Страница 42 из 57
С момента находки и до сегодняшнего дня дрогичинские пломбы являются предметом горячих споров исследователей. Им посвящены многочисленные статьи, их изучением занимаются видные ученые, но эти пломбы полностью все еще не раскрыли своей тайны.
В большинстве случаев они представляют собой согнутые вдвое свинцовые пластинки, сквозь которые проходил шнурок. На обеих сторонах имеются различные изображения: геометрические линии, фигуры (рука, птица, зверь и пр.), латинские и много славянских букв, относящихся к периоду не ранее XIII в.
По вопросу о том, с какой целью применялись свинцовые пластинки, существуют различные мнения. Скорее всего их можно считать товарными пломбами, таможенными клеймами. От печатей, которые обычно привешивались к документам, пломбы отличаются небрежной отделкой и меньшими размерами. Е. И. Каменцева и Н. В. Устюгов допускают, что часть пломб использовалась также в качестве печатей, придававших шкуркам пушных зверей обязательность приема в качестве денег{182}.
Еще не разгаданы все изображения и знаки на пломбах. Часть из них, как считают исследователи, является знаками приднепровских князей XI–XII вв. Такой вывод позволило сделать сравнение изображений на пломбах с печатями и монетами с геральдическими знаками князей.
Этот период относится к времени расцвета древнерусской торговли, закрепления старых и освоения новых торговых путей. В договоре Игоря с греками в 945 г. говорится: «Да входять въ городъ [Царьградъ] одними вороты со царевымъ мужемъ безъ оружья, муж 50, и да творять куплю якоже имъ надобѣ, паки да исходить; и мужь царства нашего да хранитъ я, да аще кто отъ Руси или отъ Грекъ створить криво, да отправляеть то. Входяще же Русь въ градъ, да не имѣють волости купити паволокъ лише 50 золотникъ; и отъ тѣхъ паволокъ ащекто крьнетъ [купить], да показываеть цареву мужю и тъ е запечатаеть и дасть имъ».
Этот факт повествует о многом. Ведь пломбы, подобные дрогичинским, были найдены в единственном городе, лежавшем вне пределов Руси, — Константинополе. Здесь был и русский квартал, куда везли товары русские купцы. Далее города, в глубь страны, купцам ездить не разрешалось. Опечатывание товаров поначалу практиковалось главным образом в Византии, где «царев муж» опечатывал товары, купленные русскими купцами. Ограничение покупки наволок 50 золотыми было общим для всех иностранцев, как общим было и наложение на купленные товары свинцовой печати «царева мужа». Значит, если в Константинополе находили пломбы, подобные дрогичинским, то Дрогичин можно считать одним из важнейших центров, в котором сходились многие торговые пути.
Много пломб, аналогичных дрогичинским, найдено и в других городах: Пскове, Киеве, Рязани, Новгороде Великом, т. е. в крупных торговых центрах, где, возможно, перегружались и опечатывались товары.
В самом Дрогичине обнаружено несколько тысяч товарных пломб. Это свидетельствует о большом количестве купцов, бывавших в городе. Летопись упоминает, что в XIII в. в одном лишь городе Торжке сразу присутствовали 2 тыс. гостей. Так что вполне возможно, что и в Дрогичине часто бывали многолюдные караваны купцов.
Городок этот лежал на пути к Балтийскому побережью, будучи на границе русских владений XII в., т. е. на пути, принадлежавшем Киеву. Как ключевой город на этом пути Дрогичин чуть ли не самой природой был намечен для остановок; здесь взималась пошлина в пользу русских князей. Иначе говоря, он служил таможней. В городке, возможно, товары перегружались на другие ладьи, шедшие вниз по Западному Бугу. Поскольку в других местах польской границы товарных пломб не встречается, можно предположить, что торговля с Польшей шла именно через Дрогичин, где во время перегрузки и срывались пломбы.
Около 25 % пломб, судя по знакам, принадлежало товарам приднепровских князей. Значит, четвертая часть всех товаров, шедших в Польшу, была их имуществом. Нерасшифрованные пломбы могли принадлежать другим купцам и боярам. Принадлежность знаков киевским князьям тоже не полностью расшифрована. Можно назвать лишь нескольких князей, отправлявших свои товары через мытницу Дрогичина: Всеволода Ярославича и Олега Святославича, княживших в конце XI в., и Всеволода Ольговича, великого князя киевского начала XII в. В Дрогичине его пломб встречается больше всех. Здесь и в Бе-рестье он распоряжался по своему усмотрению.
Более других князей Всеволод имел тесные связи с Польшей, выдав дочь замуж за вратиславского князя. Этим, видимо, и объясняется усиленная торговля Всеволода с Польшей в 40-х годах XII в.
Уральская находка
В это же время не только на Руси, но и в других землях товар, продаваемый и покупаемый, обязательно клеймился. Клейма, найденные на изделиях, зачастую могут не только рассказать много интересного или по-новому осветить определенную социально-историческую проблему, но и дать дополнительный материал к определению экономических и культурных связей между целыми странами в ту или иную историческую эпоху.
Во время работы Хулчинской геологической партии в 1968 г. на восточных склонах Народинского хребта в Приполярном Урале была сделана одна из таких находок.
Полевой сезон подходил к концу. Стоял ясный сентябрьский день. Геологи поднимались на Народинский хребет берегом горной речки Малая Тынагота. Шли долго, устали, остановились набрать воды. Вдруг внимание геологов привлек какой-то предмет, торчавший из земли, но не возле самой воды, а чуть дальше, у лиственниц. Может, это обронил кто-нибудь из геологов? Раньше здесь тоже работала геологическая партия.
Попробовали взять предмет, но он прочно сидел в земле, понадобилось усилие, чтобы его вытащить. Это оказалась длинная ржавая сабля. Тщательно обыскали все вокруг, но больше никаких предметов не нашли.
Как могла попасть сабля в такую глухомань? Крутом ни души, никаких поселений, нет путей через перевал. Местность высокогорная, растительность похожа на тундровую. Неуютно, дико. Геологи хорошо знали, что через Уральский хребет нет даже вьючных троп. В это время никто не решается пуститься в такую дорогу.
Заметили на клинке еще и какие-то надписи, но не смогли разобрать. На стоянке кто-то из рабочих решил найти сабле практическое применение — сделать из нее охотничий нож. Пытался перерубить зубилом, но из-за поразительной крепости изделия это не удалось сделать. Тогда с трудом клинок переломили. И пропала бы навсегда для науки эта находка, если бы обломки сабли не спас журналист И. Я. Титов. Он переправил их в Ленинград в Институт археологии Академии наук СССР.
Уже при первом осмотре археологи определили, что сабля относится к XII–XIII вв. Об этом говорили слабый изгиб клинка, форма перекрестья, размеры и вся конструкция изделия. Клинок, длина которого вместе с рукоятью достигала одного метра, довольно хорошо сохранился. На одной стороне его виднелись какие-то треугольники, начертания, просматривались следы позолоты.
Больше всего ученых поразил тот факт, что до сих пор не были известны подписные сабли той эпохи, за исключением одного клинка IX–X столетий с благожелательными изречениями, найденного Саяно-Тувинской экспедицией в 1965 г. Сабли с надписями или отдельными знаками сохранились лишь с XVI в.
Разгадка, безусловно, должна была заключаться в надписи. Но как ее прочесть? Ведь восемь веков лежания в земле губительно сказались на знаках. В отдельных местах начертания подверглись значительной коррозии. Тогда ученые обратились к экспертам-криминалистам Ленинградской научно-исследовательской лаборатории судебной экспертизы. Метод электронографии и рентгеновские лучи ничего не дали. Попробовали применить моделирование объемной надписи, используя контрастирующий заполнитель. Наконец, получили контактно-окрашенный отпечаток.
На фотографии ясно виднелась вся надпись. Длиной 8 сантиметров, она состояла из 10 гравированных знаков с крестиками и 20 рядов штампованных треугольников, тоже обрамленных крестиками. Рисунок был нанесен уверенной рукой мастера — четко, искусно. Такие надписи обычно встречаются у западноевропейских мечедельцев ХII-ХIII вв.