Страница 5 из 39
Нянька и Мокошиха одновременно вздрогнули и подались вперёд. Еле заметно дрогнули веки, как лёгкая рябь пробежала по неподвижному лицу.
– Ну, началось, – вздохнула Нянька.
– Нашли они его, – кивнула Мокошиха.
– Далеко он ещё.
– Подождём, пока к черте доведут.
…Он никак не мог поверить, что Кервин и Стиг рядом, но… да, они умерли, понятно, что они за Огнём, но не место им в Коргците, они-то… да, праведники, им место в Эрлирзии – саду праведников, и почему они такие горячие, живые… Живые?!
– Ребята…
– Ты шагай, давай.
– Жук, прости меня, это я виноват.
– Заткнись, мозги в заднице.
– Всегда знал, что ты дурак, но чтоб до такого… Нашёл, где спать.
– Кервин, я не спал, я… я предатель, стукач…
– Адвокат, он ещё и психом стал.
– Он всегда им был. Давай, шевелись, дохлятина строевая.
Лёд под ногами. Там, в его глубине, кривятся, гримасничают утрамбованные чужие и в то же время знакомые лица. И он вдруг ощущает, как ему холодно, как он промёрз. Как тогда, в пресс-камере, когда отключили отопление, и они грелись общей свалкой, а его положили вниз, подо всех, чтобы согреть своими телами, своим теплом.
– Ребята, как вы сюда? Вам же нельзя…
– Когда нельзя, но очень нужно… – смеётся Кервин. – Как там дальше, Адвокат?
– Причинение вреда для предотвращения большего вреда входит в пределы необходимой самообороны, – смеётся Стиг.
– Ребята…
– Очухался? – подчёркнуто заботливо спрашивает Стиг. – Может, сам пойдёшь?
– Нет, – сразу вмешивается Кервин, – сам он не дойдёт.
Он идёт между ними, закинув руки на их плечи, на подгибающихся ногах, временами бессильно повисая, и их руки, сильные и горячие, поддерживают его, не давая упасть. Он плачет, чувствуя, как обмерзает лицо, плачет от боли, стыда и… и радости.
– Ребята, простите меня, это я… я подставил вас…
– Бредит? – озабоченно спрашивает Кервин.
– Возможно, – кивает Стиг. – Но ты его пьяного не слушал, он такое выдавал… уши вяли. Сейчас ещё ничего.
– Ребята, я не пьяный.
– Не знаю, не знаю. Спиртным от тебя несёт. Редактор, чувствуешь?
– Чувствую. Немного, но его развезло.
– Сажай его, я ему уши натру.
Они останавливаются, и его сажают на лёд, нестерпимо, обжигающе холодный, и горячие, ставшие необычно сильными руки Жука трут ему уши. Но у Жука никогда не было таких рук.
– Жук, это ты?
– А кто же ещё. Ну, очнулся? Вставай и пошли.
Он встаёт сам, ну, почти сам, и они идут дальше. И он уже может их разглядеть. Они… они совсем такие, как раньше. Кервин в своём неизменном костюме, без галстука, в вязаном жилете под распахнутым пиджаком. А Жук… в костюме, адвокатском, с галстуком, и… и никаких следов… Так что… как же это?
– И что на мне нарисовано? – интересуется Стиг.
– Жук, а как же…
– А, ты вот о чём, – смеётся Стиг. – А просто.
– Ты что, – смеётся и Кервин, – думал, я так и буду с дыркой в затылке ходить?
– Как это?
– Умрёшь, сам узнаешь.
– Я уже умер! – кричит он.
– Не выдумывай, – отвечает Кервин. – Это твои субъективные ощущения. А объективно ты жив, и делать тебе здесь нечего.
– Классно завернул, – одобряет Стиг.
Мучительный подъём по почти отвесной ледяной стене, темнота вокруг редеет и одновременно наливается розовым, красным светом, а под ногами уже не лёд, а жёсткий колючий песок, обломки камней. Стало заметно теплее…
Мелкие частые судороги пробегали по его лицу и телу, заставляя дрожать пальцы и дёргаться гримасой губы.
Нянька достала бутылку, налила коньяка в рюмочку и обмакнула палец.
– Осторожней, – предупредила Мокошиха, – захлебнётся ненароком.
– Знаю, – кивнула Нянька, смазывая ему губы и язык.
Показалось им или нет, но у него дёрнулся кадык.
– Сглотнул никак? – обрадовалась Нянька.
– Не спеши, – остановила её Мокошиха, – там ещё далеко.
…Чёрная спёкшаяся земля, оплавленные камни под ногами, сзади в спину бьёт твёрдый холодный ветер, и в лицо такой же твёрдый, только горячий.
– Ну, вот и дошли, – улыбнулся Стиг. – Стоять можешь?
– Да, – выдохнул он, потрясённо оглядываясь.
Впереди красное, багровое зарево, стеной, от чёрной земли до… он закинул голову и не увидел верхней границы огненной стены. Огонь? Так это и есть ты, Великий Огонь?! Справа… ощутимо тянет гарью, запахом горелого, нет, горящего мяса.
– Правильно, – кивнул Кервин, – там Тарктар.
Тарктар – огненные ямы с грешниками, а тогда…
– И опять правильно, – поправил очки Стиг. – А там Рлиймб, а за ним Эрлирзий.
– Нам пора, – извиняющимся тоном сказал Кервин. – Понимаешь, нельзя уходить далеко и надолго.
– За самоволку помнишь, что бывает? – рассмеялся Стиг.
– Нет, это не совсем самоволка, – поправил его Кервин. – Нас отпустили, но мы уже должны вернуться. Дальше тебе придётся самому. Справишься?
– Справится, – ответил за него Стиг.
Он молча смотрел на них, освещённых багровыми отсветами, совсем таких, как раньше, нет, всё-таки других, он только не может понять, что в них изменилось, но это они, они вывели его из Коргцита, а теперь…
– И не вздумай здесь оставаться, – строго сказал Стиг. – Скатишься опять туда, а во второй раз не вытащим.
– Он прав, Гаор, – кивнул Кервин, – такое бывает только раз. Конечно, я понимаю, тебе хочется…
– Мало ли чего ему хочется! – перебил его Стиг. – Не вздумай, понял? Ты нужен там. Это тоже дезертирство, понял?
Он кивнул.
– Всё, Адвокат, – Кервин нервно оглянулся на слышимый только ему зов и кивнул. – Да-да, идём.
– Да, пора, – Стиг поправил очки. – Давай прощаться, Отчаюга. Там не получилось, так хоть здесь. Удачи тебе.
Он беззвучно и бессмысленно шевельнул губами…
Трещавший метавшийся в плошке огонёк успокоился и стоял неподвижным жёлтым лепестком, отражаясь в чёрной густой жидкости. Мокошиха покачала головой.
– Не спешит, – кивнула Нянька. – Я же говорю, упрямый.
– Пойдёт, – возразила Мокошиха, – куда он денется. Ослабеет только сильно, потом тяжко придётся.
– Пусть выйдет, – вздохнула Нянька, – дальше уже мы поможем.
– Надо ждать, – Мокошиха поправила на плечах платок и строго посмотрела на плошку с огоньком.
…Он стоял и медленно озирался по сторонам. Что же ему теперь делать? Куда идти? В Огонь? Направо, к ямам, откуда несёт тошнотворным запахом горящих человеческих тел и слышится тоскливый стонущий вой – так кричат только от неизбывной, непрекращающейся боли? Нет, туда ему… незачем. Налево, следом, за ушедшими, растаявшими в красном тумане Кервином и Жуком? Он попробовал. И даже увидел. Поле оранжевых, как языки огня, лилий и колышущиеся над ними полупрозрачные то ли облака, то ли струи, слабо напоминающие человеческие фигуры. И даже вспомнил название огненных лилий – асфоделии. Но подойти поближе не смог. Воздух стал плотным и не пустил его, а от душного цветочного запаха запершило в горле и заслезились глаза. И он вернулся на холмик спёкшейся горячей земли, где в последний раз обнялся с друзьями. Они пожелали ему удачи и велели идти. Но куда? И назад нельзя. Сзади Коргцит, огромное ледяное озеро с крутыми скользкими склонами, если бы не Жук с Кервином он, даже и дойдя до берега, не смог бы выбраться. Это они своими горячими руками вытаяли для него ступеньки и помогли подняться. Нет, туда нельзя, в одиночку ему… нет, не сможет и… и он устал. Сейчас посидит, отдохнёт, соберётся с мыслями и силами и уж тогда… Он сел на колючую твёрдую землю, горячую, но терпеть можно, обхватил руками колени и уткнулся в них лбом. Вот посидит, совсем немного, ну хоть чуть-чуть…
– Опять трусишь? – строго сказал над ним знакомый голос.
Он вскинул голову, и оторопело заморгал.
– Сержант? Ты?!
– А кто же ещё?