Страница 6 из 10
Поначалу ты отговаривала меня, и это было честно с твоей стороны. Конечно, я тебя не слушал, ведь ты такая красивая. Я убеждал тебя, что мы должны быть вместе. «Да, мы разные, но это же здорово», – наседал я. «Куда важнее различий то, что нас объединяет». Слова лились из меня легко, и я был убедительным в своих ухаживаниях. Пока мы жили в разных городах, встречаться с тобой было очень просто, понимаю я теперь. Ты говорила, что иногда тебе нужно побыть одной, и просто исчезала на сутки или двое. А потом мы возобновляли ненадолго прерванные переписку, секстинг, разговоры по видео и обмен мемами как ни в чем не бывало. Почти целый год мы летали друг к другу, и это было волнительно, романтично, весело. Я чувствовал себя классно. Что до тебя, то казалось, со мной тебе так же хорошо. Но я был знаком с тобой только наполовину.
Ты переехала ко мне в Калининград. Это вышло спонтанно. Не то чтобы мы так решили, просто тебя выселили из коммуналки (наверное, типичная проблема оборотней без собственного жилья), и я предложил перебраться ко мне на время. Мне хотелось поскорее пройти проверку бытом и жить с тобой долго и счастливо, путешествовать по свету, в перспективе заводить детей. О том, чего хотела ты, я в тот момент не думал. Я был влюблен, поэтому был уверен, что ты хочешь того же, что и я.
Когда мы стали жить вместе, ты первым делом преобразила пространство вокруг. Над камином появились цветы, в спальне на втором этаже – импровизированный балдахин. Мне это понравилось. А вот принять то, что каждое полнолуние ты становишься диким зверем, было тяжело. Напомню, тогда я вообще не верил в оборотней. Стабильно раз в месяц ты просто убегала из дома, обычно под предлогом какой-то ссоры, скандально хлопая дверью напоследок. Я не знал, куда деться. Иногда был так расстроен, что в ступоре ложился спать, мгновенно отключаясь. Порой злился в ответ на твое поведение, замыкался в себе и ходил мрачный по несколько дней. Это тебя жутко бесило. А попытки удержать тебя во время очередной ссоры вообще не приводили ни к чему хорошему. Однажды ты даже мне крепко вмазала. Какой был скандал. В итоге я решил за тобой проследить.
В следующий раз, когда ты в ярости выбежала из дома, я выждал мгновение и отправился за тобой, стараясь оставаться незамеченным. Близко к дому был пруд и парк, где по утрам бегали зожники и опохмелялись пьяницы, а вечерами гуляли мамы с колясками и подростки на электросамокатах. По счастью, в ту ночь там было абсолютно безлюдно. Я с трудом различал твой силуэт среди деревьев, пока графитово-черные облака не обнажили полную, налитую желтизной луну.
Я увидел тебя в твой самый уязвимый, интимный момент – превращение. Это было так страшно и так странно-прекрасно. Я чувствовал себя завороженным и смущенным одновременно, как вуайерист, которого заметила голая девушка в окне, но не испугалась, а поманила к себе пальцем. Ты впопыхах стягивала с ног ботинки, когда все твое тело конвульсивно содрогнулось. Сбросив юбку сразу вместе с трусами, ты стала нервно расстегивать блузку, но снять ее не успела. В одно мгновение тебя вновь передернуло, пропорции тела исказились, кожа покрылась черной шерстью. Блузка треснула по швам и повисла лоскутами на мощном зверином торсе. Ты задрала кверху голову и завыла. Лицо твое превратилось в волчью морду с торчащими из пасти клыками.
Я боялся, что ты заметишь меня, вжался в ствол ближайшего дерева и не мог шелохнуться, а когда выглянул снова, тебя уже не было. Домой ты вернулась наутро, вся грязная, в порванной блузке и с запахом мокрой псины. Я поджидал тебя. Обычно в это время я уже в офисе, пишу иски, готовлюсь к судам. Так что к серьезному разговору ты была не готова.
Я хотел было расспросить тебя, что мне следует знать о твоих превращениях, но ты огрызнулась, что это личное. Что преследовать тебя я был не вправе. Что это глупо и попросту опасно для меня самого. Я дал слово, что больше такого не повторится. Но из любопытства стал гуглить. Писали всякое.
«А если с тобой что-то случится, куда идти? – думал я. – К обычному врачу или ветеринару? Или к колдуну какому-нибудь?» Теперь понятно, почему ты не носишь серебряный чокер, который я подарил тебе на твой день рождения. Не пойму только, почему, упомянув про свою нелюбовь к золотым украшениям, ты ничего не сказала про серебро. «Ты наверняка ела людей. Нам стоит бояться охотников на оборотней? Вампиры существуют? Тебе больно превращаться? Это наследственное? Или тебя заразил другой оборотень? Ты знаешь других оборотней? У вас есть какой-нибудь общий чат или специальное приложение?»
Я искренне не понимал, почему ты стеснялась своей ликантропии. Хотя «стесняться» – это упрощение. Прожив с тобой два года, я осознаю, что у тебя с ней гораздо более запутанные отношения. С одной стороны, ты ненавидишь эту свою особенность и она довольно явно мешает тебе жить нормальной жизнью. Но, с другой стороны, хочешь ли ты нормальной жизни? Порой я думаю, что ты не представляешь себя без волчьей стороны, и оборотничество – неотъемлемая часть тебя.
Вскоре я стал подозревать, что тебе нравится, что ты оборотень, хотя ты всегда отрицала это. Как еще объяснить твой отказ пойти хоть к какому-нибудь специалисту? Сегодня мир полон специалистов и экспертов разного толка, уж наверняка знаток оборотней нашелся бы. Но нет, ты убеждала меня в обратном. Я хотел было сказать как-то, что это просто удобно – скидывать ответственность за собственную жизнь на ликантропию, но побоялся обидеть тебя. «Ты же понимаешь, это была не я, это моя волчья сущность. Мне тут не за что извиняться», – сказала однажды ты.
Да, ты сожрала Чарли – моего декоративного кролика. Я назвал его в честь Чарльза Паркера. Великого саксофониста, одного из основателей бибопа, которого прозвали птицей. Кролик – птица. Я находил это забавным. Паркеру не было и тридцати пяти лет, когда он скончался. Тем утром я нашел то, что осталось от Чарли посреди комнаты. Ему не было и пяти. Тяжелое выдалось полнолуние. Я думал, ты хотя бы извинишься, но нет. Тогда я решил установить границы.
Мы договорились соблюдать правила. Одна из комнат в квартире теперь стала твоим логовом, берлогой. В полнолуние ты закрывалась там, уже без всяких демонстративных скандалов. Мне же запрещалось туда входить. Также пришлось купить в дом еще один холодильник, чтобы хранить там запасы сырого мяса. «А собачий корм не подходит?» – пошутил как-то я и удостоился твоего самого презрительного рыка. Ты жаловалась, что здесь мясо хуже и цены выше. Я взял эту проблему на себя. Половина зарплаты стала уходить на лучшее мясо, что можно было достать. Я нашел надежных поставщиков – местных фермеров, ведущих экологичное хозяйство. Брал говядину в полутушах, реже целых кур (слишком большой расход, несерьезно). Свинину не брал. Ты говорила, что мясо местных свиней воняет антибиотиками. Больше всего ты любила баранину. Точнее, мясо молодых ягнят. Таких я покупал целиком. Сам никогда не разделывал, просил мясников. Но ты все равно была недовольна. Неужели питерские бездомные были вкусней? Или это все неутолимая жажда охоты?
Я продолжал гуглить и даже, к своему удивлению, нашел специалиста по оборотням – эксперта-ликантрополога. Когда обращаешься к таким людям, никогда не можешь быть уверенным до конца, что они не шарлатаны. Мы оба к такому относились скептически, но что нам стоило попробовать? Уговорить тебя было трудно, но в какой-то момент ты сдалась. Помню, ты вышла от него глубоко озадаченной и с рецептом, написанным неразборчивым почерком. Какой-то сбор редких таежных трав, я не запомнил название, только цену. Достать его было трудно, но возможно. Дороговизна, растительность происхождения и легальность распространения обнадеживали. Во всяком случае, ты хотя бы не будешь пичкать себя какой-нибудь дешевой токсичной химией, рассуждал я.
И все вроде стало налаживаться. Обычно, пересидев полнолуние в своей комнате, ты отпиралась с рассветом, поднималась ко мне наверх и ложилась в нашу кровать, стараясь не разбудить меня. Я же тактично притворялся, что крепко сплю.