Заложники будущего

– Зачем ты так рисковал? – с горечью спросил Дуган. – Я все равно подкрадывался к нему сзади.

Мэннинг не ответил. Он разглядывал покрытый аппаратурой стол, не решаясь разобраться в сложной ситуации.

Снаружи послышался непрерывный треск винтовок. Металлический корпус аппарата зазвенел, и от деревянной двери полетели щепки, когда пули пролетали сквозь нее и рикошетили внутри. Мэннинг разинул рот и быстрым движением запястья замкнул пусковой переключатель.

Наступила тишина.

Дуган с опаской выглянул через разбитую дверную панель.

– Пожара не было, – почти без удивления сказал он. – Деревья зеленые.

Мэннинг напряженно склонился над столом.

– На четыре года назад, – кивнул он. – Теперь, если я только смогу выяснить, сколько энергии это заняло…

Через полчаса для них наступил 1935 год, в воздухе витала первая осенняя прохлада.

– Жаль, что мы потеряли устройства невидимости, – огорчился Мэннинг. – Теперь ничто не докажет, что мы путешествовали во времени, кроме самой машины времени, а её мы вряд ли сможем взять с собой в Америку… А Кал и Вольфганг создают еще один парадокс, о котором мы не подумали. Они умерли во времени, которого никогда не будет.

– Черт возьми, да что там еще за парадокс, – сказал Дуган. – У нас и так полно работы, чтобы еще о них беспокоиться.

С сожалением они разбили механизм машины времени, чтобы она не попала в другие руки, жаждущие переделать историю, и отправились в путь пешком, имея все шансы добраться до швейцарской границы к рассвету.

1949 год

Наследие

Если все присутствующие останутся на своих местах и воздержатся от столпотворения на трибуне, я сделаю весьма откровенное признание. Я очень близко знаком с великим путешественником во времени Николасом Дуди.

Я не собираюсь пополнять список псевдо-дудистских баек и легенд, которые постоянно вливаются в уши неискушенных людей в пульмановских вагонах, клубах, кафе и частных салонах и которые, несомненно, довели бесчисленное множество людей до психического расстройства и камер с мягкими стенами. Я также не стремлюсь подтвердить ни одно из двух преобладающих представлений об изобретателе машины времени: первое – что он полусумасшедший молодой гений, полезность изобретения которого сведена на нет непреложными законами времени; второе – что он безумный эгоист, человеконенавистник, антисоциальный негодяй, намеренно утаивающий от человеческой расы дар неизмеримой ценности.

В действительности Ник Дуди – высокий, крепко скроенный, темноволосый молодой человек двадцати семи лет, напоминающий нечто среднее между чемпионом по теннису и морским офицером. Он симпатичен, дружелюбен и совсем не склонен к соперничеству, даже в том, что касается его замечательного изобретения, которое, по его собственному признанию, является результатом чистой случайности, а не тщательно продуманных исследований. По его словам, практически любой житель Америки двадцатого века мог бы сделать это таким же образом; необходимые материалы доступны буквально каждому. Сама машина обладает всей простотой первых сырых начал любой новой науки; именно отсутствие сложности делает ее такой загадкой для среднего физика-эйнштейновца. Но если бы его разобрали или собрали на ваших глазах, на глазах вашей жены или человека с другой стороны улицы, вы бы удивились, почему не додумались до этого сами.

Что касается распространенных взглядов на Дуди, то первое из них – это ложь, а второе – пустословие. Изобретатель не строит никаких мистических идей о неизменности прошлого или неизбежной предопределенности будущего; его машина дает столько же возможностей для управления четвертым измерением времени, сколько обычные средства для управления обычными тремя. Однако Дуди не питает иллюзий относительно того, что раскрыть секрет машины времени – его священный долг перед человечеством; он считает, что человечество вполне справляется со своим мироустройством в трех пространственных измерениях, а добавление четвертого лишь усложнит современную жизнь до такой степени, что нервные срывы станут таким же обычным делом, как лоснящиеся пятнышки на брюках из синей саржи.

Будучи вполне обычным молодым парнем с тягой к приключениям, он использует машину времени исключительно для небольших путешествий в прошлые или будущие эпохи, не преследуя никаких целей, кроме простого развлечения. В процессе этих путешествий, как и следовало ожидать, он увидел и сделал много такого, что по своей невероятности превосходит самые смелые выдумки писателей-фантастов.

Возможно, что, обнародовав содержание разговора, который я вел с Дуди несколько дней назад – а точнее, вечером 20 ноября 1976 года, – мне удастся заставить замолчать нескольких макаронников-критиков, которые громко и яростно настаивали на том, чтобы он передал принцип путешествий во времени американскому правительству.

– Джонни, – заметил Дуди, беседуя со мной тет-а-тет за отличным ужином, который был подан в "Изысканном ресторане Элберта" – или это слово звучит как "Элегантный"? Возможно, вы знаете это место – оно находится на Бродвее, одно из самых достойных и популярных кафе старого Нью-Йорка, открывшееся в 1953 году. – Джонни, тебе когда-нибудь было трудно доказать, что ты настоящий мужчина?

– Даже когда я пошел на службу в армию, – ответил я, опираясь локтями на скатерть и откровенно удивляясь. – А что?

Дуди усмехнулся, сверкнув двумя третями безупречного набора ровных белых зубов.

– Понимаешь, Джонни, когда-то давно, когда этого еще не было, я предстал перед судом по вопросу о том, являюсь я человеком или нет, и на волоске висела не только моя жизнь, но и моя репутация. Я сам осуществлял свою защиту, насколько это было возможно, и я проиграл процесс.

– Так! – воскликнул я, приподняв бровь. – И что же они доказали, что вы – отпрыск шимпанзе?

– Нет, не совсем, – ответил Дуди, улыбаясь, правда, довольно задумчиво, в свойственной только ему диковинной манере смотреть мимо собеседника в далекие, тусклые дали времени. – Знаете, я не уверен, что в конце концов проиграл это дело. Ситуация накалялась, и я не стал затягивать с выходом из игры. Возможно, мой последний аргумент решил дело в пользу обвинения, хотя присяжные уже вынесли вердикт о виновности – виновности в том, что я выдавал себя за человека, а это преступление в те далекие времена каралось смертью. Мне бы хотелось вернуться в ту эпоху и все выяснить, но мой маленький гаджет практически не обладает избирательностью на таких экстремальных диапазонах. Я даже не могу быть уверен, что попаду в нужное тысячелетие. Для этого понадобился бы гораздо более тонкий и сложный прибор, с источником питания, превосходящим две мои батарейки, и еще куча всякой всячины, которую я не удосужился разработать и никогда не смогу. Впрочем, это все неважно, главное, что этот мой маленький опыт заставил меня задуматься.

– Интересно… в какую сторону? – спросил я, прекрасно понимая, что узнаю историю в свое время от Дуди.

– А, это секрет, – весело отмахнулся он. – А если серьезно, Джонни, я расскажу тебе эту историю, и мы посмотрим, не приведет ли она к некоторым догадкам с твоей стороны – причем не слишком приятным. Вызови официанта и закажи еще шампанского, Джонни, чтобы они не вздумали устроить нам почтительно-крепкие проводы; а я расскажу тебе все начистоту.

Похоже, что Дуди, отправляясь в свое последнее сафари в темные глубины неизведанных эпох, решил попробовать совершить более длительный прыжок во времени, чем когда-либо прежде. Случилось так, что во время предыдущей экскурсии в один из странных уголков хронологии он имел интригующую беседу с одним знатоком того времени, которого звали, как я понял, Руднуу Какой-то Там – фамилия ставится первой – и который принадлежал к периоду, который Дуди оценил в районе 13 000 лет н. э. (У них не было системы дат, совместимой с нашей, а их записи о старших цивилизациях индоевропейского и неоевропейского циклов были неполными и ненадежными). Этот человек, который был чем-то вроде философа и историка, а также важным членом технократического правительства своей эпохи, откровенно беспокоился о будущем человеческой расы.