Если ты простишь

— Ариш… — я кашлянула, пытаясь собраться с мыслями. — Ничем он не лучше. Я просто была в него влюблена когда-то давно.

Арина понимающе кивнула.

И вновь выстрелила в меня вопросом:

— А папу ты, получается, больше не любишь?

Она уже говорила нечто подобное в прошлый раз, но сейчас интонация была не утвердительной, а вопросительной.

Этот факт можно считать положительной динамикой?..

— Почему ты думаешь, что я больше не люблю папу? — ответила я вопросом на вопрос, стараясь придумать хоть что-то, что удовлетворило бы Аришку.

— Ну, иначе ты не уехала бы от него к другому мужчине. Точнее, от нас.

Я до боли закусила губу.

Если бы у меня была возможность вернуться в прошлое… То Лиде двухнедельной давности я бы накостыляла так, чтобы она сидеть не могла, не то что куда-то уезжать с Ромкой!

— Ариш, я ошиблась. Понимаешь… любовь бывает разной. Бывает любовь — как болезнь, из-за которой тебе плохо. И ты, с одной стороны, не можешь от неё отказаться, но с другой — болеть ею тебе тоже не нравится… А бывает любовь — выздоровление. Она от всех болезней лечит. У меня к твоему папе такая любовь. Я думала, что вылечилась, но увидела того мужчину — и опять заболела.

Я думала, что сочиняю всё это. Я и правда фантазировала, желая, чтобы Аришка поняла меня и оставила уже эту тему окончательно.

Но… только сказав вот эти слова — «любовь — выздоровление», — я поняла, что они правдивы.

Да и любовь — болезнь по отношению к Ромке, — тоже…

— А-а-а, — протянула Аришка, и мне показалось, что ей понравилось то, что я сказала. — Значит, ты болела… А теперь вернулась к папе, чтобы он помог тебе выздороветь?

— Да, — я кивнула, вновь ощущая, что не вру.

Если бы Вадим меня простил… он бы и правда помог мне выздороветь. От всего. И от Ромки, и от чувства собственной ненужности…

Но он ведь не простит.

— Поняла, — кивнула дочка и ускакала умываться перед сном.

36

Лида

Вадим вернулся в полночь.

Я к этому времени уже почти спала, сидя за кухонным столом. И когда он вошёл, не сразу сообразила, кто я и где нахожусь…

Опомнилась, как только Вадим, вздохнув, прошептал, подходя ближе к столу:

— Лида, ты с ума сошла? Зачем ты сидишь здесь вторую ночь подряд? Иди спать! Если тебе нужно со мной поговорить, написала бы в мессенджер, договорились бы, когда и где.

Я прерывисто вздохнула, ощущая, как глаза непроизвольно наполняются слезами.

— Я не могу.

— Что ты не можешь? — не понял Вадим. Взял графин, налил себе воды в стакан, сделал глоток — и закашлялся, когда я негромко ответила:

— Я не могу открыть переписку с тобой. Моё последнее сообщение тебе… я не могу его видеть.

Вадим молча поставил стакан на стол, и мне показалось, будто муж не знает, что ответить.

Нет, вряд ли. Вадим всегда знает, что сказать.

— Я просто хотела… — я запнулась и закрыла глаза, набираясь смелости. — Хотела извиниться… за утро. Я разозлила тебя, но я хочу, чтобы ты знал — я не пыталась этим тебя вернуть. Честное слово! Я просто… — Я всхлипнула и закрыла лицо руками, чувствуя, как по щекам бегут быстрые мокрые ручейки. — …Я просто увидела тебя и поняла, что соскучилась. Захотела… тебя… А потом осознала, что ты злишься, потому что давно не был с женщиной, и решила предложить… Это не было попыткой добиться твоего прощения, правда!

— Лида…

— Не надо, не говори ничего! — Я уже рыдала. Негромко, но отчаянно и горько. — Не нужно… Я хотела извиниться, и всё… Ты можешь меня не прощать! Да ты и не простишь, я знаю… Но мне нужно было извиниться, я ведь виновата…

Я совсем захлёбывалась слезами, поэтому не слышала, зато ощутила в полной мере, когда Вадим неожиданно сел рядом со мной на диван и… обнял.

Он, наверное, хотел просто слегка приобнять меня — но я тут же прижалась к нему изо всех сил, уткнулась лицом в грудь и… разрыдалась ещё пуще.

Потому что это было невыносимо!

Вадим вроде бы обнимал меня — но казался выточенным из камня. Он даже словно был холоднее, чем раньше…

Он пах моим мужем, самым родным человеком на свете, не считая Аришки, — и в то же время мне чудилось, что в этом аромате есть нотки духов какой-то чужой женщины… Вадим с кем-то познакомился в театре? Или во мне говорит ревность?

Я безумно хотела поцеловать его. Неважно куда — в щёку, в подбородок, в губы, да хоть в пуговицы на его рубашке, — но я знала, что, как только попытаюсь сделать это, Вадим встанет и уйдёт.

Поэтому просто продолжала сидеть, прижимаясь к нему, и плакать.

— Лида, перестань рыдать, — произнёс Вадим нарочито строго. Я знала такой его голос. Он всегда говорил так со мной, когда жалел меня, но старался утешить. — Я не сержусь на тебя за то, что было утром. И понимаю, что ты не пыталась мной манипулировать. Ты для такого слишком бесхитростна.

Я глубоко вздохнула, чуть сильнее сжимая пальцы на груди Вадима, — и неожиданно почувствовала, как его сердце забилось быстрее.

Он тоже реагировал на мою близость. Постепенно переставал быть камнем.

Только вот что это мне давало?

Конечно же — ничего.

— Пожалуйста, давай попробуем ещё раз… — прошептала я, зажмуриваясь от страха перед его ответом. — Дай мне одну попытку, прошу…

— Вот и сейчас ты действуешь абсолютно бесхитростно, — хмыкнул Вадим, но как-то невесело. — Ох, Лида… Я не хочу обижать тебя, правда. И быть жестоким с тобой — тоже. Но и быть вместе я тоже больше не хочу. Думаешь, я не понимаю, что ты и правда всё — перебесилась и больше не сбежишь? Понимаю. Но больше и не надо, мне хватило. Противно. Я не хочу ломать себя, пытаясь изображать счастье, жить с камнем на сердце. Да и смысла не вижу. Ты ведь не любила меня, Лида. Никогда не любила.

— Вадим… — я попыталась возразить, но он не дал — продолжил говорить:

— Я не обвиняю — всего лишь констатирую факт. За одиннадцать лет брака ты так и не смогла меня полюбить, вот и сбежала к своему саксофонисту при первой же возможности. Поэтому… давай разойдёмся мирно, хорошо? Не надо больше плакать. Вместе будем воспитывать Аришку, а в остальном… Ты и я — отдельные личности. Занимайся, чем захочешь, живи, как захочешь… Уверен, что через год ты скажешь: «Господи, как же хорошо, что я развелась».

Я была уверена, что не скажу.

«Живи, как захочешь»… Вадим не понимал, не верил, что я и правда не хочу жить без него. Я ведь ему весьма убедительно доказала, что хочу, сбежав на две недели, — теперь трудно поверить в обратное.

— Ладно, — прошептала я — потому что осознавала: прощения от Вадима упрямством я не добьюсь. — Давай разойдёмся…

— Ну вот и славно, — сказал Вадим быстро, отстранился и встал с дивана. — Я в душ, Лида. Ты тоже иди спать. Детали обсудим завтра.

И ушёл.

«Детали»…

Это никакие не детали. Из деталей можно что-то собрать.

А из наших отношений разве можно что-то собрать?

Это больше похоже на пепел.

37

Вадим

Приготовившись ко сну, я зашёл в кабинет.

Не мог отделаться от странного чувства, будто мне удалили часть сердца, но боль наконец ослабла или же стала настолько привычной, что я перестал её замечать.

Я уже собирался лечь, когда бросил взгляд на доску, куда вешал всякую всячину как по работе, так и просто для красоты.

Открытки «Возвращение блудного сына» и «Явление Христа народу» показались мне вдруг совсем неактуальными. Я их снял, оставив на доске пустое место для чего-то нового.

Девчонки на работе однажды рассказали мне про модные доски желаний. Я как-то отстал от жизни и был сильно удивлён, что эта бытовая «магия» настолько популярна.

Книги, блоги, товары, курсы — и чёрт знает что ещё существует на эту тему.

Люди всегда были склонны к поиску простых путей к счастью. Волшебная пилюля — намного более заманчивая идея, чем пахать как проклятый в надежде на успех. Да и сверхусилия совсем не означают гарантированной победы, чем бы ты ни занимался. И тем не менее количество людей, поверивших в эту халяву от Вселенной, всё равно безумно удивляет.