Страница 8 из 55
Произошедшие изменения…
Если судить с точки зрения американского или британского наблюдателя, как и в «другой» истории, в СССР всё по-прежнему очень плохо. К началу декабря немцам оставалось совершить последний рывок, чтобы ворваться в Москву. Финны полностью вернули себе утраченные в ходе «Зимней войны» территории и даже оттяпали себе значительный кусок Карелии, продвинувшись на северном побережье Ладожского озера значительно восточнее старой границы. Румыны хозяйничают не только в Молдавии, но и в украинской части Бессарабии и Одессе. Манштейн стоит под Севастополем и Феодосией в Крыму. Киев и практически вся Левобережная Украина под немцами, которые дошли до Брянска, Курска, Харькова, Донецка (в это время он называется Сталино), Ростова.
Ну, да. Полной блокады Ленинграда удалось избежать. Но узкая тридцатикилометровая «кишка», соединяющая Город Ленина с «Большой Землёй», отнюдь не выглядит надёжным препятствием для того, чтобы замкнуть кольцо окружения. Кажется, ещё один удар Группы Армий Гёпнера, и второй по численности населения город Советского Союза будет отрезан и либо задохнётся в кольце блокады, либо падёт в результате штурма.
Демьянов не строил себе иллюзий относительно истинных причин помощи, которую начали оказывать СССР Великобритания и США. И не только потому, что хорошо помнил слова будущего американского президента Гарри Трумэна о том, что Америка должна поддерживать проигрывающую сторону в советско-германской войне, чтобы продлить эту бойню. К окончанию первой четверти XXI века, из которой его сознание попало в предвоенное время, рассекретили множество документов, провели массу исторических, экономических и политологических исследований, позволивших взглянуть на вопрос с разных сторон, понять то, что недоступно пониманию обывателей и даже многих политиков начала 1940-х.
И Британии, и Америке просто ВЫГОДНО слать эту помощь. Выгодно политически, выгодно в военном плане, выгодно экономически, наконец. Дряхлеющая «Империя, над которой никогда не заходит солнце» получает за свои поставки русское золото. Соединённые Штаты, уже готовящиеся к тому, чтобы сделать единственным мировым эквивалентом стоимости не «презренный металл», а зелёную бумагу с портретами своих президентов, накачивают промышленные мускулы за счёт выпуска оружия. Это позволит им после войны доминировать в мире на фоне разрушенной Европы. И каждый отправляемый в СССР самолёт, каждый переданный для доставки через Тихий океан американских грузов пароход, каждая тонна авиационного топлива, каждый «Студебеккер» или «Виллис» работают на эту цель.
Но вся эта геополитика и, тем более, «разоблачение заговора мировой закулисы против первого в мире государства рабочих и крестьян», дело далеко не первостепенное. Сегодня во главе угла стоит скорейшее восполнение гигантских (чего уж греха таить?) потерь Красной Армии в технике и вооружениях, понесённых на начальном этапе войны. Пусть даже ценой усиления будущего главного геополитического противника. И создание задела на будущее, чтобы противостояние с ним началось на более выгодных для СССР исходных позициях. В этом и заключается работа Группы уполномоченных ГКО, которую он возглавляет, к работе в которой он уже понемногу, в меру ещё слабых после ранения и контузии сил, приступил.
А радио? Радио нужно, чтобы «погрузиться в изучаемую среду». Эту «технологию» Демьянов освоил ещё в когда осваивал электронику, а потом применил в начале своей журналистской деятельности. Сперва напитывался информацией, иногда совершенно бессистемно, и лишь потом «количество переходило в качество»: выстраивались логические цепочки, позволявшие оценивать и связывать, казалось бы, совершенно не зависящий друг от друга факты. И если впереди столь серьёзное противостояние, то к его началу нужно хорошо разбираться в логике и движущих мотивах противника. И чем скорее он начнёт «питаться информацией», тем бо́льшим окажется багаж знаний, бэкграунд, как говорили в XXI веке. Ведь тот же успех его деятельности «прогрессора» базировался именно на бэкграунде, полученном ещё при подготовке к защите диплома историка и освещении оружейных вопросов в российской прессе. В дальнейшем просто чуть-чуть сместятся акценты этой деятельности.
8
— Давай отдохнём…
Данька совсем выдохся: три трёхведёрных бочки в санях, и тянуть их по слегка накатанному снегу тяжело даже вдвоём. А надо! Зима нынче такая, что речка Сержанка насквозь промёрзла. Сначала вода поверх льда, наледью шла, а теперь и она замерзает где-то в верховьях речушки. Приходится всему посёлку ходить аж за просеку с линией электропередач, ведущей из Челябинска в Златоуст. Кому полтора километра, а кому и все два. Туда уже целую тропу протоптали, но ведь и снег часто сыплет. И редко кто ходит с двумя вёдрами на коромысле. Чаще, как братья Даниловы, пристраивают бочёнок на санки и везут в нём. Только Даниловым каждый день приходится три-четыре рейса делать: мало того, что домой вода нужна, так ещё и пимокатня её уйму требует.
Ещё зимой к ним в барак заявился оперуполномоченный по посёлку. Открыл планшетку и сурово глянул на отца.
— Тут такое дело, Данилов. Бумага на тебя пришла.
И отец, и Егор в тот день уже с работы прибежали, ужинать готовились, а тут такой гость. Вот глава семьи и напрягся после этих слов: всего-то чуть больше года прошло с той поры, когда он освободился и перевёз жену с детьми в посёлок ссыльно-переселенцев. Неужто опять на лесоповал возвращаться? Хотя… Если бы арестовывать пришли, то не один лейтенант Ивашкин явился бы. И не просил бы разрешения войти, а вломился бы, как… в сарай, да ещё наганом размахивал бы. Да и не чувствовал за собой Демьянов-старший никаких грехов. Разве что, на собраниях бухтел, когда «опер» слишком уж завирался. Ему же наверняка докладывают, что опять этот бородач в его адрес «бреши, бреши» под нос бормотал.
— Из самой Москвы бумага…
— Да не тяни уж ты, Владимир Евсеевич! Говори прямо, как есть.
— Прямо, так прямо. Амнистировали тебя, Матвей Кузьмич! Не ссыльный ты больше, «вольный» теперь.
Егор просто физически ощутил, как окаменевший, было, отец отмяк.
Мать, ясное дело, тут же принялась креститься на иконки в «красном углу», какую-то молитву бормотать. А лейтенант-чекист выложил бумагу на стол перед отцом и потребовал:
— Распишись, что ознакомился… Теперь, небось, под свою Мамлютку вернёшься?
Отец степенно прочитал документ и взял в руку химический карандаш, протянутый оперуполномоченным.
— Не вернусь. Не хочу туда возвращаться. Здесь жить останемся. Здесь, я сказал! — цыкнул он на Анну Петровну, даже переставшую креститься после этих слов.
Одиннадцать с лишним лет прошло, а так и не простил отец пятерых братьев, не осмелившихся его защитить, когда их хозяйство пришли раскулачивать. Помнил Егорка, хоть и мал был: никто тогда не разбирался. Сказали — самое богатое в деревне хозяйство, значит, главный в нём — кулак, а остальные братья как бы не при чём. Их в колхоз, а старшего брата — на лесоповал на десять лет. За что, если никаких наёмных работников у Демьяновых не было, своих рабочих рук хватало? Только с сестрой жены папка и переписывался отсюда, из посёлка ссыльно-переселенцев с названием Урал-Дача. Мать-то малограмотная, вот ему и приходилось письма Матрёне Петровне писать. Ну, или подучившимся детям, когда ему недосуг было.
— А ты, Анна Петровна, не на иконы свои богу молись, а того московского гостя, с которым я к вам осенью заходил. Уж не знаю, чем ты ему, Матвей Кузьмич, приглянулся — ну, кроме того, что вы с ним однофамильцы — но мне в городе намекнули, что без того приезда на Урал-Дачу ты бы так ссыльным и остался. Бумага-то на тебя из центрального аппарата НКВД пришла, не откуда-нибудь!
Помнил Егор, какая суета у заводского начальства поднялась, когда оперуполномоченный объявил, что в посёлке появится какой-то капитан госбезопасности из Москвы. В клубе стены белили, полы отмывали, новые транспаранты вешали. Даже пару машин песка с мелким щебнем в речке накопали, чтобы площадку перед зданием подсыпать. Ну, и «спецконтингент» предупредили, чтобы оделись почище на собрание, на котором будет присутствовать москвич.