Лик Марса

Адмирал Грей отвернулся от экрана:

— Ты же прекрасно знаешь: наша администрация сейчас борется за само свое существование. И изо всех сил старается избегать обострений в делах с ООН.

— Да. Насчет текущих… тенденций в нашей внешней политике я в курсе.

Тон Уорхерста достаточно хорошо восполнил пропущенный эпитет «унизительных».

— И как же переброска тридцати морских пехотинцев на Марс может поправить положение? Ведь мы — на грани открытой войны.

— Может, поправит… Но, возможно, президенту уже поднадоело кланяться и извиняться всякий раз, когда какому-нибудь грошовому азиатскому или южноамериканскому диктатору вздумается тявкнуть на нас? И, может быть, размещение на Марсе военной силы — для защиты наших интересов; а соглашение, позволь напомнить, нам это позволяет — убедит Женеву пойти на уступки и дать нам малость передохнуть?

Грей коснулся нескольких сенсоров ПАДа, вызвав на дисплей докладную Уорхерста, в то время как настенный экран продолжал демонстрировать снимок американской ксеноархеологической базы посреди холодной и ветреной Сидонийской равнины.

— Х-м-м… И вдобавок все это, по чистой случайности, поднимет авторитет морской пехоты в глазах американского народа?

— Си Джей… А может, американскому народу тоже поднадоело получать пинки от всех этих грошовых, диктаторов?

— Может быть. И, может быть, Конгресс не захочет расформировывать Корпус морской пехоты, в то время как тридцать морпехов летят на Марс защищать наших людей… — Грей холодно, криво улыбнулся. Бог ты мой, они там, в министерстве, навалят полные штаны при виде этой бумаги. — Он покачал головой. — Черт побери, Монти, а может, не стоит заводиться? Может, Арчи и прочие правы, и Корпусу в самом деле пора с почетом в отставку? Военная техника в последнее время уже не та, если ты обратил внимание. Береговые десанты наподобие Инчона или Тавричанки морально устарели. Больше такого не будет — как соблюсти секретность при всех этих следящих спутниках и космических станциях? Или ты хочешь, чтобы Корпус превратился всего лишь в полицейское формирование ВМФ?

— Морская пехота все еще может кое-что такое, чего не могут прочие войска, — Уорхерст надолго опустил взгляд к столешнице. — Но вот что я тебе скажу, Си Джей. Причина, настоящая причина — совершенно нерациональна. У меня, ты знаешь, сын в морской пехоте, Тэд. И его сынишка, Джефф, ему одиннадцать, только вчера подошел ко мне и сказал, что тоже хочет служить в морской пехоте. Как папка и как я… И что я скажу ему, Си Джей, если им удастся погубить Корпус? Как традицию? Вместе с ним они погубят часть нас самих…

Грей вздохнул.

— Тяжело это все, Монти. Ты же знаешь, ООН давит и давит, чтобы свести все национальные вооруженные силы к минимуму…

— О разоружении пусть болит голова у политиков, — ответил Уорхерст. — А меня заботит то, как я буду смотреть в глаза своим сыну и внуку, когда скажу им, что Корпус упраздняется за ненадобностью.

— И размещение взвода морской пехоты на Марсе — чертовски хороший способ показать, что Корпус еще послужит Америке…

— Морская пехота, — ответил Уорхерст, — всегда там, где она нужна.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Среда, 9 мая 2040 года.

Космическое транспортное судно «Поляков»;

в трех днях пути от марсианской орбиты;

15:17 по времени гринвичского меридиана и бортовому времени.

Морским пехотинцам уже приходилось бывать в космосе. 20 февраля 1962 года полковник Корпуса морской пехоты США Джон Гленн стал первым американцем на околоземной орбите, вознесшись ввысь на примитивном «Атласе-Д». Конечно, любой астронавт ВМФ тут же скажет, что первым американцем в космосе девятью месяцами раньше стал Алан Шепард, бывший летчик-испытатель ВМФ США, однако ж его полет — целых пять минут в невесомости — был и кратчайшим в истории космических полетов.

А майор Марк Алан Гарроуэй вовсе не считал себя астронавтом, хотя провел в космосе уже семь месяцев, получал жалованье астронавта и в данный момент наблюдал, как Марс потихоньку уплывает за край главного смотрового иллюминатора рубки. Он был всего-навсего пассажиром — а практически даже просто весьма дорогостоящим грузом — на борту «Полякова», одного из четырех космических транспортов, курсировавших между Землей и Марсом на протяжении последнего десятилетия. Гарроуэй был морским пехотинцем; несение вахт на мостике наравне с тремя корабельными офицерами — двумя русскими и американцем — в этом ничего не меняло. Звание астронавта было прочно зарезервировано для славных парней и девушек из Корпуса астронавтов НАСА и российских Военно-космических сил. В Корпусе же морской пехоты издавна щеголяли тем, что каждый морпех — прежде всего боец, а там, будь он пилотом AV-32, механиком-водителем, электронщиком-компьютерщиком, как Гарроуэй, или хоть самим треклятым командующим всем этим растреклятым корпусом — это уже мелочи.

Это назначение не нравилось Гарроуэю с самого начала, и семь месяцев, проведенных в полете, не улучшили его настроения. Служба быстро сделалась ему неприятна, особенно после того, как Земля превратилась из величественного голубого шара, окутанного облаками, в яркую бело-голубую звездочку. Однообразие полета, день за днем, тяжким грузом давило на нервы, убеждая, что уж теперь наконец-то раз и навсегда, вернувшись домой, он подаст в отставку. С каждой вахтой давний замысел, — свое дело по прокату катеров на Багамах, становился все привлекательнее и привлекательнее. Кэтлин, дочь Гарроуэя, в своих вид-мэйлах частенько упрекала отца — «раскис, стареешь»… Что ж, видимо, она права. Будешь тут глядеть орлом, оттрубив в Корпусе двадцать пять лет и под конец всего-то и выслужив, что билет на Марс, к черту на рога.

В Марсианском экспедиционном отряде морской пехоты, подразделении из тридцати человек — специально сформированном взводе весьма специального назначения — Марк Гарроуэй был вторым по старшинству. Всю операцию спланировал и организовал лично генерал Уорхерст — в последней отчаянной попытке спасти морскую пехоту США от легиона вашингтонских соглашателей. Что ж, может быть, традиция и гласит, что он, Гарроуэй, — прежде всего боец, но сам Гарроуэй себя бойцом отнюдь не считал. Он — простая рабочая лошадка, начинал рядовым специалистом по авиационной электронике. После, когда он остался на сверхсрочную, Корпус оплатил ему окончание прерванного курса в колледже, включая подготовку в Массачусетском технологическом, а после — и в университете Карнеги-Меллон в Питтсбурге, и область его специализации простерлась до сложнейших, часто предельно засекреченных областей — систем связи, роботехники и систем искусственного интеллекта. К тому времени он, конечно же, получил офицерское звание и далее лет десять проработал в секретных программах полудюжины исследовательских центров — от Эбердина, штат Мэриленд, и Сандии в Нью-Мексико до японского города Осака.

Опыт в разработках систем связи и послужил причиной зачисления его в МЭОМП. Официально он подал прошение о зачислении в МЭОМП по собственной инициативе, но попросил его принять участие в операции — ни больше ни меньше, как лично генерал Монтгомери Уорхерст. А просьба командующего Корпусом морской пехоты США, по убеждению Гарроуэя, означала приказ — пусть и вежливо замаскированный.

Главной задачей Гарроуэя был надзор за электронным оборудованием отряда — особенно микрокомпьютерами, управлявшими личной боевой защитой, устройствами связи и стрелковым оружием. Работа, конечно, ответственная и нужная, но на полную занятость все же не тянет. И Гарроуэй определенно давным-давно рехнулся бы от скуки, не будь на нем также обязанностей адъютанта и заместителя полковника Ллойда.

Марс медленно уплывал за край главного смотрового иллюминатора. Гарроуэй до сих пор не смог привыкнуть к этой планете, далекой, совершенно чужой. Сейчас иной мир был больше всего похож на маленький, сильно изъеденный какой-нибудь растительной хворью апельсин со шкуркой охряного цвета, покрытой бурыми и серыми пятнами. Ледяная шапка вокруг северного полюса ослепительно сверкала в солнечных лучах. А вон то багрово-черное пятно вдоль экватора — скорее всего Валлес Маринерис… Несмотря на целый год изучения ареографии, Гарроуэй не смог узнать больше ничего, кроме полярной шапки да трех темных пятнышек вулканов Тарсис.