Versipellis

— Понимаю, — вздохнул Алекс. — Но вы все равно с ним дружны?

— Он хитрый и умный. Я сразу смекнул, что он добьется своего и, чтобы оставаться в безопасности, нужно быть с ним за одно — не в моем возрасте на амбразуру лезть, — Уодим улыбнулся, оголяя единичные сохранившиеся зубы. — И, как ты уже, наверное, догадался, я не ошибся — Арман стал советником Себулы и то, что я тебе поведал — его идея.

Встреча закончилась на лёгкой ноте для старейшины — он был рад сбросить груз тайны с плеч и помочь информацией тем, кто был, по его мнению, чист душой. А вот Алекс уходил в гнетущем расположении духа. Нерешённых вопросов оставалось достаточно много и они лишь прибавлялись. Впрочем, как и союзники. И, к своему стыду, он даже был благодарен старому предателю за его дебютный закон: он поможет сбавить накал беспорядков в городе, которыми его вчера изрядно припугнули Деви и Клер, а также вывести на улицы за раз больше оборотней за короткий срок. Но важнейшая проблема, на несколько дней его покинувшая, вновь вернулась и грозилась стать настоящей катастрофой: как не угодить в чужие ловушки?

Глава 18. Когда луна вновь станет черна

Манифест “Versipellis"

Мы, дети лесов, что стали частью жизни детей городов, обращаемся к вам и просим услышать. Политики, которые развратили понимание блага и гуманизма, которые разделили нас и заставили ненавидеть друг друга, которые не гнушаются нарушить закон ради собственных целей, позабыв про интересы граждан, готовы бросить все силы на то, чтобы заглушить наши слова. Но наш голос — не только про оборотней. Мы все ходим по этой земле, воспитываем на ней своих детей, мечтаем, стремимся к лучшему будущему. Путь людей и волков общен и в том наша сила. Над пропастью между нами, что долгие годы разрасталась с лёгкой руки власть имущих, мы можем вместе построить мосты. И первый из них — этот манифест, что вы сейчас слышите.

В логове за городом…

Единственный, по-настоящему существующий страх — страх неизвестности. Когда ты ждёшь точки невозврата и знаешь, что от драки сбежать не получится, ты придумываешь худшие сценарии будущего и тонешь в них. Я тонул следующие три дня, будучи везде и нигде одновременно. После введения особого режима общественный бунт пошатнулся: всё меньше людей выходило на улицы и всё чаще баталии происходили в сети. В частности из-за того, что полиция оцепила центральные улицы и магистральные проспекты для транспортировки оборотней. Целые отряды ходили по адресам, проверяя лицензии, почти что всегда, забирая волков в фургоны. Первая и вторая ступень продолжили жить в интернатах, их почти не коснулось насильственное переселение. А вот остальные теперь находились по местам работы и прохождения практического обучения. Ситуация с оборотнями-силовиками оказалась хуже всего: несмотря на прочие запреты, сопутствующие этому направлению, их массово стали отстранять от службы, отправляя в общежития. Как мне докладывали товарищи, отправлявшиеся все эти дни на вылазки: хотя недовольства и были, но, в большинстве своем, сородичи просто покорились судьбе. Что-ж, надеюсь, я смогу в них зажечь пламя протеста.

Вчера Деви, возвращаясь из города, заметила нескольких оборотней, бегущих из города, привела к нам. Не так много — всего четверо. Но то, что нас становится больше — уже хорошо, ведь, когда пойдет волна, мне понадобятся силы, которые будут курировать отдельные группы. Захват хранилищ амулетов был моей главной целью и с помощью Уодима это стало реальным для нас. Он приехал и на следующий день тоже — передал больше раздвоенных авантюриновых жезлов, так как у нас их было лишь пять штук, и скрывающих чароитов вместе с обсидианами — пускай они не делали нас неуязвимыми перед лицом магии, но позволяли незаметно добираться до пунктов назначения. Схемы Армана, которые старушка успела забрать с собой во время побега из логова, тоже пришлись кстати — мы знали куда и с какой стороны можно было проникнуть. Дело оставалось за малым — всего-то начать революцию.

— Алекс, — окликнул меня Арес, стоящий на посту у логова. — Там идёт тот, в ком опознали твоего брата.

Я пулей вылетел на улицу и, к своему счастью, увидел Вендиго. Роя, Джордана или Кея, о которых в последние годы я и старался и не вспоминать, встречать мне не хотелось и дальше. Но моя радость быстро улетучилась, когда старший брат приблизился и я смог разглядеть его, исчерченное глубокими новыми шрамами, тело. Он мотнул головой, призывая поговорить без посторонних ушей.

— Что-то случилось? — спросил я.

— Да. Мама мертва, я расчистил несколько километров подземных правительственных тоннелей и меня просили передать бабке вот его.

Я ошарашенно смотрел на Вендиго, не находя слов. В горле встал режущий ком, слезы покатились сами собой, а желудок, казалось, скрутился в узел, вызывая тошнотворные позывы. Брат, на лице которого не дрогнул ни один мускул, лишь повернул лапой моё лицо в сторону. Туда, где я рассмотрел маленькое серое пятно, идущее в траве, выше его собственного роста.

— Дядя Вендиго, я дошел! — проскулил щенок.

Мой разум плыл, отказываясь принимать происходящее. Я почувствовал, как оседаю на землю и непроизвольно меняю форму воплощения. Из горла вырвался рёв. Я не узнавал себя, не узнавал волков, что опасливо смотрели на меня, не узнавал то место, где нахожусь. Боль, которой не было конца, пронзила каждую клетку моего тела и всё, что я мог сказать было: "Мама". Мама, которая согревала нас ночами своим теплом, которая поддерживала и помогала несмотря ни на что, которая была готова отдать всю себя ради нашего счастья. Была…

Я не помню, как брат отогнал от меня, интересующихся происходящим, оборотней, как сел на сухую листву и просто был рядом, не говоря ни слова. Я не понимал, что прошло всего несколько секунд уже несколько часов. Моё тело стало ватным, податливым, рыхлым, а мысли смешались в кашу. Из этого состояния меня вырвал твердый и холодный голос:

— Я пытался её спасти. Но не успел.

— Как… Как это произошло? — задыхаясь, произнес я.

Вендиго безрадостно хмыкнул:

— Ты не хочешь знать, Алекс.

И я не хотел. Я боялся того, чего уже не мог исправить. Того, что представлю на миг эту картину и запомню её такой навсегда. Не хотел, но вместе с тем не мог себе простить этого малодушия.

— Говори, — но он молчал. — Говори же, ну! — с злостью прокричал я, взрывая когтями землю.

В то же время…

Когда Хорс показался из зарослей травы, старушка Деви, растолкав локтями волков, бросилась к нему.

— Маленький мой, что ты тут делаешь?

— Я, я шел, — отвечал он, пытаясь отдышаться. — За дядей Вендиго.

— Зачем? — оторопела оборотень и, понизив голос, спросила. — Он тебе что-то сделал?

— Нет, бабуль. Я сам убедил маму с папой, чтобы прийти так к тебе. Они дали свое согласие и со мной, как видишь, ничего не случилось, — очень по-взрослому ответил он.

— Да, боюсь представить, как ты это согласие получил, — вздохнула Деви и прижала подростка к себе.

Хорс же, несмотря на усталость от долгого пути, радостно улыбался. Он не просто "так пришёл" — это потребовало немалых усилий и трёх побегов из логова вслед за Вендиго, ссоры с отцом, подбора наилучших аргументов в счёт своей самостоятельности и, кажется, прокушенной холки, когда волк в очередной раз возвращал его родителям. Но это того стоило. Когда щенок, прокравшись незаметно мимо спящих охотников и полуслепых, как он сам думал, старейшин, пошел по следам матери и подслушал ее разговор, он, во что бы то ни стало, тоже захотел защитить Алекса в его борьбе. Вслух он этого ни разу не сказал. Но когда Вендиго сперва дал ему добить кабана, а потом оставил на стрёме у входа в подземный тоннель, Хорс почувствовал невероятную гордость за самого себя и свою миссию. Хотя, караулил он недолго, испугавшись мимо проходящих людей, а потом несколько часов плутал по темным низким коридорам вместе с волком, лишь из укрытия наблюдая за тем, как он рвет рабочих и военных на части одного за другим. Вид крови и мертвых тел, в глубине души, пугал волчонка, но, вместе с ними росло и уважение к бесстрашному решительному спутнику, а потому он не осмеливался показывать слабости перед ним. Желание рассказать бабушке Деви о своем приключении будоражило его, но здравый разум подсказывал, что тогда ему не видать ничего, кроме стен логова до тех пор, пока он сам, на правах старшего, не станет во главе стаи.