Таймер

– Я читал, что ещё было время, когда всеми руководили старейшины – наиболее уважаемые люди, которые прожили долгую жизнь, – сказал Фарид.

– Ха! – усмехнулась Танди. – И конечно, был главный старейшина, который правил долгие годы?

– Ну да, а что в этом плохого?

– Даже объяснять не хочется, – хмыкнула Лиз. – Вот он и руководил до тех пор, пока не умирал… И его окружение состояло из таких же «мудрецов», на самом деле узурпировавших власть и действовавших в своих корыстных интересах.

– А как всё же жизнь человечества изменилась сразу после появления «бобов»? – вновь поинтересовался любознательный Фарид.

Танди на некоторое время задумалась. Но потом заговорила быстро и уверенно:

– Давайте представим себе, что творилось, когда ТТВ 19 стали завоёвывать мир. Не будем принимать пока во внимание то, к чему это привело в конце, а рассмотрим первые лет пятнадцать их массового употребления. Первоначально мир охватила эйфория, люди были в восторге от возможности стать вечно молодыми и бессмертными. Для этого требовались лишь деньги. Фактически стало реальностью то, к чему человечество раньше шло иными путями. У жизни появилась твёрдая цена, пусть и с изредка плавающим курсом. И её перестали стесняться открыто озвучивать.

– Но это же плохо, – сказала Оля и вздохнула.

– Да, в целом. Но это хотя бы честно. До того люди придумывали всякие красивые фразы, вроде «здоровье не купишь», «молодость не вернёшь», но всё это было для так называемого «быдла», элита всегда знала правду.

Одной из важнейших проблем, с которой столкнулось человечество, стала ещё большая приватизация власти её обладателями. Люди лишились даже надежды на то, что какой-либо диктатор или мелкий царёк в один прекрасный день помрёт, и его тирании наступит конец. Логично, что те, кто были наверху властной цепочки, ели ТТВ 19 каждый день, что исключало их естественную кончину. Да и на более низких уровнях практически исчезла ротация кадров. Её и до этого особо-то не было, так как многие руководители покидали свои уютные кресла только ногами вперед, но… Молодёжь, положение которой и так было незавидным, лишь закрепилась в статусе постоянно ведомого подчиненного субъекта. При этом и в среде самой молодежи усугубился раскол. Детям богатых родителей было всегда девятнадцать, они не старели и прожигали жизни, погрузившись в беспредельное море соблазнов и возможностей. Само по себе это было вполне естественным, так как в любой эпохе есть свои властители жизни и их отпрыски, которым с рождения уже положено иметь всё то, что простые люди скорее всего не получат, прожив даже сто лет.

Проблема была в другом. «Золотая», а теперь ещё вдобавок и бессмертная молодежь целенаправленно делалась примером для сверстников. В их неокрепшие умы вкладывались постулаты о необходимости постоянного следования моде, маниакальной коррекции фигуры, эгоистичного поведения и отсутствии граней дозволенного. Миллионы молодых людей по всему миру мечтали лишь иметь много денег, чтобы купить достаточно ТТВ 19, получить вечную жизнь и провести её среди неонового мрака ночных клубов, предаваясь всяческим возможным наслаждениям, отвлекаясь только на посещение горячих пляжей морских берегов.

Оставались, конечно, и те, кто достойно жил, честно трудился и строил планы на будущее. Все они тоже принимали ТТВ 19, что не было удивительным, так как страх смерти всегда был спутником человека, но их жизнь не сводилась к постоянной погоне за вожделенной таблеткой. Они рожали и воспитывали детей, учились, дружили, отмечали дни рождения и праздники, путешествовали, творили. Но таких людей становилось всё меньше и меньше.

– Ещё вопросы будут? – спросила Танди, и ничуть не удивилась, увидев «лес рук».

* * *

После урока Танди встретила в коридоре свою коллегу, миссис Гувер.

– Лиз, – зашептала она, – ты ничего не слышала про совещание всех оплотов?

– Да нет, меня же не переизбрали в конгресс на этот год. Ну и хорошо, меньше отвлекаюсь от любимого дела.

– А, вот как. Я и забыла… Просто я вчера была в гостях у Макферсонов, они это обсуждали.

– Этна, да что тут особенного? Проведут прямую линию. Может, даже транслировать будут. Я когда заседала в конгрессе, то такое происходило пару раз.

– А в этот раз они все вместе соберутся! – со значением проговорила миссис Гувер.

– Может, мода новая… Не думаю, что произошло что-то страшное. Вспомни, за всю нашу жизнь и за жизнь наших родителей власть никогда нам не врала и ничего не скрывала.

– Это правда, но мало ли…

– Ладно, Этна, ты меньше слухи собирай. Я пошла, у меня ещё лекция, – спокойно сказала Элизабет и застучала каблучками по полу.

Миссис Гувер посмотрела ей вслед, вздохнула и пошла домой. Шёл уже второй месяц её беременности, поэтому она переживала больше обычного. Ведь ей просто хотелось, чтобы ребёнок родился в спокойное время и прожил пусть короткую по воле судьбы, но счастливую жизнь. Она знала, что когда умрёт – ему будет три года.

Глава 6. Бессмертный

В мире всё же жил один человек, жизнь которого была ещё более важной, чем жизнь других. Важной для всего человечества. Хотя он сам не назвал бы своё существование жизнью. Каждый день Марселя начинался со сдачи анализов и снятия с него жизненных параметров, каждую ночь он спал утыканный всевозможными датчиками. Весь мир для старого африканца ограничивался уютной, но до смерти надоевшей палатой, а прогулки во дворе исследовательского института напоминали прогулки заключенного.

Уже несколько поколений врачей бились над загадкой его бессмертия, сами умирая по достижению двадцати трёх с небольшим лет. На их таймерах стабильно высвечивались нули. Точно такие же нули уже сто лет светились на таймере Марселя, но он жил. Больше того, живучесть его организма поражала. Был случай, когда после семидесяти лет старик Англома не выдержал, распсиховался и перерезал себе горло. Кровь только успела хлынуть из раны, и почти сразу свернулась. При всём этом Марсель отнюдь не чувствовал себя здоровым и физически сильным. Он страдал кучей старческих заболеваний, его тело было немощным и дряхлым, а разум часто почти полностью пропадал. Его лечили, излечивали, но он мог снова заболеть хоть на следующий день. Иногда, впрочем, случались невероятные метаморфозы. Однажды старик сумел выломать голыми руками металлическую дверь своей палаты и раскидать как котят нескольких подоспевших охранников. В другой раз он на протяжении целого дня с легкостью решал в уме сложнейшие математические задачи.

Он мог лежать несколько дней без движения, а мог целые сутки бродить по палате. Был период, когда он не ел больше месяца, но несколько раз старик съедал столько, что хватило бы нескольким взрослым людям.

Значительная часть его анализов ничем не отличалась бы от анализов других столетних стариков, если бы они ещё оставались в этом мире. Но, опять же, бывали дни, когда отдельные их показатели зашкаливали или просто не могли быть определены. Давление старика могло «скакать» по несколько раз в день, а могло оставаться неизменным, как у космонавта, долгие месяцы.

Очередной день начался для Марселя с еле слышного скрипа открывающейся двери. Старик Англома поморщился и бросил на вошедшего человека короткий оценивающий взгляд. Это был новенький доктор. Такой же молодой, как и все остальные. Он перевидал их уже столько, что перестал запоминать имена лет двадцать назад.

– Здравствуйте, мистер Англома! – бодрым голосом произнес парень. – Меня зовут Джим Браун.

Фамилия вызвала у Марселя искру интереса. Давным-давно к нему тоже часто ходил доктор Браун.

– Привет, – буркнул старик, – коли иголкой, бери мою кровушку в миллионный раз на анализ.

– Я вообще-то пришел поговорить, – сказал молодой человек.

– Ха-ха-ха! Забавно! – рассмеялся Марсель. – С каких это пор с лабораторной крысой нужно беседовать? Ты лучше опыты свои ставь… Давай, доставай шприцы, ампулы!