Страница 20 из 52
Двор ограждал низкий деревянный заборчик, сам же дом казался большим для одинокого хозяина. Спешившись, они огляделись, никого не заметили. Спустя пару минут, видимо услышав стук копыт по иссушенной солнцем дороге, к ним вышел с заднего дворика хозяин, невысокий полный мужчина, примерно одного с капитаном возраста. В руке он держал ведерко с зерном, наверно, кормил домашнюю птицу. Поздоровавшись с путниками, он подошел ближе и в этот момент Зонтик под рубахой зашевелился и, выказывая любопытство, высунул голову из-за ворота. Увидев или почувствовав приближающегося мужчину, текториумная ящерка подняла капюшон и зашипела, замерев эдаким истуканчиком на плече. Англичане удивленно переглянулись, Кальвадос и вовсе растерялся. Лишь пасечник принял все как должное:
- А разве время проверок сократили? Ко мне из Второго отдела уже приезжали месяца три назад, - удивленно сказал мужчина.
- Так вы подопечный СОУП, - поняв, что к чему сориентировался Бертон и в качестве подтверждения своей деятельности показал жетон с изображением инги. – Мы тут проездом, но дела, к сожалению, заставляют задержаться на пару дней. Мы у ер Варры остановились, но места у нее не так много поэтому просим вас о гостеприимстве. А раз вас уже проверяли, то мы займемся лишь своими делами.
- О, конечно, конечно, - заулыбался толстячок, - меня зовут Россо Броли. Можете располагаться хоть сегодня. Своих лошадок у меня нет, но под этим навесом, - пасечник указал в сторону небольшого загончика с крышей, - им вполне будет удо….
Тут Зонтик, до сих пор сидевший неподвижно на плече у парня, внезапно подпрыгнул и ловко схватил пастью пролетающую мимо толстую медоносную пчелу. Приземлившись назад на плечо, он облизнулся, опять раскрыл капюшон и зашипел на пасечника, при этом вращая глазами в разные стороны в поисках пролетающих мимо вкусных пчел с медом.
Россо Броли от негодования вначале остался стоять с открытым ртом, позабыв закончить фразу, потом его лицо начало стремительно краснеть и наконец после того, как оно стал почти фиолетовым он гневно заговорил:
- Молодой человек я попросил бы вас держать вашу жабу поглубже у себя в… в кармане или где вы там держите это мерзкое создание! – от гнева он почти хрипел и указал дрожащим пальцем на ящерку Кальвадоса. – Если ЭТО еще раз попробует схарчить моих пчелок, я на него и на вас найду управу! Я человек мирный, но никому не дам ни себя, ни моих медоносок в обиду!
Несмотря на то, что Николай не понял практически ни одного слова из гневной речи мужчины, он догадался - пасечник жутко разозлился из-за того, что его Зонтик слопал насекомое, и даже вроде как угрожает им обоим.
- Спокойнее уважаемый, - встрял в разговор англичанин, - не надо так волноваться. Ни ящерица, ни тем более парень, ни в коем разе не хотели вас обидеть, и впредь обещают вести себя достойно. Мы сегодня уже наверно переночуем на мельнице, все же кое-какие вещи там оставили, а уже завтра с утра, если ваше предложение все еще в силе прибудем к вам.
- Конечно, конечно, - Россо Броли быстро сменил гнев на милость. - Я всегда рад видеть служащих СОУП, особенно если они ведут себя вежливо и культурно. - И он незаметно для окружающих бросил на Кукушкина весьма злой взгляд.
После того как Николай убрал питомца в карман, англичане еще немного поговорили о делах с пасечником, который снова стал улыбчивым толстячком. Однако молодому Кальвадосу нет-нет да чудилось, что он кидает в его сторону совсем не дружелюбные взгляды. Солнце садилось и вскоре чистильщики поехали обратно на мельницу.
Ночь, проведенная на мельнице, запомнилась Кальвадосу надолго. Причем запомнилась не с хорошей стороны: всю ночь молодого человека мучали страшные кошмары, он то проваливался в серые липкие объятия полусна-полуяви, то задыхаясь, пытался разорвать их. И даже сквозь сон чувствовал на себе цепкий, нехороший взгляд, и голос, чей-то вкрадчивый, тихий, но очень настойчивый голос нашептывал ему что-то о смерти, избавлении, о том, что не жить ему более спокойно в этом мире.
Парень бы с удовольствием проснулся, но как он ни старался, сон не отпускал его. Он даже пробовал закричать во сне, ведь крик помогает разорвать оковы сна, но лишь беспомощно приоткрывал рот как рыба, вытащенная на берег сильной и беспощадной рукой рыбака.
Уже ближе к рассвету кошмары обрели невиданную силу, черный смерч метался, кружился у него в голове, вызывая пульсирующую боль, которая казалось, готова разорвать мозг. Внезапно в сердце кольнуло, да так сильно, что боль докатила до левой руки и шеи, за первым уколом последовал еще один, и еще, и каждый следующий становился продолжительнее.
Молодой человек вдруг отчетливо понял, что он уже давно не спит и все что с ним сейчас происходит это не ночной кошмар, который развеется с первыми лучами солнца.
Смерть. Смерть пришла за ним, и сжимает своей костлявой рукой его сердце, и нет спасения. Грудь молодого человека перестала опускаться и подыматься - воздух до этого с легким хрипом выходящий из легких перестал идти, дыхание прекратилось, а сердце, последний раз робко стукнув, остановилось.
И вдруг настолько сильное желание жить всколыхнулось и поднялось в нем, что даже черный смерч на мгновение остановился. Воспользовавшись этой заминкой, Кальвадос собрал всю свою волю и жажду жизни в кулак, мысленно ударил невидимого костяного жнеца с немым криком: «НЕТ!» - и тот отступил. Окрыленный этим успехом молодой человек обрушил свою волю на черный вихрь, яростно гася его, разрывая в клочья, развеивая и сжигая своей жаждой жить.
Через секунду он судорожно вздохнул, легкие наполнились свежим ночным воздухом, проникавшим через приоткрытое окно, а его сердце снова застучало, вначале неуверенно и тихо, но постепенно все громче и быстрее, разгоняя застывшую от ужаса кровь по венам.
Освободившись от черных липких оков чужой воли, Кальвадос с трудом открыл глаза. Все болело, такое впечатление, что его очень долго и тщательно избивали, стараясь не пропустить ни единого миллиметра тела. Голова гудела, в груди сердце билось с такой силой, что словно пыталось выбраться наружу, пробивая путь через рёбра. Однако он все еще жив, и это чувство переполняло его радостью, пьянило не хуже алкоголя, от всплеска адреналина кружилась голова и дрожало все тело.
На улице светлело, хмурый рассвет не менее хмурый Кальвадос встретил сидя на кровати, скрестив ноги и закутавшись в одеяло. От событий этой ночи веяло откровенной чертовщиной, и молодой человек не знал, как себя вести. С одной стороны его первым порывом было тут же разбудить крепко спавших чистильщиков и все им рассказать, с другой стороны как его историю воспримут англичане? Не подумают ли они, что он немного сумасшедший, или что еще хуже - трус, впадающий в истерику от ночного кошмара. А может – случилось психологическое расстройство после новости о попадании в другой мир?
Так ничего и не решив, он остался сидеть на кровати и ждать пока его знакомые сами проснутся. Просидев около получаса и раз триста прокрутив в голове случившееся с ним ночью, парень окончательно себя убедил в том, что это не просто сон и обо всем надо рассказать капитану.
Проснувшись, капитан и капрал увидели Кальвадоса, укутанного с головой в легкое одеяло, хотя в комнате было довольно тепло. Он сидел, сгорбившись на кровати и поджав под себя скрещенные ноги.
Вначале вечно веселый Роберто начал подшучивать над парнем, что он не выспавшийся и испуганный из-за живущих на мельнице чертей - именно они крылья мельницы крутят и сны баламутят. Ир Алессоро сперва тоже улыбавшийся шуткам здоровяка быстро заметил, что Кальвадос очень плохо выглядит, не на шутку испуган, а его взгляд не вполне осмысленный. Он велел капралу замолчать, а Кальвадосу не бояться и рассказать из-за чего он сам не свой.
Молодой человек, неуверенно запинаясь начал описывать свой кошмар, но постепенно видя, что чистильщики и не думают над ним смеяться, а наоборот очень серьезно и внимательно его слушают, все больше и больше вдавался в подробности. Когда он, наконец, закончил свое повествование, то почувствовал даже некоторое облегчение из-за того, что его восприняли серьезно и не смотрят как на психа или паникера. С другой стороны, если чистильщики восприняли это серьезно, значит, они сталкивались с чем-то подобным, и он по-настоящему мог умереть, а это пугало еще больше.