Страница 2 из 3
Понуро бреду по заснеженному тротуару. Редкие прохожие удивлённо пялятся на меня. Но никто не интересуется, всё ли нормально. Наверное, я выгляжу неадекватной, и они меня остерегаются. Может, они думают, что я сумасшедшая, которую когда-то бросил жених. И типа я просто так нарядилась в свадебное платье и гуляю тут.
Ха, а в этом что-то есть, кстати.
Порыв ветра заставляет меня прикрыть лицо руками. Я не могу удержать равновесие и грузно падаю в сугроб у обочины.
Всё, не хочу никуда идти больше. Здесь останусь. Переворачиваюсь на спину и застываю. Задумчиво гляжу сквозь холодный, наполненный колкими снежинками воздух, на бледно-синее небо. Красивое… И равнодушное. Хочу быть как оно.
Меня постепенно припорашивает снегом. Мимо то и дело проезжают машины. Шуршание их шин приятно убаюкивает. Я погружаюсь в ощущения, отбросив то, что заставляет страдать. Мне лучше. И нет больше боли, обиды, ревности. Ничего нет, кроме изнурительной, но мягкой и утешающей усталости.
Когда мы с Вадимом были маленькими, то любили зимой валяться рядом в снегу, делали «снежного ангела»: поднимали и опускали через стороны руки и ноги. А потом весело смеялись над узорами, которые получились. Конечно, мы были одеты не в свадебные платья, а в тёплые непромокаемые комбинезоны тогда… Хорошо было в детстве.
Не знаю, по какой причине, но я и сейчас совершенно не чувствую холода. Тело моё расслабилось, наполнилось тяжестью. Мысли легко приплывают и уплывают, прямо как вон те облака в вечернем небе. Они сменяют друг друга, не перегружая сознание. Как приятно забыть, отключиться, слиться с природой. Почувствовать снежное одеяло, погрузиться в запах земли. Услышать, как шелестят листья… Стоп. Откуда они, если сейчас зима?
Эта мысль тоже не задерживается у меня в голове. Я опускаю отяжелевшие веки и проваливаюсь в тёмное нигде.
***
— Доченька, не оставляй нас, малышка моя, — из забытья меня возвращает дрожащий голос мамы.
Она плачет, что ли? Шевелю рукой, хочу обнять её. Но не могу, нет сил. Чувствую, что по мне скользит что-то гладкое и твёрдое, с треском разрывая ткань. Кто-то раскрывает платье, стягивает рукава. Мне немного больно, они царапают кожу. Глубоко и громко вдыхаю, из горла вырывается хрип.
— Она вернулась, – вскрикивает мама.
Ощущаю, как обнажённую меня чьи-то сильные руки перекладывают на тёплое бельё, укутывают , оставив снаружи только лицо.
Приоткрываю онемевшие губы, хочу что-то сказать, но не выходит.
— Ксения, ты слышишь меня? Открой глаза, если слышишь.
Это ещё кто? Этот мужской голос я где-то когда-то слышала. Низкий, обволакивающий. Его вибрации волнуют и немного пугают. С силой заставляю себя открыть глаза и моментально проваливаюсь в глубокий синий водоворот фантастических глаз. Боже, я сейчас утону и не всплыву больше. Лазурная глубина с льдистыми полосочками а в середине чёрный кружок зрачка, который прямо сейчас увеличивается, затягивая меня ещё глубже. Кто этот человек? Внимательно рассматриваю ровный нос, короткую щетину на щеках, властный подбородок с аккуратной ямочкой.
— Ты понимаешь, где находишься, Ксюша? Моргни, если понимаешь.
Звучит ласково, заботливо... Моргаю. Конечно, понимаю. Я в раю.
И сползаю взглядом к губам, которые трогает лёгкая чувственная улыбка:
— Ну, и замечательно. Ксения, я давний знакомый твоих родителей, врач, меня зовут Алексей Петрович. Скоро вылечу тебя.
Глава 3
Всё утро туманная пелена старательно прятала солнце, но к полудню небо посветлело.
Лежу на кровати в одноместной платной палате лицом к окну, рассматриваю, как по ослепительно голубой глади очень медленно плывут облака. Рядом со мной в невысоком пластмассовом кресле сидит мама. Она обиженно зависает в соцсети, старается не смотреть на меня.
Ночью меня долго согревали в специальной ванной, постепенно повышая температуру. Потом перевезли в палату и сделали укол, чтобы я поспала. Мамочка была рядом, она плакала и говорила мне миллион раз, как любит.
Но утром она опять стала строгой и потребовала объяснений.
А я не знаю, что сказать. В голове ступор. Я не понимаю, как говорить о их предательстве.
В первую очередь, Вадим всегда был моим самым близким приятелем. Мы с ним неизменно прикрывали косяки друг друга. Стояли горой против всего мира.
Наверное, я привычно стараюсь отмазать его.
Как когда он стырил карбид у сварщика, размельчил его и сунул в бутылку с водой. После чего она взорвалась. Был страшный скандал. Но несмотря на то что Вадим быстро раскололся, я стояла за него стеной и твердила до последнего, что он ничего не делал, а мы просто совершенно случайно оказались рядом …
Или когда я врала директору, что Вадим был со мной в столовой, а не курил в школьном туалете на первом этаже с пацанами из десятого, а потом не сбегал от него через окно.
Это с одной стороны. А с другой, за эти неполные сутки у меня возникла мысль о том, что, наверное, я сама виновата. Недостаточно красивая. Мелкая, худая, чересчур обычная, невзрачная. В свои двадцать лет на женщину-то не очень похожа, если только на подростка.
Не то, что Лариска с её ногами от ушей, ногтями росомахи, ресницами, которые видно за сто метров, и сверкающими белыми волосами ниже талии. Да ей на совершеннолетие родители подарили настоящие сиськи! Полную, круглую, сексапильную троечку. Куда мне, нулевой доске, с ней тягаться…
Тем более, и секс вообще не моё. Не нравится. Не знаю, чего его превозносят. Да от обычного кардио в фитнес-клубе больше кайфа. А мужчинам, говорят, он очень сильно нужен. Я вечно отмазывалась. Может, Вадим просто не смог терпеть. Типа когда очень сильно в туалет хочешь, тогда переступишь через себя и отправишься даже в общественный на городском рынке.
Хм... Значит, Лариска — это аналог туалета?
Короче, не хочу я ни с кем обсуждать то, что произошло. И точка.
— Ксения, не выводи меня, — опять проявляется мама.
Её интонации источают агрессию и возмущение.
Я удручённо вздыхаю и стараюсь сделать лицо равнодушнее.
— Ты же понимаешь, насколько серьёзно то, что вчера натворила? Мы столько денег потратили. Платье, зал, стол на пятьдесят гостей. Наши мужчины даже партнёров по бизнесу пригласили. А ты всё испортила. Всех подвела.
Обхватываю себя руками за плечи и сжимаю зубы, чтобы не видно было, как от обиды дрожит подбородок.
— Ответь ты уже, что между вами случилось? Поссорились? Ты передумала? Это «синдром невесты» виноват? Ну, не могла же ты сбежать просто так? – мама почти кричит.
Пожимаю плечами и ещё внимательнее вглядываюсь в небо за окном.
— Ты язык проглотила? Скажи хоть слово. Вадик вчера так переживал, чуть не плакал, а ты… Бессердечная. Не могу находиться рядом с тобой! – выпаливает мама и быстро покидает палату.
У меня внутри всё обрывается. Переживал, ага. И Лариска, наверное. Переживала и радовалась одновременно.
Прикрываю веки, чтобы сдержать навернувшиеся слёзы. Такое ощущение, что падаю куда-то.
Не хотите со мной находиться рядом? Ну, и чёрт с вами. Значит, я тоже не буду ни с кем общаться. И ни слова никому больше не скажу. Вон Русалочка жила же как-то без голоса. И не особо ей это мешало. Главное, ноги есть. Чтоб уходить от всех, кому не нужен.
Я сажусь на кровати. Немного кружится голова и губы немеют. Чуть привыкнув к перемене позы, укутываюсь в махровый халат, который мне вечером привезли из дома и иду к раковине, закреплённой на стене в углу, по соседству с дверью. Над ней висит небольшой простенькое зеркало. Останавливаюсь, всматриваясь в своё отражение. А перед глазами флэшбэки вчерашних событий. Вот так же стояла и слушала, как эти двое в кабинке…
В виски резко бьёт болью. Морщусь, прижав к ним пальцы. Интересно, а внешне не заметно, как в них дубасит? Поворачиваю лицо боком, скашиваю глаза и вглядываюсь в кожу.
Вдруг громко распахивается дверь, как будто с ноги. И входит Вадим.