Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 86

Возле бывшего здания церкви я попросил водителя остановиться. С высокой колокольни был прекрасный обзор, и можно было осмотреться. Но, едва мы оказались на месте, как из церкви начали выходить люди. Больше трехсот жителей города — женщины, старики и дети, которые с укором и надеждой смотрели на нас. Думали, что в город вошли части Красной Армии.

Признаюсь, никогда еще мне не было так тяжело, как сейчас. Я с трудом смотрел в глаза людей, прекрасно понимая, что никаких военных частей за моей спиной нет. Особенно мне запомнился взгляд одного глубоко старика с клюкой, заслонявшего собой женщин и детей. На лацкане его пиджака висел георгиевский крест. Он с горечью сказал, что в первую германскую войну не пустил немца на русскую землю, а его сыновья и внуки — все отдали.

А что я мог ответить? Пуститься в бесконечные рассуждения о неблагоприятной стратегической обстановке, сложившейся на фронте? Но всем им нужно было совсем не это. Ясно же, что они видели во мне не оратора, а представителя той Красной Армии, о которой снимали хвалебные фильмы, ставили пьесы и пели песни. Я, конечно, же пытался все объяснить, успокоить. Просил уходить из города, пока была такая возможность. Но все было тщетно. Они не хотели покидать свои дома, свою землю.

Уже садясь в машину, я увидел поднимающийся к небу дым. Из-за рощи появился блиндированный паровоз, тянувший за собой вагоны с большими красными звездами на боках. Не было никаких сомнений, что в город въезжал советский бронепоезд. Я сразу же бросился к нему в надежде все прояснить. Десятки вопросов крутились у меня в голове: какая это часть?, какой приказ получил командир бронепоезда?, есть ли у него сведения о расположении врага? Но на станции меня ждало то, к чему я совсем не был готов.

На станции мне сразу же бросились в глаза необычные обводы и оснащение бронепоезда. Ничего подобного я не видел ни тогда, ни после. Между выпирающимися угловатыми броневыми листами во множестве змеились кабели невероятной толщины: одни толщиной в большой палец руки, другие достигали толщины запястья. Что это такое было? Телефонные кабели? Провода электрического освещения, идущие к зенитным прожекторам?

Еще более странным оказался командир бронепоезда, вышедший мне на встречу. Я ожидал старшего командира, но никак не гражданского, тем более в таком возрасте. Рассматривая этого странного старика, я находился в замешательстве. Он говорил об испытании какого-то непонятного и разрушительного оружия, о котором мне совершенно ничего не было известно. В его мандате за подписью верховного главнокомандующего не было ничего сказано об этом, но никакой фальши в его голосе я не чувствовал.

Я сообщил, что немцы прорвались по всему фронту, и новая линия обороны будет проходить восточнее города. Именно туда верховное командование стягивало все имеющиеся резервы и там планировало задержать противника до подхода основных сил. Услышав мой приказ об эвакуации ценной техники на восток, этот странный старик даже ухом не повел. Он уперся, как бык, сказав, что больше не сделает ни шагу назад. В его глазах в этот момент я увидел то первобытное отчаянное упорство, что заставляло советских бойцов грудью закрывать амбразуру дота, бросаться на упавшую рядом гранату, направлять самолет на колонну вражеской техники. Старик и не думал отступать, решив принять бой возле города.

В какой-то момент он прервал меня, закричав про танки. Мы все обернулись в ту же сторону, куда смотрел и он. На окраине Малоярославца, и правда, показалось несколько темных угловатых коробок, в которых угадывались силуэты немецких средних танков. Рядом с ними стремительно двигались мотоциклисты. Сомнений не было — в город вступили передовые части одной из моторизованных немецких дивизий.

Пожелав командиру бронепоезда удачи, я направился к автомобилю. Нужно было срочно уезжать, чтобы не оказаться в плену. Через несколько мгновений, когда я обернулся назад, моим глазам открылось удивительное зрелище.

Блиндированный локомотив с вагонами внезапно окутался голубоватой искрящейся пеленой. Это было потрясающе и волнующе. Бесчисленное множество мелких искорок кружилось вокруг эшелона, слепя глаза и заставляя их закрываться.





От удивления я вскрикнул. Мой водитель резко крутанул руль влево, едва не выбрасывая машину в кювет. Ничего не понимая, мы оба вышли наружу и стали с замиранием сердца следить за удивительными энергетическими сполохами, поднимающимися над составом.

Вдруг раздался громкий хлопок, напомнивший звук от близкого выстрела гаубицы особо мощного калибра Б-4. От оглушающей звуковой волны мы с водителем на мгновение присели и не сразу смогли прийти в себя, открывая рот и растирая уши. На наших глазах одна из башен бронепоезда расцвела ярко-алой короной, от которой в сторону города вылетел какой-то сверкающий сгусток. Мы не успели опомниться, как раздался второй выстрел, затем третий.

Когда ко мне вернулась способность соображать, я перевел взгляд на город. К моему дикому удивлению от высокой колокольни, что возвышалась в самом центре Малоярославца, не осталась и следа. На ее месте парила горячим воздухом большая груда каменных обломков грязного серого цвета. Вместе с колокольней чудесным образом испарилось и четыре немецких танка с десятком мотоциклов, что стали временным лагерем у церкви. В тот момент в моей голове вертелся лишь один вопрос: испытанием какого оружия я стал свидетелем? Будучи военным до мозга костей человеком, я испытал самый настоящий шок от исключительных возможностей этого оружия, способного на таком расстоянии испепелять целые городские кварталы.

От испытываемого мною шока я впал в самый натуральный ступор. Водителю, что безуспешно пытался докричаться до меня, пришлось несколько раз стукнуть меня по плечу. Только тогда я смог отвести взгляд от центра города, где в панике беспорядочно носились немецкие пехотинцы.

Сейчас я понимаю, что мне следовало сразу же со всех ног бежать в сторону этого странного локомотива. Я должен был немедленно все выяснить. Ведь, мощь оружия бронепоезда просто колоссальна и может сыграть особую роль в обороне Москвы. Однако эта мысль пришла в мою голову лишь тогда, когда состав начал движение вперед. Я, конечно, пытался привлечь их внимание, крича, махая руками и даже стреляя в воздух из пистолета. К сожалению, все было тщетно. Состав, набирая скорость, двигался на запад, в сторону территории, занятой врагом.

Состав еще несколько раз замедлял ход и, сотрясаясь всем «телом», давал очередной залп. Какой-то плотный сгусток сверкающего вещества с невероятной скоростью вылетал из ствола основной башни бронепоезда и отправлялся в сторону врага. Прильнув к биноклю, я с трудом верил своим глазам. Каждый из выстрелов приводил к тому, что гектары земной поверхности с каменными домами, деревьями, оврагами и хозяйственными постройками просто напросто испарялись. Наступающие немецкие части из мотоциклетов, бронеавтомобилей и грузовиков с пехотой исчезали, словно их никогда и не было.

Впоследствии, когда мои усилия по созданию заслона на пути танков Гота увенчались успехом, я не раз предпринимал попытки что-то узнать о том человеке. Мною были сделаны десятки звонков, написаны десятки обращения и запросов в наркоматы и специальные научные учреждения по поводу испытаний новейшего оружия. Отовсюду я получал неизменный ответ — «запрашиваемые вами сведения отсутствуют». Мои обращения в Кремль также натыкались на стену молчания. Лишь однажды, когда проявил излишнюю активность и лично обратился в наркомат государственной безопасности, я получил странный ответ. В письме за подписью заместителя народного комиссара содержалось несколько сухих строк о том, что народный комиссариат государственной безопасностью не занимается испытанием новейших видов оружия. На следующий день после получения письма мне позвонил сам Берия и настоятельно попросил, чтобы я перестал заниматься никому не нужными расспросами и отвлекать ответственных товарищей от важных дел.

Сейчас я понимаю, что мне сразу же нужно было обраться к верховному главнокомандующему за разъяснениями. Несомненно, товарищ Сталин должен был обладать всей полной информации об этом человеке и его разрушительном оружии'.