Страница 81 из 82
Да и странно было бы, если б природа не наделила их непредсказуемыми и бурными характерами. Ведь эти дети были зачаты во время внезапной, ошеломляющей, неожиданной первой весенней грозы. Вот они и носятся повсюду с быстротой молнии и шумят не хуже майского грома!
— Миссис Джефферсон, что делать? Отмыть уже не успеем! Тут без растворителя не обойтись.
Ее ассистент осторожно, чтобы не перепачкаться самому, вел не за руки, а за уши двух мальчишек лет десяти с головы до ног обляпанных свежей нитрокраской.
Интересно, где это их угораздило? Не иначе как похозяйничали в цехе у декораторов.
— Какой позор! — Джулия старалась держаться строго, хотя ее так и подмывало расхохотаться. — Теперь вас вся Америка такими и увидит.
— Ну и что? — Ничуть не смутившись, шмыгнул носом пятнистый Эдди.
— Подумаешь! — Разноцветный Фредди был с ним вполне солидарен.
— И не только Америка. Сегодняшний выпуск транслируется на Россию. Только подумайте, что скажут бабушка с дедушкой!
— Зато тетя Оля будет довольна, — сразу нашелся, что ответить, Эдди. — Она сама любит краситься.
— Да! — поддержал брата Фредди. — Когда ант Ольга а к нам приезжала, у нее были зеленые ногти. А волосы розовые.
— Ладно, — махнула рукой мать. — Некогда пререкаться. За работу!
Уайтстоунское семейство Джефферсонов приникло к экрану телевизора.
Дед, который в этом году отпраздновал свой столетний юбилей, но был еще в добром здравии, крякнул и потер высохшие ладони:
— Эй, посмотрите, как здорово выглядят наши малыши! Не то что все эти прилизанные чистюли из скучных детских передач. Сразу видно: ковбойская косточка! Никому спуску не дадут!
Матушка, слегка постаревшая, но все еще деятельная, согласно закивала:
— Молодец Джулия, что придумала их так разукрасить. Хорошая женушка досталась нашему Квентину.
— Аск! — хмыкнул старик. — Еще бы! Джефферсоны плохих не выбирают!
Девушек в доме не было, они повыходили замуж. Зато дюжий тридцатилетний Джон оставался пока холостяком: пока еще не встретил достойной кандидатуры в жены. А достойная — значило для него похожая на Джулию.
— Ma! — пробасил он. — Я тут вот что надумал. Намедни наша кобыла разродилась двумя жеребятами. Не подарить ли их Эдварду и Фреду?
— Какой ты умный, мальчик мой! — Матушка была в восторге.
— Среди Джефферсонов дураков отродясь не было, — проворчал старик. — А парням и правда пора готовиться к будущим родео.
В Саратове, тоже возле телевизора, спорили два школьных учителя, Елена Семеновна и Виктор Анатольевич.
— Внуки больше на меня похожи! — утверждала бабушка.
— Вылитый я в детстве! — не соглашался дедушка.
— Это так кажется! Потому что они чумазые! А когда грим снимут…
— Ха! Грим! Послушай, как по-английски шпарят! Мои гены!
— Что это за жаргон: «шпарят»! Разве ты не знаком с литературным русским языком!
В одном они сошлись: Юленька выглядит просто великолепно. Расцвела, настоящей красавицей стала! А с женщиной такое случается, если ей повезло с мужем.
— Эх! — с упреком погляделась в зеркало Елена Семеновна. — А я у тебя как выгляжу! Морщина на морщине!
— Ты у меня Елена Прекрасная! — пылко воскликнул Виктор Анатольевич. — От тебя, Ленка, до сих пор все мужики балдеют!
— Что за слова! «Мужики»! «Балдеют»! Опять этот слэнг! — по учительской привычке сделала ему замечание жена, однако зарделась от удовольствия. — Ой! Смотри, Витька, там про Пушкина что-то! А уж это, согласись, по моей части!
В телешоу «Твикс» прямой эфир чередовался с документальными съемками и игровыми сценами.
В выпуске, подготовленном специально для России, подготовили мини-спектакль о некоем литераторе по имени Александр Львович Элькан, или иначе Эль-хан, который жил в девятнадцатом веке. Известен он, впрочем, был не своими сочинениями, а тем, что как две капли воды походил на… Пушкина. А еще — славился своими розыгрышами.
И вот на экране бежит к нему навстречу дама в буклях, видимо, провинциалка.
— Ах, Александр Сергеевич! Мсье Пушкин! Я только давеча из Саратова! Весь наш свет зачитывается вашими стихами.
— Точно так-с, — отвечает шутник Элькан, — я Пушкин. Пописываю понемногу на досуге.
— Ах, я тоже написала поэму! Мечтаю прочесть ее вам. Но не имею в Петербурге общих с вами знакомых, некому меня представить. А посему представляюсь сама.
— Очень рад, — расшаркивается Элькан, предвкушая. какую свинью он подложит своему гениальному двойнику. — Завтра утром буду ждать вас у себя, с наслаждением послушаю ваше творение. Сколь велико оно?
— О! Весьма велико! Листы занимают весь мой дорожный саквояж…
Но из-за портала Казанского собора, выстроенного в студийном павильоне, наблюдает за проказами своего двойника настоящий Пушкин. Он смеется.
Разве Пушкина проведешь, он видит всех насквозь!
Из всех домов, разбросанных по разным штатам и принадлежавших теперь Юлии, ей больше всего нравился вашингтонский особняк.
Он был с эркерами и колоннами, а главное — с таким уютным каминным залом!
Хорошо было сидеть тут по вечерам вдвоем с Квентином и глядеть на огонь. Сегодня пришло письмо от сестры, и она читала его мужу вслух:
— Юльчик, держись крепче, не упади со стула! — Юля как будто слышала не собственный голос, а Ольгин. — Я выхожу замуж!
Хорошо, что сидела Джулия Джефферсон не на стуле, а с ногами на мягкой софе, а то бы и впрямь свалилась.
Квентин же заметил сухо:
— Сочувствую ее жениху.
— За что ты так не любишь Ольгу, Венечка?
Квентин промолчал. Он не мог простить того дня, когда ему едва нс выпала пиковая дама вместо загаданного туза. Но простить-то он не мог скорее не Ольгу, а себя самого. За то, что усомнился в своей Джулии.
— Бог с ней, — примирительно сказал он. — Пожалуйста, читай дальше.
И Юля продолжила чтение:
— Угадай, за кого я собираюсь? Ну, с трех раз? Спорим, не угадала! За Дениса Ивашенко, помнишь такого?
Еще бы не помнить: он был героем первой Юлиной самостоятельной телепередачи. А еще… да нет, больше ничего значительного.
— Кто такой Денис Ивашенко? — старательно скрывая ревность, поинтересовался Квентин.
— Режиссер. Ставит фильмы-оперы.
— А, да! Я видел одну картину. На музыку Моцарта, «Волшебная флейта».
— Понравилось?
— Не слишком. Многовато эксцентрики, как в цирке.
— Я знаю, — улыбнулась Юлька. — Ты почитаешь традиции.
— Традиция — корень жизни, — полусерьезно отозвался Джефферсон. — А потому взгляни на часы, родная моя.
Швейцарские часики показывали двадцать три ноль-ноль по Гринвичу и целых два часа ночи по московскому времени.
— Куда предписывает семейная традиция отправиться в этот час?
— Знаю, знаю… в спальню! Только ты, дорогой, сам не всегда соблюдаешь этот обычай.
— Как! — Мужское достоинство Джефферсона было явно уязвлено.
— А так! — рассмеялась она. — Разве не случается, что ты тащишь меня туда и в другое время суток? Сегодня, к примеру, чуть на студию не опоздала…
— Я же не виноват, что ты… Словом, что ты — это ты?
— Я — это я! — радостно подтвердила она. — А ты кто?
— А я — твой верный конь.
— Но только наполовину. Фифти-фифти.
— Но все равно я доставлю тебя по месту назначения.
И кентавр подхватил ее на руки, свою Джулию, свою единственную любовь.
А в спальне ее ждал сюрприз. Традиция не отменяет сюрпризов.
На полу, покрытом пушистым ковром, стояли вазы дрезденского фарфора, а в них — охапки черемухи. И тончайший фарфор казался грубым по сравнению с невесомыми лепестками. И нежная белая роскошь благоухала терпко, опьяняюще…
Эти цветы не были выращены на заказ в оранжерее, а самым хулиганским образом наломаны в городском сквере Владелец одной из крупнейших американских промышленных концессий, точно влюбленный подросток, тайком обдирал кусты. Л потом на своем мощном автомобиле удирал от полицейских, которые хотели его оштрафовать.