Страница 17 из 50
— Дина Марбери, кстати, рыжая, с бледной, безупречной кожей и голубыми глазами.
Формально это были «глаза цвета ярчайшего летнего неба, безоблачные и лазурные, мерцающие безупречностью драгоценных камней, которые носили короли, королевы и разнообразие любовниц, украшавших землю», но голубой был довольно близок.
— Я знал, что должен болеть за неё, но, между нами говоря, я был счастлив, когда Дина зашла в океан.
— Ник, — я закрыла книгу и сказала: — Я ещё не дошла до этого… но ты серьёзно только что рассказал мне концовку?
Он слегка рассмеялся. — Ох, черт, извини.
— Да ничего страшного, — я наклонилась и запихала книгу в рюкзак. — Честно говоря, я, вероятно, не собиралась заканчивать.
— Вот видишь? — он включил поворотник и замедлил движение для поворота. — Я оказал тебе услугу.
Я закатила глаза. — Она действительно зашла в океан? Ого, это звучит как заимствованно из…
— «Пробуждения»? — он взглянул на меня, когда грузовик полностью остановился.
— Да! Я имею в виду, что такой конец книги бывает только раз в жизни, не так ли?
— Именно так, — Ник одарил меня взглядом, близким к улыбке, а затем повернулся к дороге и ускорился, когда загорелся зелёный свет. — Будто бы мы не заметим, что она украла грандиозный финал Эдны Понтеллери.
Мы говорили о книгах всю оставшуюся дорогу до школы, и когда мы вошли в здание, мне пришло в голову, что мы действительно поладили в День Святого Валентина. Впервые. Это было похоже на начало совершенно нового дня, пока он не спросил:
— Почему ты так улыбаешься?
Я взглянула на него, его нос был сморщен, а брови низко надвинуты на прищуренные глаза.
— Что?
— Я не знаю. Мы шли как нормальные люди, а потом ты просто начала пугающе улыбаться.
— Не улыбалась я пугающе.
— Так и было, — он покачал головой. — Как какой-то извращенец, который любит парады по телевизору и наряжать котов в свитера.
Я сузила глаза. — Все любят котов в свитерах.
— Как скажешь. Я должен идти, — Он сказал это так, будто я хотела, чтобы он остался или что-то в этом роде. А я не хотела. Поэтому сказала:
— Вообще-то, мне нужно идти.
— Я так и сказал, — ответил он.
— Нет, ты сказал, что тебе нужно идти, будто я хотела, чтобы ты пошёл со мной, хотя на самом деле мне нужно идти.
Он поднял брови. — У тебя всё в порядке?
Я просто покачала головой и пробормотала: — Прекрасно.
После этого я попыталась изменить ситуацию с консультантом, появившись, когда они прислали пропуск и по-взрослому аргументировала свою позицию. Я объяснил все причины, почему они должны выделить мне место в своей летней программе, а они улыбнулись и вежливо сказали мне, что добавить дополнительное место невозможно.
Затем я попыталась дождаться Джоша у его машины с его подарком. Большая часть меня задавалась вопросом, зачем я вообще это делаю. Если у них с Мэйси были чувства друг к другу, то хотела ли я спасти наши отношения? Но другая часть меня знала, что я была права во всём, и это был мой шанс вклиниться в шестерёнки времени и убедиться, что Мэйси не сможет нас разлучить.
Я устроилась на крохотном капоте его машины с подарком в руке и стала ждать. Замёрзла до смерти и ждала. Когда они наконец вышли через боковую дверь, Мэйси, видимо, увидела меня, потому что остановилась и что-то сказала Джошу. Прежде чем он успел заметить меня, она схватила его за рукав и повела обратно внутрь.
Простите, что?
Когда я встала, чтобы последовать за ними, мои колготки зацепились за угол его капота и образовалась огромная дыра, так что к тому времени, как я вернулась внутрь, мне хотелось убить Мэйси. Я всё ещё дрожала, пока шла по коридору, и меня одолевала безысходная тоска от осознания того, что всё уже никогда не будет нормально.
Что, если я застряну в этом дне навсегда?
Между тем на уроке химии Ник решил, что пора обсудить тот факт, что я надела красный свитер на День Святого Валентина.
— Ну разве ты не очаровательна.
— Что?
Он указал карандашом на мой свитер. — Весь твой полностью сочетающийся наряд — такой милый.
— Это не то, чем кажется. — Я посмотрела на свой свитер и сказала: — Это просто красный свитер.
— Правда?
— Да, правда.
Он одарил меня понимающим взглядом и сказал: — Тогда как ты объяснишь браслет в виде сердца и подходящие к нему серьги?
Я закатила глаза и покачала головой. Я собиралась коротко отмахнуться, но по какой-то причине слёзы наполнили мои глаза, когда я сказала: — Неужели тебе нечем заняться, кроме как анализировать мой выбор одежды?
Он наклонился поближе, не отрывая взгляда от моего лица. — Ты плачешь?
— НЕТ, — громко сказала я, но слёзы выдали меня, покатившись из моих глаз.
— О, бляха, нет. — Он сглотнул и сказал: — Нет, нет, извини, я просто подшучивал над тобой.
— Всё хорошо, — сказала я, всхлипывая. — Я не плачу.
— Нет, ты плачешь, — тихо сказал он, его глаза впервые стали серьёзными, когда они сосредоточились на моём лице. — Прошу, пожалуйста, прекрати.
— Ладно, я плачу, — я снова всхлипнула, пытаясь взять себя в руки. — Но не из-за тебя.
— Обещаешь?
Я закатила глаза и вытерла их. — Да.
Глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. Я никогда не плакала. Но мысль о том, что я могу застрять в этом ужасном чистилище Дня Святого Валентина навсегда, действительно не давала мне покоя. Неужели я никогда не повзрослею? Не построю карьеру журналиста? Не увижу, как растут близнецы? Всё это было слишком.
— Как я могу это остановить? — спросил он, выглядя таким смущённым, что это было почти смешно. — Серьёзно.
— Я в порядке, — я шмыгнула носом и провела указательными пальцами под нижними ресницами. Сделала глубокий вдох и сказала себе, что смогу это исправить. — Уже лучше.
— Но… — Он подарил мне самую милую закрытую улыбку и сказал: — Ты уверена?
Я кивнула и не смогла удержаться от ответной улыбки. — Я в порядке.
— Аллилуйя. — Он выдохнул, делая вид будто испустил огромный вздох облегчения, и сказал: — Потому что мысль о том, чтобы быть с тобой милым до конца химии немного утомляет.
Я слегка рассмеялась, качая головой. — Это так трудно?
Он пожал плечами. — Не то, чтобы это было трудно, просто мне больше нравится наблюдать, как ты быстро моргаешь и обижаешься на всё, что я говорю.
Ещё один повторяющийся день, ещё один глаз, потерянный из-за чрезмерного закатывания в присутствии Ника Старка.
***
Я завершила день ещё одной неудачной попыткой убедить отца остаться. На этот раз я указала на то, что он не может оставить мою бабушку — овдовевшую и жившую одна — и переехать на другой конец страны. Что она будет делать? Она останется такой одинокой, не так ли? Я знала, что он обожает свою мать, поэтому, конечно, мой аргумент поколебал бы его решимость переехать.
Но он улыбнулся, когда я это сказала. Его ответ был: — Она хочет поехать с нами, Эмми, спроси её. Она в восторге от тёплой погоды и ковбоев.
— Правда?
— Ты удивлена? — спросил он, всё ещё улыбаясь.
— Ну, не насчёт ковбоев.
Так что я не только не убедила его, но и узнала худшую новость: я потеряю и бабушку Макс. Она даже не упоминала о такой возможности, когда мы говорили об этом в первый День Святого Валентина, но и я была в слезах, поэтому не виню её.
Перед сном я снова загадала желание на звезду, но уже начала терять надежду на то, что этот светящийся в небе шар вообще захочет мне помочь.
***
После этого я стала одержима идеей изменить результаты. Любыми способами. Относительно потерянной стипендии я пыталась:
— не явиться, когда вызывали из офиса;
— явиться и умолять их о милосердии;
— фальшиво плакать с нелепой детальной выдуманной историей предсмертном желании моего дедушки увидеть меня участвующей в этой программе;
— фальшиво плакать с нелепой детальной выдуманной историей о любви моей старенькой и умирающей бабушки к журналистике;