Любовь сама выбирает

Джоанна ссылалась на усталость, но знала, что не сможет заснуть. Желудок свело судорогой, и сердце билось неровными толчками. Она отнесла кофейный поднос на кухню и поднялась по лестнице. Габриель догнал ее, когда она дошла до галереи.

– Куда ты меня положила? – Он криво усмехнулся. – Уверен, что не в своей комнате.

– Вряд ли это возможно. – Она почувствовала, как вспыхнуло ее лицо.

Но Габриель не смотрел на нее. Он пристально глядел на дверь, которая вела в хозяйские комнаты. – И надеюсь, не туда. – Его голос дрогнул.

– Нет, – быстро сказала она. – Пока… в твою старую комнату.

Он стоял не шевелясь, его взгляд не отрывался от закрытой двери, как будто в этот момент ничего больше для него не существовало. Неожиданно на его лице появилось затравленное выражение, и темно-желтые глаза наполнились болью.

Леопард ранен, внезапно подумала Джоанна. И почувствовала, как ее боль, ее горе отзываются на это немое страдание. Ее рука потянулась к его руке.

Вдруг дверь между первым этажом и галереей открылась и вышла Синтия. Она была одета в белый атласный пеньюар, волосы свободно лежали на плечах, ненакрашенные глаза покраснели, как будто она плакала часами, не переставая.

Синтия посмотрела на Габриеля, и ее рот задрожал.

– Мне послышался твой голос, – сказала она хрипло. – Слава Богу, ты приехал. Это так ужасно! Габриель, дорогой…

Она подбежала к нему и уткнулась лицом в плечо, вся дрожа. Габриель обнял ее. Превосходное представление, подумала Джоанна хладнокровно. Однако у нее не было ни малейшего желания досматривать его до конца.

Она повернулась и пошла в свою комнату. Закрыв за собой дверь, она рассчитывала избавиться от образа Габриеля и Синтии, слившихся в объятии. И с пугающей уверенностью вдруг поняла, что это невозможно.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Скоро все закончится. Эти слова, как заклинание, все время крутились в голове Джоанны, когда она обменивалась на прощание рукопожатиями с людьми, пришедшими на похороны.

Она стояла в боковом приделе вместе с Габриелем и, даже если кое-кто обменялся многозначительными взглядами и тихими комментариями, не заметила этого. Единственным, что отвлекало внимание от утешительных слов печали и прощания, были показные глухие рыдания Синтии. Но ее поведение было невыносимым всю неделю, подумала Джоанна устало.

Мачеха, назначив себя самым близким родственником покойного, досаждала персоналу постоянными требованиями. Она критиковала все приготовления к похоронам, от выбора гимнов до угощения, не предлагая, однако, ни какой-нибудь альтернативы, ни помощи.

И при этом не выпускала Габриеля из виду. Он не особенно и возражал, справедливости ради признала Джоанна, хотя в прошлом никогда не уделял ей много внимания. Но и Синтия тогда была занята охотой на Лайонела.

Теперь она даже убедила Габриеля отвезти ее в Лондон – под предлогом, что у нее нет ничего подходящего из одежды для похорон. Несомненно, она также уговорила его заплатить за груду пакетов и коробок, которые привезла с собой. Наблюдая, как она спускается по лестнице этим утром, задрапировавшись с головы до ног в черное и водрузив на голову шляпку с вуалью, Джоанна надеялась, что Габриель видит: его деньги потрачены не зря.

Все эти дни Синтия, этакое «трогательное воздушное создание», расположившись на одном из диванов в гостиной, принимала соболезнования, как будто она была вдовой Лайонела. Или будущей женой Габриеля.

Увидев Синтию в действии, Джоанна больше не могла сомневаться в серьезности ее намерений. Это не имеет значения, говорила она себе спокойно. Это не может иметь значения, потому что, когда это случится, я буду далеко отсюда.

Люди начали разъезжаться, и, пока Габриель прощался на улице с последними гостями, Джоанна воспользовалась возможностью подняться в свою комнату. Осталось еще одно тяжкое испытание – оглашение завещания, и она сможет начать новую жизнь.

Джоанна медлила у окна, не желая спускаться вниз, хотя и знала, что Синтия уже мучает Генри Фортескью своими утомительными излияниями и он оглядывается по сторонам в поисках спасения.

Снег шел всю ночь и до сих пор тонким слоем лежал на полях. Небо оставалось серым, пейзаж за окном казался унылым и безжизненным. Как и я, подумала она с иронией.

Отвернувшись, Джоанна со вздохом оглядела свою комнату. Она уже начала собираться, откладывая в сторону элегантную одежду и костюмы для коктейлей, которые отправятся в местный благотворительный магазин, и, упаковывая самые необходимые вещи в старый чемодан, с которым она приехала сюда годы назад. Не в элегантный и шикарный, с которым они ездили в Африку на медовый месяц. Он останется здесь вместе с ее драгоценностями, уже уложенными в кожаный футляр. У нее останется только обручальное кольцо, да и то на время.

Она уже просмотрела объявления в газете графства, ища должность экономки с постоянным проживанием, и написала письма в несколько наиболее подходящих семейств. Если все пойдет хорошо, ей удастся уехать отсюда в течение недели.

Как она будет скучать по этой комнате и по самому дому, который стал ее убежищем. Конечно, будет скучать и по поместью, хотя оно уже начало меняться. Когда был жив Лайонел, здесь всегда было шумно, в звонком воздухе смешивались веселые голоса, смех, лай собак.

Теперь атмосфера изменилась – она как будто начала вибрировать.

Кабинет Лайонела стал неузнаваемым. На следующий день после возвращения Габриеля привезли компьютер и все средства электронной связи, какие только известны человеку. Старый стол отодвинули в сторону и на его месте воодрузили большой и современный, заставленный оборудованием и напоминающий центр управления полетами в Хьюстоне. Было совершенно ясно, что Габриель собирается превратить поместье в филиал своего офиса, следовательно, в будущем уже не будет ссылаться на неотложную работу, чтобы улизнуть из дома, подумала Джоанна. Возможно, неограниченная свобода уже не так много значила для него.

Он все взял под свой жесткий контроль, и только однажды Джоанна увидела его беспомощным. Прошлым вечером она шла к себе, когда заметила свет в комнате Лайонела. Она спустилась по коридору, зашла в открытую дверь и увидела, что Габриель стоит на коленях у кровати отца, уткнувшись головой в скрещенные руки и содрогаясь всем телом.

Первым ее порывом было подойти и утешить мужа, прижать его голову к своему плечу и дать ему выплакать свое горе в ее объятиях.

Но, конечно, она не сделала ничего подобного, просто вышла на цыпочках из комнаты, вытирая слезы, и вернулась к себе.

Она посмотрела на обручальное кольцо, которое нервно крутила на пальце. Можно снять его прямо сейчас. Приличия соблюдены, и больше нет причин, чтобы его носить. Она пыталась снять его, когда раздался короткий стук в дверь и вошел Габриель.

Он никак не мог заметить, что она делает, но все равно Джоанна вспыхнула и спрятала руки за спину.

– Я не сказала, что можно войти.

– У тебя какие-то планы, дорогая? – спросил он с насмешкой и поднял брови, увидев наполовину упакованный чемодан.

– Я должна думать о будущем, – ответила она, сохраняя спокойствие.

– Исчезла страховка в лице моего отца? – Он бросил на нее задумчивый взгляд. – За этими стенами ты найдешь холодный и жестокий мир, Джоанна.

– Жизнь и здесь не всегда была сплошным праздником.

– Извини, с этого момента я постараюсь быть большим затейником.

Она покачала головой.

– Не нужно. Я не пробуду здесь так долго, чтобы оценить это.

– Ты не отложишь свой побег, чтобы присоединиться к нам в гостиной? Ты заставляешь всех ждать.

– Тогда, пожалуйста, начинайте без меня, – ответила она с преувеличенной вежливостью.

– Неделя была адски тяжелая, – сказал Габриель ровно. – Но тебе придется спуститься в гостиную и выслушать последнюю волю Лайонела со всеми остальными. Потому что ты все еще моя жена и твое место рядом со мной. По крайней мере на данный момент.