Страница 60 из 75
Основное качество Бога для человека анахаты — это то, что Бог исполнен любви и Он всеблаг, то есть все, что Он делает, есть благо для мира, хотя иногда кажется, что сейчас это не так; в действительности, по большому счету, если рассмотреть жизнь в целом, то всегда окажется, что все, что происходит с человеком, идет ему же на пользу и для него хорошо. Есть, однако, особые качества, которые представляется человеку анахаты наиболее важными и несущими возможность богосотрудничества, богосотворчества — это открытость и отзывчивость. Бог в наибольшей степени может послать поток благодати человеку или объекту, которые полностью раскрыты к окружающей среде и настроены на сопереживание ей, и то же условие дает возможность человеку в максимальной степени проявить свою благодать и дать ее миру в тех местах, где мир особенно в ней нуждается. Если человек открыт, если он постоянно прислушивается к внешнему миру и сопереживает ему, то тот же самый поток благодати приведет человека именно в то место и в то время, когда его личная, свойственная ему благодать, будет в наибольшей степени необходима миру и будет воспринята с наибольшей естественностью и возвратной любовью.
Кармы на уровне анахаты не существует, точнее говоря, не существует кармы в ее сколько-нибудь внятном понимании как закона причин и следствий. Как жизнь объекта, так и жизнь окружающего мира рассматриваются на анахате в целом, и поскольку такое рассмотрение находится вне возможностей человеческого разума, то и сколько-нибудь определенно сказать, какие причины вызывают какие следствия, здесь невозможно. Здесь, скорее, главенствует не идея справедливости и справедливого возмездия, а идея искупления верой или благодатью. Как бы ни были тяжелы обстоятельства жизни и то, что на других уровнях называется грехами человека, если он найдет свой поток благодати, то этот поток очистит его от любой скверны, от любых прегрешений и он во веки пребудет в Божественной любви. Никакого понятия «греха» на анахате не существует, там возможно лишь представление о том, что поток благодати несколько худеет и как бы понижает свое качество, но и это, с точки зрения анахаты, есть необходимый для человека опыт, который надо принять и прожить соответствующую часть жизни, воспринимая его как особый Божественный дар. Никто не говорит, что это легко, но то, что человек приобретает в результате подобного отношения, есть ни с чем не сравнимая ценность, которая приобретается только таким образом и никаким другим.
Этика. Этика анахаты — это в первую очередь ненасилие, но о нем можно говорить лишь условно, поскольку всякое явление человека или другого объекта в любую ситуацию уже является воздействием на эту ситуацию и определенным насилием над ней; таким образом, ненасилие анахаты есть ненасилие с манипурной точки зрения, что же касается энергии, которую человек анахаты вносит в мир, то она может быть очень велика и воздействует на него достаточно сильно и во многих случаях весьма определенно. Сам он воспринимает себя как сосуд Божий, то есть ощущает поток Божественной любви и благодати, идущий через него, как не имеющий к нему особенного отношения, — но это, конечно же, не так. Вся структура его личности и индивидуальности, все качества, которыми он обладает, модифицируют его любовь и делают ее вполне определенной, и то же можно сказать о потоке благодати, который идет из мира к нему.
Говоря на обычном языке, человек анахаты хочет, чтобы всем было хорошо, и у него есть большой потенциал для того, чтобы смазывать заржавевшие шестеренки кармы, для того, чтобы смягчать противоречия, делать антагонизмы не такими острыми, а сотрудничество, идущее со скрипом, превращать в гладкое. Все это происходит в его присутствии, но совсем не обязательно при его прямом посредничестве. Вообще, анахата предполагает неуловимо тонкое по сравнению с манипурой действие, и чаще всего на материальном плане этот человек не появляется слишком надолго и его действия неочевидны: на социальные ситуации воздействует его мягкая улыбка и тихий голос, который производит сильное впечатление на окружающих, но это впечатление идет не от самого человека, а лишь косвенно связано с ним. Он вызывает у окружающих определенный отзвук во внутреннем мире, и они на минуточку делаются лучше, добрее, а иногда в них может пробудиться совесть или обостриться чувство долга, дремавшее в течение многих лет.
Человек анахаты обособлен в мире, он не сливается с ним и, более того, не ставит это своей целью. Он несет в мир то, чего в мире нет, и поэтому должен быть от него отличен; с ним трудно войти в слишком плотный контакт, он его всегда избегает. Для него характерна непривязанность и к синтетическому, и к качественному, и к предметному уровням, он не настаивает на своем имени, на своих добродетелях или пороках, он не привязан к материальному плану бытия. Главное для него — это его благодать, и если она уходит из какого-либо объекта, он спокойно расстается с ним; если она частично уходит вместе с каким-либо объектом, он терпеливо ждет, пока она не появится в новом виде или ищет ее в тех местах, куда его ведет его жизненный поток.
Модальности времени. Анахата — это уровень, на котором начинают происходить чудеса. При сильном включении анахатного потока обычные пространственно-временные ограничения, свойственные первым трем эволюционным уровням, перестают действовать. Человек может оказаться в любом другом месте, или другом времени просто силой благодати, которая ведет его по миру: там, где его благодать нужна, там он и оказывается. Пространственные и временные ограничения действуют на него гораздо слабее, в каком-то смысле на анахате их нет.
Очень своеобразно анахатная энергия проявляется в отношении человека к прошлому, как своему, так и других людей. Свет любви, обращенный в прошлое, способен полностью переменить его видение, изменить перспективу таким образом, что прошедшее перестает его мучить, а вместо безобразного начинает казаться если и не прекрасным, то, во всяком случае, необходимым и органично присущим его судьбе. Вообще, уровень связности как собственной судьбы, так и мира, который может быть явлен человеку на анахате, существенно превосходит тот уровень связности, который достигается или, можно сказать по-другому, утрачивается на манипуре.
На муладхаре сам по себе объект связен, так как он представлен лишь своим именем, представлен как таковой; на свадхистхане объект облекает себя системой качеств и тем самым теряет связность, поскольку эти качества не образуют единой системы и поскольку сущность объекта отлична от набора его качеств, и тем самым сущность отделяется от качеств. Еще больше эта несвязность развивается на манипуре, где объект оказывается состоящим из большого количества частей и элементов и, несмотря на то, что между ними имеются многочисленные связи, ощущение единства в очень большой степени ослабевает. На анахате объект оказывается единым, и хотя это ощущение единства еще очень смутно, но, что оказывается важнее, единым становится и окружающий мир. При сильном анахатном включении у человека пропадает разница между собой и миром, они как бы сливаются в смутное, но единое целое.
В той же мере, в какой человек анахаты способен изменять свое прошлое, любовно вглядываясь в него, он способен и предвидеть будущее, как свое, так и чужое. Это видение, однако, не слишком конкретно. Оно, как и все на анахате, дается ему не как систематически действующий фактор, то есть не как инструмент, который никогда не дает сбоев (что характерно, например, для вишудхи), но как спонтанно возникающее откровение, приоткрывающее человеку анахаты на мгновение ту или иную часть будущего и дающее связь его с настоящим, — однако власти над подобного рода видением у человека анахаты нет. Оно дается ему спонтанно, почти независимо от его воли и в качестве одной из разновидностей благодати, которую непрерывно посылает ему мир; однако характер или качество этой благодати человек почти не регулирует. Впрочем, ему свойственна непривязанность, то есть человек анахаты не застревает на том, на чем фиксируется человек муладхары, анахаты, манипуры: он не застревает на своих взаимодействиях с окружающей средой, которая никогда не кажется ему критической и требующей полного сосредоточения для выживания, он не застревает ни на своих качествах, ни на предметном содержании своей жизни, и поэтому он непривязан; с точки зрения манипуры, он необыкновенно свободен, его трудно ухватить за бока и развернуть нужным образом. Непостижимым образом он всегда оказывается чуть поодаль, чуть в стороне от любых сетей и арканов, которыми свадхистханный и манипурный мир привязывают к себе человека.