Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 18

*****

– Мы, – подытожил ситуацию Эдди Дуган, – оказались на мели без весла.

– И мы не знаем, где именно находится эта бухта, – добавил Мэннинг. – Только известно, что сейчас 2051 год, и нацисты, очевидно, либо выиграли войну, либо каким-то образом вернулись после поражения. Ни то, ни другое не кажется правдоподобным, но тем не менее мы здесь. Пункт первый: Америка все еще борется с нацизмом – по крайней мере, есть "американские диверсанты". Пункт второй: мы приземлились прямо в центре осиного гнезда, разворошенного этими самыми диверсантами. Должно быть, они добились успеха; вы видели то здание в лесу за полем?

– Какое здание?

– Я заметил его как раз в тот момент, когда они грузили нас в свой броневик. Оно было большим и уже завалилось; должно быть, пожар начался именно там. А парни, которые его устроили, должно быть, те самые, о которых говорил немецкий капитан, – те, что носили шапки-невидимки и улетели на невидимом вертолете.

– У меня начинает болеть голова, – простонал Дуган.

– Я бы хотел с ними познакомиться, – задумчиво произнес Мэннинг.

Они не могли видеть друг друга, но могли переговариваться между соседними камерами. Кал находился в камере по другую сторону от камеры Мэннинга; большую часть ночи он неистово ругался на охранников и на столь же отзывчивые стальные стены. Оба американца спали долго и крепко; они уже давно научились спать в любых условиях. Здесь не было окон, чтобы увидеть дневной свет, но они, должно быть, находились здесь около двадцати четырех часов.

Они мало что увидели в мире будущего, с горечью подумал Мэннинг; только мельком взглянули на улицу, заполненную блестящими бесшумными автомобилями и странно одетыми пешеходами, когда их выволокли из передвижной темницы в стационарную. Но если город и был Фрайбургом, то он сильно изменился с тех пор, как они видели его в последний раз, – развалины, в которых не осталось ничего, что американским бомбардировщикам стоило бы сровнять с землей.

– Нам не следовало позволять этому Калу так много говорить, – мрачно заметил Дуган.

– Как мы могли его остановить? В любом случае, у меня такое чувство, что он вляпался еще глубже, чем мы.

Их беседу прервал стук сапог – прибытие внушительного эскорта. С ними обращались как с опасными и важными заключенными – признание не столько лестное, сколько зловещее.

"Народный суд", в который их привели, явно не был внеправовой верховной судебной инстанцией, которую Гитлер превратил в гопника для запугивания совести взрослых людей; это было местное учреждение, расположенное в том же здании, где находилась тюрьма. Всех четверых заключенных ввели в довольно маленькую камеру, где не было ни зрителей, ни присяжных. Напротив входа, под огромным знаменем с крючковатым крестом, за столом сидели трое мужчин в черных мантиях. Двое из них были стариками и смотрели на подсудимых тусклыми, равнодушными глазами; между ними, доминируя над ними и оттесняя их, сидел герр Швинцог.

В гробовой тишине раздался хриплый голос:

– Хайль Гитлер!

Это был Вольфганг, его условные рефлексы подстегнул вид флага со свастикой. Американцы уставились на него; это были первые слова, которые они услышали от него – возможно, они были единственными, которые он знал. Герр Швинцог поднял брови.

– Что вы сказали?

– Хайль Гитлер! – механически повторил Вольфганг.

– Что значит "гитлер"? – с любопытством спросил один из стариков.

– Не знаю, – ответил другой старик. – Возможно, он притворяется сумасшедшим.

Кал обрел голос.

– Но это же чудовищный вздор! – пронзительно закричал он. – Разве это не тот самый Тысячелетний Рейх, который Гитлер обещал нам…

– Молчать! – проорал Швинцог, и ученый вздрогнул. – Вы здесь не для того, чтобы оправдываться или говорить всякую белиберду, а для того, чтобы выслушать приговор. Ваше дело было решено после тщательного расследования.

Он окинул всех заключенных холодным взглядом.

– Вы, американцы, способны на большее коварство, чем большинство немцев вам приписывает; я это хорошо знаю, поскольку десять лет был колониальным администратором в вашей стране. Ваша попытка выдать себя за "путешественников во времени" свидетельствует об оригинальности замысла и тщательности исполнения. Нет нужды говорить, что среди ваших вещей не было найдено ничего уличающего. Эксперты сообщают, что даже металлические идентификационные жетоны, найденные на двоих из тех, кто называет себя Рэем Мэннингом и Эдвардом Дуганом, являются подлинными репродукциями тех, что использовались американской армией во времена Завоевания.

– Однако вы совершили ошибку, применив слишком много фантазии в попытке сбить с толку. Ваша история слишком абсурдна, чтобы воспринимать ее всерьез, тем более что наши лучшие ученые признали путешествия во времени неосуществимыми. Соответственно, мы можем приговорить вас к смертной казни за недозволенное присутствие на территории Рейха и явное пособничество попытке саботажа на немецкой экспериментальной станции.

– Ввиду отсутствия прямых доказательств диверсионных действий мы решили проявить снисхождение. Вы, двое заключенных, настоящие имена неизвестны, псевдонимы Панкраз Кал и Вольфганг Мюллер – ваше заявление о немецком гражданстве было проверено в центральном архиве в Берлине и признано ложным. Поэтому я приговариваю вас за преступление самозванства к пяти годам заключения в концентрационном лагере.

Кал разразился отчаянным, нечленораздельным лепетом протеста. По мановению руки Швинцога охранники приблизились к нему. Герра доктора оттащили в сторону, он что-то неразборчиво кричал о слепоте филистимлян и тысячелетнем Гитлере.

– Что касается вас двоих, – Швинцог посмотрел на Мэннинга и Дугана со странной сосредоточенностью, – то, поскольку вы признали американское гражданство, ваше наказание ограничивается немедленной депортацией – обратно в Америку.

Они были ошеломлены больше, чем если бы он сказал, что их казнят за то, что они не носят монокли.

Когда охранники окружили их, Швинцог поднял руку, его лицо украсила насмешливая ухмылка.

– И еще одно. Вам будет интересно узнать, что налет на экспериментальную станцию в Шварцвальде не достиг своей цели: разрушенное здание было малозначительным складом. Настоящий перерабатывающий завод находится вовсе не здесь. Проект, о котором ваша организация, похоже, так хорошо осведомлена, продолжает осуществляться в прежнем режиме и будет завершен в течение недели. Вы можете передать сообщение в Америку: "Осталось жить одну неделю".

III

Во время полета на самолете до Гамбурга у них было мало возможностей обменяться впечатлениями или теориями; они постоянно находились под пристальным наблюдением двух невыразительных мужчин, которые сидели, не мигая, засунув руки в карманы своих штатских пиджаков.

Не лучше обстояло дело и после этого: в Гамбурге их сторожевые псы передали их другой паре, по всей видимости, из того же самого отряда. Один из первой пары лаконично сообщил: "Два американских шпиона. Будут освобождены в Нойберсдорфе по приказу гестаполяйтера Швинцога". И вот новые охранники уже провожали Мэннинга и Дугана на борт большой трансатлантической ракеты.

Именно с борта ракеты над Гамбургом они впервые по-настоящему увидели мегаполис XXI века. Только с высоты двадцати миль можно было оценить его – огромный город, в котором прямолинейные магистрали соединяли бесчисленные, похожие на деревни, центры, разбросанные среди мягкой зелени парков и лесных массивов, покрывавшие широкую равнину в устье Эльбы и простиравшиеся на восток, чтобы соединиться с Любеком у основания Датского полуострова. Пока они завороженно наблюдали за этим из иллюминаторов, сказочный город скрылся в тумане и вечерней тени, а ракета уверенно и почти беззвучно поднялась в тонкие слои стратосферы, и солнце взошло на западе раньше обычного.

Мэннинг стал исподтишка изучать немцев, заполнивших места в кабине. Большинство из них были гражданскими; у них были сдержанные озабоченные лица пассажиров пригородного поезда, и они не обращали внимания ни на чудеса своего века, ни на уникальность машины, которая так стремительно и уверенно несла их через океан. Они не походили на Herrenvolk14. То тут, то там виднелись цветные и латунные отблески мундиров, а вместе с ними – безвкусное высокомерие, подсознательное стремление доминировать и производить впечатление, направленное на серых гражданских лиц и более всего, как заметил Мэннинг, на полдюжины неприметных женщин в этом отсеке.

14

Господствующая раса