Страница 2 из 66
Почувствовав на себе испытывающие взгляды тети и сестры, Аня фыркнула:
- Что? Я всегда сплю с открытым окном! Мне не хватает кислорода!
Проигнорировав ее выпад, Оля обратилась к их ночному гостю:
- Пойдемте, молодой человек. Я провожу вас до двери. Ваше ночное рандеву с моими племянницами окончено. А вы… обе спать! Завтра сложный день!
Аня беззвучно застонала, проклиная все на свете. Наступления утра она не хотела всеми фибрами своей души. Там ничего хорошего ее не ожидало. Лишь первое сентября. Второй курс института. И мажоры. Проклятые мажоры, отравляющие им с Машкой жизнь… второй год подряд...
- Ты как? – с искренней тревогой в голосе поинтересовалась Маша, едва они с ней остались наедине. – Все в порядке? Ничего не болит?
- Угу, – машинально отозвалась Аня, удивляясь своему спокойствию.
- Сильно испугалась? – не унималась сестра, явно ощущая себя виноватой.
Тяжело вздохнув, Аня звездочкой развалилась на смятых простынях и уставилась в потолок. Поразмыслив немного, безразлично произнесла:
- В первые секунды - да. Очень. А потом… скорее разозлилась.
- Прости, - состроив скорбную мину, Маша с ногами забралась на ее кровать. – Я знала, что он – конченный, но не предполагала, что до такой степени!
- Перестань, - отмахнулась Аня. – Я в норме. А ты ни в чем не виновата.
- Еще как виновата! - очень серьезно возразила Машка. – Это я потеряла бдительность. Это я позволила ему узнать наш адрес. А не должна была. Мы с ним не настолько близки, чтобы... Боже! А вдруг он навредил бы тебе?
Аня поежилась. От воспоминаний ее прошибла нервная дрожь. Чужие руки на ее теле… Чужие губы... И сальный шепоток, от которого ее даже сейчас жутко коробило. Однако, она улыбнулась в надежде успокоить сестру:
- Все обошлось. Не думай об этом.
Продолжая таращиться в потолок, наощупь нашла ее горячую ладонь. Крепко сжала. Маша с готовностью переплела их пальцы и упрямо шикнула:
- Не могу не думать. Не могу. Ты могла пострадать. Ты так жутко кричала! А я… я… чуть с ума не сошла! Даже ноги от страха отказали, представляешь?
- Более, чем! – обиженно насупилась Аня. – Или, по-твоему, у меня тут ничего не отказало? Пока я была вынуждена… под твоим героем отдыхать?
- Нет, - сестра улеглась рядом и ласково прильнула щекой к ее плечу. – Уверена, что нет. Тебе страх неведом. Вон как ты его уделала в итоге!
Испытывая странное удовлетворение от содеянного, Аня ухмыльнулась:
- С инстинктом самосохранения всегда шутки плохи!
- Точно, – согласилась Машка, загадочно улыбаясь. – Особенно, с инстинктом самосохранения… моей сестры! Бедный Никита!
Переглянувшись, обе прыснули от смеха. Напряжение сошло на нет. Страх улетучился, словно и не было его. Теперь недавние события казались им глупым недоразумением. Не более. В какой-то степени даже… комичными.
- Ты ведь не сердишься на меня, правда? – осторожно поинтересовалась сестра, прерывая затянувшееся молчание. – Не хочу, чтобы сердилась! Я знаю, что виновата. И далеко не идеальна. Вечно косячу. Вечно встреваю в неприятности. Вечно втягиваю в них тебя. Но я не специально. Клянусь! Само собой как-то получается…
- Да у тебя вечно все получается само собой! – коряво передразнила ее Аня.
И заработала весьма ощутимый шлепок по руке. Кожа тут же загорелась.
- Эй! – возмущенный возглас сорвался с губ. – Ты совсем офигела?
- Скажи, что не сердишься! – не унималась Маша. – Скажи-скажи-скажи!
- Не дождешься! Теперь принципиально не скажу!
- Ах, так? Тогда я… буду петь! А ты знаешь - пою я о-о-очень плохо!
Извернувшись из ее объятий, Аня вооружилась подушкой, и от души «приласкала» ей Машку по голове, предостерегая эту заразу о последствиях:
- Только попробуй! Пытки в нашей стране запрещены законом!
- Ничего не знаю! – хрюкнула сестра, и… запела. – Черный в-о-о-орон… что ж ты вье-е-е-еССя… над мое-Е-Е-ею голов… Ай!
Не выдержав гениальнейшего исполнения этого шедевра, Аня еще пару раз шибанула Машку мягким снарядом. От чего та лишь громче расхохоталась, и… ответила ей тем же, схватив свободную подушку. Вскоре все переросло в полномасштабные бои на кровати. С визгами, криками и диким хохотом.
Все, как полагается. Не удивительно, что спустя какое-то время в комнату без стука ворвалась Оля. Ужаснувшись, она попыталась угомонить их. Вразумить. Мол, взрослые уже! Кобылки девятнадцатилетние! Но в итоге и сама стала непосредственной участницей этого грандиознейшего ночного беспредела. Только в качестве оружия облюбовала одеяло, сиротливо валяющееся на полу. Когда все трое выдохлись, то без сил рухнули на кровать. Уставшие, но счастливые. Хотя бы сейчас. В эту самую минуту.
Когда прошлое не тянет тяжким грузом, и не отравляет разум. Когда забываются отчаяние и боль, идущие с ними рука об руку со дня смерти матери. Когда откровенно плевать на будущее. Когда важно только настоящее. Отдышавшись, Оля произнесла с теплотой в голосе:
- Как только мне начинает казаться, что мои племяшки-двойняшки выросли, вы тут же доказываете мне обратное! Козочки мои, любимые!
Аня в голос загоготала, уже заранее предвидя реакцию Машки на слова тети.
Эта фифа терпеть не могла, когда Оля их так называла. Вот и теперь, едва услышала знакомую фразу, с ходу озвучила свои «плохие ассоциации»:
- Ф-у-у-у-у! Неужели от нас так же жутко пахнет?
- Ой, дуреха! – Оля не повелась на ее провокации. Но погрустнела.
Словно… вспомнила что-то. Нечто такое, что задевало струны ее души. Однако она быстро спрятала эмоции за улыбкой. Уж что-что, а в руках себя держать Оля умела. Как-никак, в институте трудилась в должности преподавателя. А перед студентами давать слабину нельзя – прописная истина. Вот их тетя и следовала ей всецело. Шумно втянув воздух носом, она сжала губы в тонкую линию. Нахмурилась, от чего на лбу залегла морщинка.
Аня интуитивно напряглась, предчувствуя… возвращение с небес на землю. К суровой реальности. Так оно и вышло. Помолчав еще немного, Оля наконец глухо пробормотала:
- Я хочу попросить вас кое о чем. Вас обеих. Можно?
- Конечно! – на правах старшей сестры (пусть всего на семь минут, но тем не менее) Аня ответила за двоих. Машка просто озадаченно вскинула брови.
- Вы прекрасно знаете нашу ситуацию, - издалека начала Оля. – Так уж сложилось, что у меня никого нет, кроме вас. А у вас – кроме меня.