Страница 8 из 20
– К обеду обещали быть непременно, – сказал кто-то другой. – И еще просили передать, чтобы ваша дочь никуда не уходила.
– Ну, об этом я позабочусь.
Когда они вошли в гостиную, Антон увидел, что хозяин дома разговаривал с высоким мужчиной в безупречном по своей чистоте и свежести смокинге. Держался тот строго, чуть приподняв голову и сложив руки за спиной. Увидев, что этот господин был в белых перчатках, понял – дворецкий.
– Хорошо, Уильям, я вас больше не задерживаю, можете быть свободны.
Дворецкий, которого Островский назвал Уильямом, коротко кивнул, потом, бросив мимолетный взгляд на Марго и Антона, галантно поклонился. Через несколько секунд в комнате его уже не было.
– Ты слышала, дорогая, завтра к нам на обед пожалует сам Илья Ильич. Очень тебя прошу, прими его как полагается и будь с ним повежливее.
Марго опустила глаза и еле слышно прошептала:
–Хорошо, папа.
– Вот и умница. Поверь, он не такой плохой, как тебе кажется. Стоит тебе узнать его получше, и могу тебя заверить, твое мнение о нем непременно поменяется. Он даже прислал нам записку. Вот, возьми.
И Петр Петрович протянул ей белый конверт, одна сторона которого была надорвана.
В конверте оказалась визитная карточка и коротенькая записочка в несколько строк. Писалось там следующее: «Уважаемый Петр Петрович! Не смею обременять Вас своими частыми визитами, а уж тем более Вашу единственную дочь, красота которой может сравниться разве что с первой весенней розой. Тем не менее, я имею непреодолимое желание завтра, после десяти часов утра, удостоить Вас присутствием моей скромной персоны. Также помимо моего желания, которое я бы ни в коем случае не поставил на первое место, ибо глубоко чту и уважаю Вас как человека редкой сердечной доброты и глубоких познаний в различных областях, в том числе тех, которые интересуют нас обоих, имеется еще и одно дело, которое я бы хотел с Вами обговорить при завтрашней встрече. Если Вы не возражаете насчет моей компании, буду весьма и весьма признателен. Искренне Ваш, Илья Ильич Ремизов.»
Что это было за срочное дело, можно было только догадываться. Но то, что оно было каким-то образом связано с дочерью известного магната, сомневаться не приходилось.
Магнат этот, обеспокоенный раной Антона, предложил ему остаться у них ночевать, пообещав выделить лучшую комнату для гостей. Молодому студенту эта идея понравилась, но оставаться в доме у незнакомых людей было для него совсем непривычно. Но после короткого разговора он все же согласился. Во-первых, время было уже позднее, и добираться до дому пешком не хотелось. Ну, а во-вторых, какая-от непреодолимая сила тянула его к Марго, хотелось видеть ее снова и снова. От одного только взгляда на нее на сердце становилось тепло.
Чопорный Уильям проводил его в комнату, предназначенную, как сказал Петр Петрович, «для самых почтенных гостей».
Действительно, даже самым почтенным из них не стыдно было остановиться в таких покоях: небольших, но обставленных с изяществом и вкусом. Старинного вида шифоньер занимал примерно четверть комнаты, украшенный какими-то загадочными гравюрами и драпировками. В стороне, чуть правее двустворчатого окна, стояла застеленная белоснежным постельным бельем двуспальная кровать. А на полу, выполняя функцию ковра, раскинулась шкура белого медведя. Хоть Антон и был ярым противником охоты, но по достоинству оценил это украшение. У себя дома, конечно же, позволить себе такую роскошь он не мог.
Но больше всего поразила книжная полка, сплошь уставленная книгами, разными по размеру и содержанию. Заинтересовавшись, что же все-таки читают такие люди как Петр Петрович Островский, он принялся их изучать. Сначала брал одну книгу, смотрел заглавие, листал, потом клал на место и брал новую.
Действительно, интересно. Рядом с сочинениями Диккенса, Майн Рида, Купера и Стендаля уживались философские труды таких выдающихся людей как Сократ с его «Этикой», «Республика» Платона, Кант, Фейербах. Некоторые книги были новые, изданные несколько лет назад, но многие могли похвастаться своим возрастом, если судить по обтрепанным обложкам и пожелтевшим страницам. Но даже самая ветхая из них была в превосходном состоянии. Ни тебе пыли, ни тебе чернильных рисунков на полях. Сразу видно, хозяин относился к книгам очень бережно. Ради этих целей он и застеклил полку, дабы уберечь богатство знаний, накопленного за столетия, от разрушительного влияния времени.
Закончив осмотр и почитав немного основателя вселенского пессимизма, Антон решил прилечь. В боку немного побаливало, но не настолько, чтобы нельзя было уснуть. Усталость одолевала его больше, чем боль. Для этого, правда, пришлось лечь на правый бок.
Но поспать не довелось. Как только глаза его сомкнулись, а сам он готов был погрузиться в царство Морфея, дверь тихонько скрипнула.
Подумав, что это сквозняк, Антон нехотя открыл глаза и привстал с кровати, чтобы закрыть дверь, но вдруг увидел в проеме человеческую фигуру. Было темно, так что рассмотреть вошедшего не получилось. Расстроившись, что его потревожили, он спросил, кто это.
– Это я, не волнуйся, – раздался приятный женский голос.
Марго!
В первую секунду студент растерялся. Почему она пришла к нему так поздно? Неужели что-то стряслось?
Но его беспокойства тут же рассеялись, когда она подошла ближе и он увидел ее сияющее лучезарной улыбкой лицо. На сердце сразу потеплело.
– Я пришла узнать, как твоя рана. – Обратилась к нему Марго. Впервые эта девушка назвала его на ты, отчего сердце бешено заколотилось.
Подошла к раненому, присела на край кровати, провела рукой по его волосам. Посмотрела прямо в глаза.
Около минуты тянулось молчание, и Антон выдерживал этот взгляд, не в силах вымолвить ни слова. Казалось, время замерло на месте, и малейшее движение или слово могло навсегда разрушить это блаженное состояние, в котором он сейчас пребывал. Никогда еще ему не было так хорошо и так странно. В эти мгновения существовал только он и она, а все остальное осталось где-то в другой реальности, за пределами этого мира.
На какую-то четверть секунды рассудок вернулся к нему, и он, увидев со стороны свое оцепенение, подумал, что его заколдовали. Но колдовство это было настолько приятным, что возвращаться в суровую действительность не хотелось. Он бы отдал всё, чтобы остаться в таком состоянии как можно дольше.
– Я еще раз хотела выразить вам благодарность за ваш поступок. – (Ну вот, опять «Вам», поёжился Ковров) – Вы рисковали своей жизнью ради меня и папеньки, готовы были умереть ради совершенно незнакомых людей. Вы как рыцарь Айвенго, спасающий свою Ровену.
Такой простодушный энтузиазм заставил юношу взглянуть на девушку с такой нежностью, с какой любящий отец смотрит на единственную любимую дочку, которой не может налюбоваться. Этот взгляд не остался незамеченным, поэтому она спросила:
– Почему вы на меня так смотрите?
И тут же улыбнулась. Ее рука спустилась чуть ниже, с волос на плечо. Ковров решился, наконец, дотронуться до неё, и погладил ее шелковистые волосы. Марго не сопротивлялась, а улыбнулась еще раз.
– Знаете, ради того, чтобы еще раз увидеть вас, я готов и не на такое, – заговорил студент.
Антон, правда, хотел сказать совсем другое. Привычка формулировать в голове каждую фразу, прежде чем произнести ее вслух, закрепилась за ним еще в детстве, ибо отец учил: «Прежде чем что-то сказать, хорошенько подумай». Но сейчас папины наставления были ни к месту. Говорить совсем не хотелось.
– И на что же вы готовы? – Кокетливо спросила она.
Пришлось все-таки ответить:
– На все.
Коврову было приятно, что после этих его слов она улыбнулась. И тут же сказала непонятное:
– Значит, и на это тоже.
На что «это», Ковров в первое мгновение не понял. А в следующее растерялся, потому что Марго вдруг с неимоверной силой повалила его на кровать, прижала руки к подушке и, как пишут в романах, прильнула устами к устам. Поцеловала с такой страстью, что в порыве чувств прокусила Антону нижнюю губу. Рана закровоточила.