Доступ запрещен

***

— …заткнись, щенок! Не думай, что ты умнее меня!

Ярость в этом знакомом мне голосе накатывала волнами, хоть сам голос звучал приглушенно и странно. Как будто говоривший находился то ли в пещере, то ли в каком-то помещении с очень странной акустикой: звуки были гулкими, неприятно били по ушам и накатывали как прибой. То захлестывали с головой и звучали как сквозь толщу воды, то отдалялись и становились едва различимы. Я поморщилась и повертела головой, чтобы избавиться от наваждения, хотелось крикнуть, чтоб шли ругаться куда подальше от меня и дали поспать, а то я чувствовала сковывающую, свинцовую усталость. Но тело мне почему-то не подчинялось… Странно. Что со мной произошло? Я так не уставала даже в первые дни в Академии…

— Она же твоя дочь! — яростно прошипел в ответ еще один знакомый голос. Вот только вспомнить его обладателя у меня почему-то не получалось. Я точно знала, что мы знакомы, что нас что-то связывает… Но вот что?.. Память молчала. И я начала прислушиваться уже более заинтересованно в попытках определить, кто это ругается возле меня: — Как ты можешь так относиться к своим детям? К своей плоти и крови?

— Это ты на себя намекаешь? — насмешливо-мерзким тоном поинтересовался первый голос. — Или на нее? Так девчонку я не знаю и не чувствую себя ее родителем. Один-единственный сперматозоид совершенно ничего не значит для мужчины… Тебе ли не знать? — Голос стал вкрадчивым на краткое мгновение. А потом презрительно и наотмашь нанес удар: — Или ты про себя? А как же тогда инициированное тобой же признание родства на основании генной экспертизы? Неужели еще не успел поинтересоваться результатами?

На какое-то время в помещении повисла тяжелая тишина. Я даже снова начала погружаться в сон расслабляясь. Как вдруг в самое сердце ударил потрясенный голос:

— Этого просто не может быть! Как?!.

Первый голос холодно и самодовольно фыркнул:

— Может. И еще и как! Тебя, кстати, всегда интересовало, почему я так поступил с твоей матерью. Так вот, теперь ты знаешь. Ответ прост: я бы не отказался на ней жениться, если бы она честно мне все рассказала. Но она предпочла использовать меня втемную, выскочить замуж, будучи беременной от любовника… Ну что ж. В этой жизни за все нужно платить. За обман тоже.

— А я-то здесь при чем? — с горечью пробормотал второй голос. И от тоски, прозвучавшей в этом коротком вопросе, у меня почему-то болезненно заныло в груди. — Почему ты так со мной обращался? Я же не выбирал, в какой семье мне родиться…

— А ты думал, что я чужого ребенка воспитываю просто так? Вкладываю в него силы и средства? Ты думал, что мое состояние достанется тебе просто по праву имени? Нет! Его еще нужно заслужить! И кстати, ты был очень удобным рычагом давления не только на твою мать, но и на ее отца. Он с самого начала был в курсе и покрывал любимую дочечку, втихомолку потешаясь за моей спиной над зятем-идиотом. Чтоб ты знал, твой биологический родитель – нищий музыкантишка, неудачник, не сумевший даже выбиться на верхушку олимпа. Он подох от передозировки, когда тебе было шесть лет. Твоя мать в силу своего социального положения просто не могла выйти за него замуж. Да тебе с таким папашей был бы закрыт доступ не только в элитные учебные заведения, ты вообще вряд ли смог бы получить мало-мальское образование. Поэтому оцени, что я для тебя сделал. И кстати, по поводу моих капиталов: ты вполне можешь жениться на этой девчонке, раз уж так относишься к ней. И тогда никто ничего не узнает, тебе достанется все состояние по праву…

— Да катись ты со своими деньгами! — бешеный рык второго голоса огненным штормом прокатился по моим нервам, будоража и заставляя раздраженно ерзать на месте. — Мне от тебя не нужно даже ломанного кредита! Забирай свои капиталы с собой за грань! Или отдай на благотворительность! Мне плевать!..

— Что здесь происходит? — Ледяной незнакомый голос арктической стужей пронесся по помещению. — А ну, вон отсюда оба! Немедленно! Девочку с огромным трудом вытащили из-за грани лучшие умы медицины, а вы теперь хотите все их усилия свести на нет? Я сейчас вызову стражей правопорядка, и вы оба окажетесь за решеткой! Хотите?

С последней фразой голос прозвучал несоизмеримо ближе, и я невольно съежилась почему-то. А потом вдруг на меня накатила такая сонливость, что сопротивляться ей больше не было никаких сил. В глубокий и черный, как бездонный океан сон я погружалась под виноватое бормотание второго голоса:

— Нет, генерал-лейтенант, лично я не хочу и уже ухожу! Спасибо вам за Марго…

Марго?.. Это вроде бы мое имя… С этой мыслью я и отключилась окончательно.

***

Второе мое пробуждение было уже осознанным. Если только можно так сказать. Потому что хоть мышление и включилось одновременно с открытием глаз, я все равно еще некоторое время тупо пялилась в пространство, пытаясь понять, кто я, где я, как здесь оказалась и что вообще со мной приключилось.

Я обнаружила себя лежащей на застеленной белым постельным бельем странной кровати с сильно приподнятым изголовьем. Меня опутывали провода и какие-то трубки. Рядом что-то едва слышно шумело и попискивало, но в целом дискомфорта не вызывало. Шум не мешал и лежать было удобно. Тело сковывала странная слабость. На то, чтобы повернуть голову набок, ушла прорва сил. Шум стал более громким и уже назойливо лез в уши. Однако мне было не до него. Я внимательно изучала крохотную комнатку с нежно-зелеными, как спелое яблоко стенами, незашторенным окном и небольшим столиком под ним. Больше в комнате ничего я не заметила. И более всего комната мне напоминала почему-то больничную палату…

— Очнулась уже? — преувеличенно-бодрый голос медсестры заставил вздрогнуть. Я не услышала, как она вошла. — Как твое самочувствие? Голова болит? Тошнит?

Я смотрела на склонившуюся надо мной игумарку в не идущих ей белых курточке, брюках и шапочке и четко ощущала какую-то неправильность, какую-то фальшь. Но в чем заключается эта несостыковка, понять не получалось.

Медсестра ожидала ответа, и в самой глубине ее небольших темных глаз плескалось напряжение. Будто она меня… боялась? Я так изумилась сделанному открытию, что не задумываясь брякнула вместо ответа на вопросы:

— Вы меня боитесь? Беспомощного больного человека? Почему?

В глазах игумарки взметнулся неконтролируемый страх. Она нервно оглянулась через плечо, и я скорее угадала каким-то шестым чувством, чем заметила, что она нажала кнопку вызова подмоги. А потом фальшиво улыбнулась мне дрожащими губами:

— Я? Я никого не боюсь! А вы мне не ответили ни на один из поставленных вопросов! Так как вы себя чувствуете? Возможно, требуется дополнительная инъекция?

Она уже тянулась к ящику тумбочки, когда вдруг входная дверь с шумом распахнулась и в палату шагнули…

— Адмирал Крайтон!.. — невольно вырвалось у меня.

И без того морщинистое, серовато-сиреневое лицо пожилого фарна сморщилось еще больше. Будто у ребенка, который собирался заплакать. Не обращая внимания на остальных присутствующих, он в два шага покрыл расстояние, разделяющее его и мою кровать, и опустился передо мной на колено:

— Девочка… — Тонкие губы адмирала дрожали. — Выжила все-таки!.. Какая же ты молодец!.. — Наверное, у меня от удивления и испуга вытянулось лицо, потому что Крайтон взволнованно зачастил: — Ни о чем не думай, ни о чем не беспокойся! Теперь у тебя все будет хорошо! Не спеши и восстанавливайся полностью! Выздоравливай, а Академия тебя подождет! Альянс никогда не бросает и не забывает своих героев! Вот подлечишься, потом получишь диплом…

— Адмирал, — перебил Крайтона прохладный спокойный голос, — вы торопите события.

Только сейчас я обратила внимание, что в моей палате стало тесно. Помимо медсестры-игумарки, настороженно таращащейся на вошедших из дальнего от двери угла, в комнате еще присутствовал адмирал Крайтон, килл средних лет в обыкновенной гражданской одежде, это он сделал замечание Крайтону, и еще двое. В арлинте я безошибочно опознала офицера службы безопасности Альянса – только у них были настолько цепкие взгляды при кажущемся полном равнодушии к собеседнику. А вот кем был второй килл, я так и не сумела опознать. Но именно он начал расспрашивать меня о произошедшем на «Цереросе» и событиях, последовавших за моим отлетом с крейсера. И вот тут-то и выяснилось, что я практически ничего не помню…