Взрослые люди

— Привет, — говорит Марта, когда я вхожу в кухню.

Они с Кристоффером и Олеей сидят за столом. Кристоффер смотрит в сторону.

— Привет, — отвечаю я.

Я наливаю себе кофе, поначалу не понимаю, куда лучше сесть, и в конце концов устраиваюсь рядом с Мартой. Они сварили себе яйца, для меня яйца нет, в голове кружится мысль, что неплохо как-то пошутить на этот счет, но не знаю, к кому обратиться, наверное, к Марте.

— Похоже на день после праздника в фильме «Торжество», — говорю я и, не получив никакой реакции, продолжаю: — На ту сцену после разоблачения папаши-педофила, когда он пытается найти место за столом за завтраком.

Никто не смеется.

— Кто такой педофил? — спрашивает Олея.

— Никто, — отвечает Марта.

Кристоффер и Марта сидят рядом, оба выглядят усталыми, у Марты опухли глаза. Кристоффер время от времени испуганно поглядывает на нее.

— Мы сегодня уезжаем домой, — заявляет Марта. — Нам надо, да, нам надо кое с чем разобраться.

Я смотрю на Олею, на ее собранные в хвост волосы и на губы, которые она приоткрывает, когда жует, на узкие плечи в лиловой майке, на взгляд, прикованный к какой-то неопределенной далекой точке. Все, о чем она думает и что говорит, все, что она сделает, все, чем она станет, — все это не станет моим, во мне снова поднимается волна горя, я закрываю глаза и чувствую, как теряю опору, меня уносит этой волной. Время тихо проходило мимо меня, а я этого даже не знала, кралось по комнате, пока я спала. Где-то в глубине души таится и суровое облегчение: больше об этом беспокоиться не надо. Я смотрю, как Марта намазывает еще один бутерброд, как Кристоффер пьет кофе и копается в телефоне, как Олея раскачивает зуб, скоро их станет четверо, а сейчас для того чтобы все треснуло, нужно совсем мало. Требуется всего одно предложение, всего капля информации, которая покажет им, что они совершенно не знают друг друга, и они опять разбегутся в разные стороны.

Кристоффер смотрит в чашку, губы его сжаты. Я не прошу у него прощения. Я рассматриваю тарелки с лютиками и стаканы с молоком, я отдала все это им, хватит, и я ощущаю укол страха от одной мысли о том, что Марта станет владеть всем этим, мне не стоило этого делать, не стоило этого делать.

— Извини, я вела себя неосторожно на прогулке, Олея, — произношу я и смотрю на девочку. — Я не специально уехала от тебя, у меня не получалось остановить катер.

Олея кивает, смотрит в сторону и по-прежнему раскачивает зуб.

— Можно посмотреть на твой зуб? — спрашиваю я.

Она мотает головой. Марта бросает на меня взгляд, я чувствую, как у меня краснеют щеки.

МЫ МАШЕМ ИМ ВСЛЕД. Мы с мамой и Стейном стоим рядом и смотрим вслед машине, Олея изо всех сил машет нам через заднее стекло, в конце концов ей приходится сменить руку, на повороте я замечаю руку Марты в окне, слабое помахивание, прежде чем автомобиль скрывается из вида.

— Ну вот, — говорит мама, у нее трясутся руки. — Мне всегда кажется, что после отъезда людей здесь становится слишком тихо.

— Может, выпьем кофе? — предлагает Стейн, похлопывая ее по плечу.

Я валяюсь на диване и листаю гостевую книгу, уехавшие расписались в ней. Олея изобразила себя с двумя большими рыбинами в руках и с широкой кривой улыбкой-полоской, под рисунком Марта исписала полстраницы. Я помню ее почерк с подросткового возраста, она пишет прямо и как-то по-детски, в последнее время я вижу ее письмена очень редко. Спасибо за прекрасные дни, пишет она, потом немного о погоде: сначала несколько дней погода была переменчивой и иногда шел дождь, но потом стало лучше. Мы ездили в прибрежный город за мороженым, несколько раз поднимались на Хейю, в этом году много клещей, поэтому приходилось осматривать себя очень тщательно, Олея впервые поймала рыбу, а Марта управляла большим катером, учиться никогда не поздно! «Шестидесятипятилетие мамы отметили креветками и великолепным тортом, Ида тоже приехала на несколько дней, — пишет она в конце. — У нас был прекрасный отпуск, но он прошел, пора возвращаться домой».

Я ожидала увидеть «в следующий раз нас будет четверо» или что-то в этом духе, это было бы похоже на Марту, но ничего такого здесь нет. Я пролистываю книгу назад, все записи одинаковые, чаще всего их оставляли мама и Марта, внизу почти нечитаемая приписка от Стейна, иногда встречаются полные восторгов строки от друзей мамы и Стейна, которые иногда отдыхали на нашей даче. Они писали о грозе и солнце, о рыбе и клещах, о протравливании террасы и о состоянии катера, о том, что здесь ели, мама постоянно упоминает замечательную треску, свежевыловленную макрель, свежие креветки и то тушеное блюдо Стейна с красным вином. Я только дважды написала по абзацу. Купание, гамак, рыбалка, спасибо за отпуск, писала я, оба раза в конце августа, в остальное время я только приписывала свое имя к отчетам мамы. Мне стоило приезжать сюда намного чаще или вести себя здесь иначе, а так никто не узнает, что я приезжала. Я захлопываю книгу, кладу ее на полку, выхожу на террасу и вижу маму и Стейна, доски пола под ногами нагрелись от солнца. Они сидят на садовых стульях, Стейн решает кроссворд в воскресном журнале «Дагбладет», мама читает книгу. На маме солнцезащитные очки, она отмахивается от кружащей вокруг нее осы, оса возвращается, и она снова отмахивается. Я стою и смотрю на них, здесь есть свободный стул, на столе лежит журнал, но я не в состоянии подойти, взять журнал и сесть на стул.

Мама снимает очки и смотрит на меня.

— В чем дело? — спрашивает она.

— Я хочу, чтобы вы уехали, — говорю я.

— А ТЫ ОДНА-ТО СПРАВИШЬСЯ? — спрашивает мама.

— Конечно справлюсь, — отвечаю я.

Стейн относит багаж в машину. Я уверена, что это он уговорил ее уехать на два дня раньше, мама упаковывала вещи вчера вечером в плохом настроении. Он легко похлопывает меня по плечу, прежде чем закрыть за собой дверцу, и включает радио.

— Ну да, я не совсем понимаю, что у тебя на уме, должна признаться, — произносит мама со злобным смешком. — Вот так вот вдруг.

— Да, — отвечаю я.

Мама злится на меня, но мне все равно, я отмечаю это и ничего не чувствую, только усталость во всех членах.

— Чем ты намерена заниматься? — спрашивает она.

— Подумаю, — отвечаю я.

— Да уж, ну и ну. Должна сказать, Ида и Марта творят что хотят. Как ты там сказала в своей речи?

— Не получится гораздо лучше?

— Нет, во вчерашней речи. В сорок жизнь только начинается, кажется, так.

— Это ты так сказала, — замечаю я.

Мы как-то по-дурацки обнимаемся. Я стою на гравийной дорожке и машу вслед автомобилю, пока он не скрывается за поворотом. Потом захожу в дом и закрываю за собой дверь. Сейчас здесь совершенно тихо, все комнаты пусты, солнечный свет проникает сквозь окна и падает на доски пола и половики, освещает слой пыли на полке со старыми ракушками и заключенной в рамку морской картой. Время течет сквозь дом, сквозь сад и сквозь меня, одно лето неотличимо от другого, в каком же году было так тепло, в какое же лето мы наловили столько макрели, скоро кого-нибудь не станет, скоро кто-нибудь появится.

Я переношу все свои вещи из маленькой спальни в большую наверху. Потом выхожу на террасу и смотрю на фьорд. Здесь только я. Я тихо стою и наслаждаюсь падающим на лицо солнечным светом.

Выходные данные

Ответственный редактор Юлия Надпорожская

Литературный редактор Мария Выбурская

Художественный редактор Татьяна Перминова

Корректор Татьяна Никонова

Верстка Елены Падалки

Подписано в печать 03.10.2021.

ООО «Поляндрия Ноу Эйдж».

197342, Санкт-Петербург, ул. Белоостровская, д. 6, лит. А, офис 422.