Страница 72 из 86
— И вас бы всех спалил… В камень… В песок, в молекулы, в атомы… — вновь поднял голову к земному спутнику, мерцающему на небосклоне жутким зеленоватым светом. — Чтобы было как на Луне… Да, да, именно так — в камень, в лаву… А что? Тварь я дрожащая или право имею?
Его губы искривились в жутковатой улыбке, больше напоминающей звериный оскал. И сразу же раздался его дрожащий смех. Окажись сейчас кто-то рядом, точно принял бы его за сумасшедшего.
— Ха-ха-ха! Право имею… Ха-ха-ха! Да, если бы Федор Михайлович все это дерьмо видел, то спятил бы… Ха-ха-ха! Конечно, имею право…
И чем он больше сидел на склоне обрыва, тем больше внутри него зрело убежденность в необходимости действия.
— Все это еще не конец… Не-ет, не конец… Даже не близко…
Еще неделю назад, и даже вчера, Теслин был глубоко убежден, что спасение матери и его самого в этом времени поставит точку на всей этой истории. Думал, что все закончится. Он обнимет маму, потреплет по вихрам свою маленькую копию, и успокоится. Но, оказалось, это был не конец.
— Это только лишь начало конца.
Он тяжело поднялся, выпрямившись во весь рост.
— Да… Я положу всему этому конец… Я вылечу это проклятое безумие… Или выжгу огнем, если не одумаетесь…
В его голове, наконец-то, сложилось некоторое подобие порядка. Появилась ясность по поводу того, что и как делать.
— А все-таки с Богом было бы лучше, — произнеся это с горечью, Теслин размахнулся и с силой запустил опустевшую фляжку в море. — Ведь хорошо, когда знаешь, что там над тобой кто-то есть…
Уже расцвело. Теслин быстро шел по выжженной земле.
— Иваныч⁈ В норме? — пожилой старшина с бронепоезда кивнул. После вчерашнего спуска в катакомбы подземного завода ему явно стало лучше. Вчера он, вообще, был никакой. Оклемался, значит. — Поднимай всех! Всех, всех, я сказал! У бронепоезда пусть соберутся.
Старшина несколько мгновение смотрел на него, а после сорвался с места. Понял, что командир и не думал шутить. Случилось что-то серьезное. И вскоре уже стали раздаваться его громкие крики:
— Подъем! Подъем! Хватит дрыхнуть! На том свете отоспитесь! Где караульный! Всех поднимай! Быстро, быстро!
Конечно, дело оказалось не быстрым. После продолжительного рейда и тяжелого вчерашнего боя бойцы чуть выдохнули. Многие приняли фронтовые сто грамм, а кто-то и двойную дозу. Про рабочих из подземного завода и говорить было нечего. Те, вообще, пластом лежали, с трудом находя в себе силы подняться на четвереньки.
— Подъем! Приказ товарища Теслина! — метался старшина, где криком, где оплеухами поднимая народ. — Бегом! Я сказал, подъем!
Почти час понадобилось, чтобы вблизи бронепоезда построились люди.
— Все, товарищ командир! — перед Теслином вытянулся старшина, кивая на неровный строй за своей спиной. — В строю сто десять человек команды бронепоезда «Красный мститель» и почти четыреста человек, освобожденных с полигона.
Теслина благодарно кивнул. Мол, спасибо, вставай в строй. Старшина, поправив немецкий карабин, тут же сделал шаг назад, присоединившись к остальным.
— Товарищи!
Старик медленно пошел вдоль неровного строя, внимательно вглядываясь в лица бойцов и обычных людей. Видел в их глаза самые разные эмоции — страх, отчаяние, надежду, радость.
— Мне тяжело это говорить, но еще ничего не закончилось, — шумно вздохнул. — Мы с вами находимся в самом сердце фашистских территорий, почти самое логово этого зверя. Здесь нацисты строили ужасное оружие, чтобы окончательно поставить весь мир на колени.
Оказавшись у края строя, он развернулся и пошел обратно.
— Я надеялся, что здесь все и закончится. Думал, что сравняем здесь все с землей, и опасность исчезнет, — Теслин махнул в сторону окружающей их выжженной поверхности. — Но я глубоко ошибался. Угроза никуда не делась. Все оказалось еще хуже, чем я думал. Этот полигон лишь один из многих, где нацисты делают дьявольские вещи. Таких мест много. Они, как нарывы, язвы, покрыли всю страну… Здесь ничего не закончилось.
Лица у людей окаменели. Многие еще час назад надеялись, что теперь они отправятся назад, домой, к родным. Они строили планы, радовались, думали о будущем.
— Мы страшно опаздываем. Пока вся страна, напрягая последние силы, строит танки, самолеты, выпускает снаряды, немцы готовят ужасное по силе оружие, от которого нет спасения, — Теслин показал на ворота подземного завода. — Вы все видели эти ракеты, но даже не догадываетесь об их разрушительной силе. Даже отсюда ракеты могут долететь до Ленинграда. Десятки, сотни таких ракет могут превратить город Ленина в развалины, не оставив камня на камня от нашей обороны…
Теслин рассказывал о новейших немецких разработках, которые могли полностью изменить ход мировой войны.
— … Они хотят превратить нашу страну в выжженную землю. А тех, кто не сгорит в огне, превратить в рабов. Наши дети и внуки навечно статут говорящей скотиной для немецкого господина. Вот какое будущее они нам готовят…
Замолчав, он остановился. Когда же пауза затянулась, из строя вышел старшина.
— Командир, а ведь наш старичок еще может послужить, — Иваныч быстро взобрался в кабину паровоза и с силой ударил по железной трубе рукой. Сразу же раздался гулкий звук, напомнивший колокольный звон. — Может двинем прямо в Берлин и вдарим главным калибром? А если немца слишком много, поставим еще пару таких орудий. Два, три, четыре пушки поставим. Надо будет, целую батарею поставим на колеса. А, командир? Пустим самому Гитлеру юшку?
И в этот самый момент массивная башня бронепоезда с хрустом повернулась. Откинулся люк и оттуда вылез чумазый механик. Чистый негр, одни только белые зубы сверкали.
— Иваныч дело говорит. Поставить еще пару башен, плевое дело, — механик погладил металл башни, густо покрытый вмятинами от вражеских попаданий. Только еще один тягач нужен. Иначе тяжело будет…
Многие из бойцов, стоявших у паровоза, тоже поддержали его криками. Но все сразу же умолкли, когда старшина поднял руку:
— Ты, товарищ Теслин, скажи нам, что делать. Голова у тебя светлая, в этих научных штуках лучше соображаешь. Покумекаешь, а мы все, как надо сделаем.
Теслин ответил не сразу. Стоял и просто смотрел на них, не замечая, как по щекам текут слезы. Ведь, они сами согласились идти в самое логово врага, где их не ждало ничего кроме смерти. И как их называть? Добровольцы, храбрецы, герои? Но отражают ли все эти слова ту степень решимости, самопожертвования?
— Спасибо… товарищи… Только вы должны знать, что у меня есть приказ возвращаться. Наше командование приказывает идти назад.
Не мог он сейчас сказать всю правду. Сказал лишь ее часть, решив, что так будет честно.
— Вы должны знать, что там вряд ли нас ждет победа, — Теслин взмахнул рукой в сторону запада. — Силы врага слишком неравны. Мы ударим в те места, которые охраняются лучше, чем сама Рейхсканцелярия. Нас будут ждать тысячи солдат, сотни танков и самолетов. Вы понимаете это?
Вновь воцарилась тишина, пока ее не прервал старшина.
— Знаем, командир, иначе бы не пошли за тобой, — глухо проговорил он. И не было в его голосе никакого картинного пафоса, а была лишь мужицкая решимость. Он, как и многие из бойцов, был готов по своей воле шагнуть в логово зверя, чтобы попробовать воткнуть в его бок вилы. — Не бойся, товарищ Теслин, мы ведь тоже не пальцем деланы. С твоими пушками всю эту нечисть под землю уложим. Каждому по два метра землицы достанется. А самого Гитлера на самом высоком столбе повесим, чтобы все видели. Так ведь, робяты?
И гул голосов стал ему ответом.
— Видишь, командир? За тобой пойдем. Сюда дошли, и до Берлина дойдем. Лишь бы наш железный конь не подвел, — старшина снова ласково погладил металл паровоза. Видно было, что, как к живому, относился. — Подлатаем наш паровоз и вперед попрем, немчуру гонять…
Теслин улыбнулся, смахнув слезу с лица. После тоже подошел к поезду.
— Нет, Иваныч, наш железный конь уже отслужил свое. Пора ему на покой, — он коснулся здоровенной рваной раны в железном металле, оставленной разрывом немецкого снаряда. — Да и не пройдет он там. Мы морем пойдем…