чтобы не выдать своего любопытства, я взяла паспорт и равнодушно покачала его в руке. Из-за уголка кожаной обложки на мои колени выпал старый металлический кулон в форме сердца.

Грубоватая и потертая безделушка на вид. Я перевернула сердце и увидела выгравированное имя – Джульетта. Какая-то непонятная ревность кольнула внутри, и я поспешила вернуть бляшку на место, пока парень не заметил моего смятения.

– Открывай-открывай. Смотри место рождения и прописку, – напомнил Максим.

– Судя по характеру, родился ты где-то в адском пекле, – пробубнила я, раскрывая паспорт.

Так-так-так. Снежный Максим Леонидович.

– Серьезно?!Снежный? – удивилась я, – Это реально твоя фамилия? Я думала, Снежный – это просто глупая кличка.

– Это всего лишь моя глупая фамилия, – сыронизировал парень.

– Тебя на Север из-за фамилии сослали? – я хихикнула, рассматривая фото двадцатилетнего Максима. Юным он был очень милым, а сейчас оброс харизмой, стал по-мужски красивым. Если бы только не эта жуткая вредность!

– Твое чувство юмора вызывает у меня изжогу, – проворчал он.

– Изжогу у тебя вызывает блевотина, а юмор у меня нормальный, – я показала ему язык и вернулась к изучению паспорта, – Оооо, ты Скорпион! Ну теперь понятно, почему ты такой мерзкий!

Пете в феврале исполнился тридцать один год, и Макс догонит его в ноябре. Подумать только, полярник младше, но ведет себя так, будто он Пете в отцы годится.

– А ты, наверное, гадюка по гороскопу, – предположил парень, но мне пришлось его огорчить.

– Нет такого знака зодиака. Я Рыбы. Нежная и романтичная особа, чтоб ты знал, – я оттянула торчащую прядь волос и накрутила ее на палец.

– Для рыбы ты слишком много болтаешь.

Не обращая внимания на остроты своего попутчика, я вернулась к изучению паспорта. Полярник не соврал – он действительно родился и прописан в Москве. Даже не в области!

– Ладно, пусть ты и со столичной пропиской, но тачка у тебя такая, что и в захолустье днем с огнем не сыщешь, – ляпнула я и тут же ощутила чувство вины перед Опелем.

– Меня не привлекает роскошь, – честно признался Макс, совершенно не обидевшись на мои слова.

Помедлив, я понимающе кивнула. Богатство не просто не привлекало меня. Оно вызывало страх. Будто те, кому дано владеть деньгами, по закону баланса обязательно должны быть лишены чего-то другого. Чего-то очень важного.

– Почему твои родители в деревне где-то под Казанью?

– Мамина семья отсюда. Отец из Москвы. Родители познакомились в институте, поженились, потом появился я. Мы жили в Москве, пока баба Таня, мамина мама, не заболела, – Макс притих, будто окунулся в воспоминания, – Мне было лет десять, когда мы переехали в деревню. Потом армия и универ, так что я вернулся в Москву в старую квартиру, если тебе это интересно.

– А потом какая-то красотка разбила твое сердце, и ты уехал на Север? – предположила я, живо представляя, как печальный Максим врывается на вокзал и кричит «мне билет на ближайший рейс туда, где мне не будет так больно!». Пальцем я ковыряла металлический кулон с именем Джульетта, запрятанный за обложку паспорта, и отчаянно боролась с желанием спросить у Макса, кем для него была эта загадочная незнакомка.

– В тебе булькает романтичная рыба, – парень рассмеялся, – Никто мое сердце не разбивал. А Север у меня в генах, можно сказать. Мой прадед, геодезист, был задействован в освоении крайнего Севера. Он долго жил в Арктике, но уехал, когда…, – Макс на миг замолчал, и его взгляд сделался глубоко-печальным, – Он влюбился в студентку, когда в институте читал лекцию молодым географам. Это было уже в Москве.

– Выходит, любовь к женщине вытеснила Север из его сердца? – восхищенно пробормотала я, прижимая ладони к лицу.

– Да, что-то вроде того, – вместо того, чтобы упрекнуть меня в излишней романтичности, Снежный согласно кивнул.

– Ну надо же, – задумчиво протянула я, представляя себе далекого предка Макса.

В голове живо нарисовался образ высокого статного мужчины с длинной темной бородой. Он входит в аудиторию, громко постукивая тростью по деревянному полу. Отчего-то прадед Снежного представился мне хромым. Как знать, может, ему однажды пришлось бежать, спасаясь от белого медведя. Возможно, он споткнулся о корягу, торчащую из мерзлой почвы, распластался на земле и уже готов был встретить смерть, когда огромная косматая морда зависла над его лицом. Суровый хищник повел носом, вдыхая аромат двуного чужака, и вдруг, мигнув понимающим взглядом, отстранился. Полярный медведь почуял этот знакомый холодный запах Снежного и принял его за своего. За того, чья душа отмечена льдистым поцелуем Арктики.

– Эй! – позвал Макс, и я вздрогнула, вернувшись в реальность.

– Я задумалась.

– Я вижу. Что-то романтичное сочиняла? – усмехнулся парень, и я не смогла сдержать улыбки, вспоминая образ белого хищника.