Невеста хозяина подземелья

– Зс-ачем? – намеренно касаюсь языком щеки.

– Что зачем? – переспрашивает дрожащим от страха голосом, кажется, даже дышит реже.

– Зс-ачем потрево-с-жила древние камни? – с трудом сдерживаю желание надавить сильнее.

– Это не я! – визжит, пытаясь вывернуться.

– С-что тс-ы несёшь, человечка? Откуда тс-ы здесь? – ужасно злит этот нечленораздельный лепет.

Глаза широко распахнуты от страха, сердце бешено колотится в грудной клетке. Я чувствую пульс. Мой змей очень хочет попробовать ее на вкус, вдыхать запах страха, ловить сбитое дыхание. Усилием воли возвращаюсь в реальность, вслушиваясь. Что-то говорит про замужество. Хочет стать женой? Чьей? Или Улаш соврал, и кто-то из невест отстал от процессии? Не похоже… Ладно, разберусь потом.

Разворачиваюсь, чтобы вернуться в Царство. Здесь нам делать нечего.

Девушка кричит, вырывается, что сильно осложняет путь. Все время боюсь или выронить её, или придушить. Возникает даже кощунственная мысль приложить слегка о камни свода. Но снова есть риск не рассчитать силы.

Вход в Нижнее Царство охраняет древняя магическая печать. Чтобы провести кого-то, необходимо совершить обряд жертвоприношения. Духи Подземного мира тысячи лет принимают кровавую дань моего народа за право обзавестись женой. Останавливаюсь, скептически рассматривая вырывающуюся девушку. Не сомневаюсь, что если её отпустить хоть на секунду, обязательно покалечится. Она даже пару раз пробует прокусить твердую чешую.

Решение приходит неожиданно. Провожу языком по голени, собирая капли свернувшейся крови. Девчонка пронзительно взвизгивает, теряя сознание, видимо, от страха. Надо же, нежная какая… Черчу языком символ перехода на камне. Вообще, кровь должна быть свежей, но не грызть же девушку ради этого. Проход пару раз мигает голубоватым светом и открывается. Нижнее Царство признает ее достойной.

На женской половине ещё все спят. Вокруг тишина, так несвойственная этому месту.

– Няня, – тихо зову, проходя в комнату.

Рухама вздрагивает, прерывая молитву, а потом зажимает рот ладонями, видя девушку на моих руках.

– О, Рит! – причитает пожилая женщина. – Кто это? Мальчик мой, что случилось?

– Позаботься о ней, няня, – осматриваю скромную комнату, ища, куда сгрузить ношу, – Пока никто не должен знать о ней.

– Рит, почему у девочки кровь?

– Это не я! – сразу пресекаю глупые домыслы. – Мне давно не десять лет, могу прекрасно контролировать змея.

Няня осуждающе качает головой, поправляя подушку на единственной кровати.

– Твоя мать, Рит, – женщина надевает чёрный платок. – От неё сложно что-то скрыть в гареме.

– Разместим её в восточных покоях, – принимаю решение.

– Госпожа Кальяни будет в гневе, – качает головой. – Она хозяйка.

Сжимаю челюсти до хруста. О, великий наг! Дай терпения с этими женщинами!

– А я Повелитель Нижнего Царства, и гарем принадлежит мне, Рухама! С матерью разберусь сам! А ты позаботься о девушке!

– Слушаюсь, Повелитель, – женщина склоняет спину в знак почтения, что вызывает болезненный укол совести в моей душе.

– Прости, няня, – прикрываю глаза, восстанавливая дыхание. – Мне больше не на кого здесь положиться.

– Девушка из невест? – спрашивает, рассматривая гостью.

– Не знаю, – честно пожимаю плечами.

Глава 2

Марьяша Лескова, студентка третьего курса.– Мне все время придётся сидеть в этой комнате? – спрашиваю Рухаму, дожевывая последний финик.

Паника в душе сдается, согласившись отступить на время обеда. Мы сидим на куче подушек возле низкого столика, заставленного блюдами с фруктами. Очень непривычно обходиться без стула, поэтому мне приходится часто менять позу.

– Пока Повелитель не решит иначе, – уклончиво отвечает женщина.

Нет, так дело не пойдёт. Нужно точно знать, в качестве кого здесь нахожусь.

– Я не могу так, – на эмоциях ударяю ладонью, задевая поднос с фруктами.

Возмущенное таким обращением яблоко скатывается на пол, а поддерживающий его персик растекается рядом с ним сочным пятном. Женщина осуждающе качает головой. Согласна, неудобно выходит.

– Ты слишком резкая для приличной девушки, – берет салфетку, чтобы убрать останки несчастного фрукта. – Нельзя так. В гареме свои правила, которым ты должна подчиняться.

Конечно, только я – слон в посудной лавке, танцующий микс из канкана и гопака.

– Каков мой статус? – опираюсь обеими руками на стол между нами. – Свободная? Пленница? Рабыня? Кто?

– Ты – гостья нашего Повелителя, – произносит совершенно спокойно, не обращая внимания на мои эмоции.

– Почему тогда идёт речь о правилах?

– Воспитанные гости соблюдают их.

– Если не подчиняться? – в душе все сильнее поднимается гадкое чувство безысходности.

– Госпожа прикажет наказать такую неразумную девушку, – все тем же спокойным, ровным голосом, словно речь идёт об урожае кабачков.

Елки зеленые!

От этого заявления у меня волосы встают дыбом, причем во всех местах, включая самые труднодоступные.

– Как?

– Все зависит от тяжести проступка, – Рухама поправляет сползший платок. – От лишесходство добавляет диадема из звёзд в каштановых волосах. Сзади, смиренно склонив головы, стоят две девушки в простых белых платьях прямого покроя.

– Встань, – умоляюще шепчет Рухама.

– Мой сын, верно, считает меня глупой, – говорит вошедшая. – Он действительно думает, что в гареме можно что-то скрыть?

– Здравствуйте, – не придумываю ничего лучше этого. – Грушу хотите?

Рухама бледнеет, становясь похожей на лист бумаги, девушки делают шаг назад.

– Откуда мой сын достал эту дикарку? – морщит нос Кальяни. – И как она посмела занять восточные покои?! Рухама!

– Простите, Госпожа, – женщина кланяется ниже. – Повелитель сказал, что сам сообщит вам о гостье.

– Не перекладывай свою вину на моего сына! – произносит резко. – Ты должна была доложить мне! Повелитель владеет всем Царством, но в гареме правлю я!

– Простите, Госпожа.

– Она из числа невест?

– Вообще-то, – проглатываю остатки груши, – невежливо говорить о присутствующих в третьем лице.

Рухама бледнеет ещё сильнее, чуть не падая в обморок.

– Научите эту дикарку мыть полы и держать язык за зубами, – фыркает Кальяни. – Не знаю, зачем такой зверёк сыну, но видеть ее не желаю.

– Взаимно, – замечаю, что руки дрожат от страха, но остановиться уже не могу.

– Яша! – сокрушенно закрывает лицо ладонями женщина. – Умоляю! Молчи!

– До вечера пусть посидит в темнице, – бросает Кальяни, разворачиваясь к выходу.

– Что? – возмущенно подскакиваю.

Но мне никто не отвечает. Только одна из девиц зовёт кого-то, эмоционально размахивая руками. Спустя минуту в комнату входят две мощные женщины, всем видом показывающие свои решительные намерения.

– Пошли! – рявкает одна из них, хватая меня за воротник.

– А на посошок? – уныло спрашиваю, чувствуя, как пятки отрываются от пола, а ткань платья больно врезается в шею.

Ощутимый тычок в спину от второй заставляет смириться с вопиющим несоблюдением традиций. Посошка не будет. Зе энд.

Последнее время я с завидной частотой сижу в каких-то малоприятных местах. Нет, конечно, темница тут вполне себе достойная, подозреваю, что, по сравнению с отечественными камерами, даже комфортабельная.

Лавка обита темной кожей, свет из окошка под потолком освещает помещение, особенно бросается в глаза ведро, многозначительно стоящее в углу. Крысы не бегают, пауков не видно. А вообще, в этом мире есть крысы? Надо будет спросить у кого-нибудь.

Время тянется невыносимо медленно. Как назло даже спать не хочется.

– Эй! – дверь открывается со скрипом. – Дикарка! Вставай! Работать пора.

У входа стоит женщина лет сорока, одетая в темно-коричневое платье, на голове такого же цвета платок. Единственное, что выбивается из образа – это пояс из металлических прямоугольников примерно пять-шесть сантиметров в ширину. Суровый вид не предполагает возражений.