Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 82



Чуть поодаль от церкви стоял небольшой одноэтажный домик, выглядящий немного лучше основного строения. В его предназначении я не сомневался – барак есть барак, даже если он во дворах на территории церкви. Свет внутри не горел и в потёмках разглядеть что-либо внутри я не мог, хотя глаза нет-нет, да и вылавливали фигуры, движущиеся по помещениям. Впрочем, скепсис одолевает, когда думаешь о внутренней планировке. Я поймал себя на мысли, что мне действительно хочется, чтобы это было общежитие с отдельными комнатами для одного-двух человек, чтоб внутри был санузел и электричество… но реально я прекрасно осознавал, что внутри планировка похожа на казарму: кровати (хорошо, если не двухъярусные) выстроены вдоль стен с промежутками от двух до трех метров, между каждой второй кроватью стоят раздельные тумбочки, хорошо бы, чтоб кровати отделялись одна от другой какими-нибудь перегородками, или, на худой конец, шторами, но это из разряда «роскошной фантастики». Да и не похоже, что внутри есть хоть какое-то разделение на мальчиков и девочек. Уверен, все местные спят в одной комнате. Что-то тяжёлое в душе появляется, когда осознаю, как живут те, кто не может уйти домой после школы за неимением оного. А ведь я не так давно был таким же беспризорником, и, если бы не знания из первой жизни, гнить бы мне в подобном месте… или и того хуже.

«Денег что ли пожертвовать?» – подумалось мне и сразу же отверглось. Нет в этом смысла. Церковь, уверен, живёт на казённые средства, и пусть здешние будут называть это «волей Божьей», реально это воля Императора, который, уверен, раз в полгода-год выделяет средства в том числе на реставрацию зданий (в отличие от кое-кого другого). Но где это всё? Возможно, сегодня я пролью свет и на эту тайну. Откуда во мне это взялось?

Я подошёл и заглянул в окно. В церкви горел теплый, подрагивающий при порывах ветра, свет, видимо от свечей, и была слышна невнятная беседа. Сути её я не понимал, ибо оба собеседника были мертвецки пьяны и, скорее всего, общались на совершенно разные темы, ещё не факт, что друг с другом. Оба мужика лет пятидесяти были острижены на лысо, имели плюс-минус одинаковые опухшие лица и плюс-минус одинаковые жировые складки в области… да всего тела. Не скрывали излишнюю тягу к покушать и монашеские рясы, и бороды до груди (размера четвертого-пятого (простите)), и даже сверкающие при свете огоньков золотые кресты. Рядом с полужидкими стариками сидела девочка, состояние которой вызывало множество неудобных вопросов. Девочке было на вид лет двенадцать-четырнадцать, здешняя воспитанница: это понятно по монашеской рясе. В руках гранёный стакан с плещущейся водой (что-то мне подсказывало, что она горючая), причём время от времени тара подносилась к лицу девочки, после чего стремительно опустошалась. Взгляд юной алкоголички блуждал по двум её собутыльникам, правда, осмысления в глазах уже давно не было. Зато было то, что я уже видел у девушек постарше в отношении себя. Желание, очень сильное, если учесть, что девочка всё выше и выше поднимала подол рясы, оголяя коленки, и с сожалением теребила воротник, намекая, что и тут была бы не прочь расстегнуться, если бы конструкция её одеяний позволяла. Мужики время от времени кидали взгляды на девочку и подливали ей по мере опустения стакана, но особой заинтересованности я не почувствовал.

– Почувствовал, – пробормотал я. – Когда я начал в таких контекстах употреблять это слово?

Здесь должна быть реплика Марии, но она всё ещё восстанавливалась, поэтому сарказма не будет. Зато тупые шутки будут, уж в этом я мастер. Один из мужчин поднял взгляд на меня. Осмысление пришло спустя всего секунд десять, и церковник хлопнул широкой ладонью по импровизированной лавочке, состоящей из кирпичных ножек и пары досочек:

– Молодой человек, присаживайся. Ты исповедаться пришёл?

– Боюсь, мне жизни не хватит, – усмехнулся я и всё-таки присел на предложенное место. Мужик, в ответ посмотрел на меня с досадой. Да, не смотрели они ни одной части «Мстителей», ведь их в этом мире не снимали, вот и не смогли понять глубину отсылки. Лишь девочка медленно расплылась в улыбке, правда, боюсь, не из-за шутки.

– Так ты это… – на обшарпанном столике материализовался стакан, внутрь которого тут же зажурчала «святая вода» – это второй мужик взял слово: – для храбрости вот возьми!

– Спасибо, конечно, – я проследил, как девочка схватилась за предложенный мне стакан и залпом его осушила, естественно, дождавшись моего отказа, – но я не верующий. Мне правда не нужно.

– Перед богом все равны, что верующие, что неверующие, – с видом познания дзена произнёс тот, что предложил мне сесть, и посмотрел вглубь здания, где посреди алтаря перед рядами пыльных скамеек стоял крест. Ну как крест… Ножка и правое плечо там стояли, а всё остальное словно… срубили? Так, мне это начинает не нравиться. В любом случае, перед таким крестом я бы не исповедался, даже будь я религиозным – уж если и делать, то делать нормально, а не как… у меня обычно получается. – Тебя как бишь звать-то? – мужик быстро, аж шея хрустнула, повернул в мою сторону голову.

– Дима я, – пожал плечами. Где-то глубоко внутри мозга обессиленно зашипела Мария.– Я Силантий, – поклонился тот, что налил мне.



– А я Понфирий, – поклонился второй. – И что же вас, Дмитрий Батькович, привело в нашу скромную обитель?

– Пара вопросов, – я вновь пожал плечами. – Например, почему работники церковной школы выпивают с утра пораньше… – я глянул на часы, – ладно, в полпервого дня, когда у детей ещё идут уроки. Или, например, почему с ними выпивает маленькая девочка? – я кивнул в сторону притихшей монашки, ряса которой уже позволяла рассмотреть внутреннюю часть бёдер. Оба церковника посмотрели в её же сторону, делая вид, видимо, что тут никого нет. Не, не прокатит! Я не настолько сумасшедший, чтоб придумать себе маленькую раздевающуюся девочку в костюме монашки, нагло выпивающую остатки запасов горючих жидкостей.

– Видит Бог, – протянул Силантий и разлил по трём стаканам водку, – мы не выпиваем.

– Видит Бог, – вторил ему Понфирий, пропуская мимо глаз ручки девочки, схватившие третий стакан, – мы лечимся.

– Да-да, – я закатил глаза, – протираем струны души.

– Вот видишь, понимаешь же, – улыбнулся Силантий и, выдохнув, опрокинул содержимое тары в себя, после чего обратился к Понфирию, который точь-в-точь повторил за товарищем: – А чтоб жиром не заплыть, надо?..

– Подышать свежим воздухом, – ухмыльнулся церковник и добавил, посмотрев на меня: – для оздоровления.

– Ну да, –покачал я головой, – воздух, пропущенный через папироску всяко чище.

Мужики одновременно поднялись со своих мест и потопали к выходу. А что мешало здесь закурить? Впрочем, я тоже поднялся и направился следом, бросив взгляд на девочку, гипнотизирующую стакан.

На крыльце оба церковника хлопали себя по карманам ряс, что-то бормоча. Я же просто стоял рядом, глядя на солнце над многоэтажками. Вдруг под носом возникли сигарета и зажигалка. От неожиданности я даже не смог отказать, и вот уже мы втроём стоим на крыльце церкви и потягиваем «свежий воздух». Эх, сколько жизней назад я курил? Когда вообще я мог себе позволить вот так стоять в окружении незнакомых нетрезвых людей и потягивать сигарету? После появления в моей первой жизни Маши, я перестал курить… словно и не курил никогда. Сам тогда удивился, ведь до этого сколько раз пытался бросить, и всё бестолку, а тут вот как. Тогда я списал это на мотивацию, мол новая жена, очень-очень люблю, а у неё здоровье слабое. Мда, сейчас воспринимаю это совершенно по-другому, теперь кажется, что она снова меня «запрограммировала». А после первого перерождения ни ситуация, ни средства не располагали к курению, да и не хотелось просто. Забавно, я вообще впервые об этом вспомнил за почти два десятка лет. А теперь едкий дым вновь забивал мои лёгкие, обжигая горло, и доставляя некий странный эстетический кайф, выходя через ноздри. Вредно для здоровья… С моей регенерацией я сомневаюсь, что когда-нибудь хоть один самый дотошный врач сможет понять, что я курил. Но маме всё равно не скажу…