Барс

Перья связывали её с родными, делали Волику такой же, как они. Разве могла девушка так просто избавиться от единственного символа, который всё ещё делал её Пернатой, воробьём, неотъемлемой частью их рода! «Хотя какой уж теперь воробей, я Барс… Барс птицей быть не может».

– Нет, перья останутся, – упрямо пробормотала Волика, и, с гордостью поправив украшение, направилась дальше. Мысли о возможном новоиспечённом «соплеменнике» поблизости её пугали, но девушка успокаивала себя тем, что Барс, скорее всего, успел уйти достаточно далеко.

День прошёл быстро, но она не слишком-то продвинулась в поисках речонки. Пробивавшиеся из-под сугробов роднички попадались на пути, но от них не было никакого толку. Волике оставалось, тяжело вздыхая, перепрыгивать с одного края оврага на другой, чтобы минуть необитаемые рыбой подобия водоёмов.

Вернулась ночь, накрыв врановыми крыльями Кровавый лес. Пернатая предприняла ещё одну попытку по разведению костра, но её старания проходили даром. Уставшая, Волика провалилась в сон без всякого огня, а проснулась под утро от голода.

Отслеживать время по солнцу из-за снеговых облаков возможности не было, но по внутренним ощущениям девушки наступил полдень. Её со страшной силой терзала усталость, а ещё очень хотелось есть. Ножиком достать орехи из сырых шишек было не таким уж плохим вариантом, но девушка бросила эту затею – пустая трата времени, не больше. Увы, одни только усилия прокормить её не могли.

На долгие переходы уходило колоссальное количество сил, а взять их было попросту неоткуда; весь её рацион буквально состоял из одной только воды, которую она добывала благодаря снегу. Уж этого добра вокруг хватало. Ноги, как и руки, дрожали, но не от холода; мысли путались, и даже разговоры с самой собой были уже гораздо менее содержательными, чем они прежде.

Волике удалось выкопать из-под снега крохотную кучку заледеневших ягод, чудом не склёванных птицами сразу после Семидневки Цветения – тех редких семи дней в году, когда вечной зимой растения начинали цвести и обильно давать плоды. Эти ягоды могли бы стать настоящим подарком судьбы, вот только их оказалось никчёмно мало: Волика лишь раззадорила аппетит, надеясь, что плоды, по крайней мере, не были ядовиты.

Когда голод терзал её вот уже третий день подряд, Пернатая стала совсем по-другому смотреть на птиц, которые часто мелькали перед глазами. Они тоже живые, их тоже можно было поймать, в огонь, и…

У неё не было огня.

В этот момент Волика перепугалась по-настоящему. Как она вообще могла даже подумать о подобном?! Птицы, они… это же переродившиеся Пернатые, её соплеменники, которые прямо сейчас проживали самую лучшую из своих жизней в телах этих невинных крошек!

Девушка стиснула зубы от досады и злобы на себя. Миловидные иволги внимательно наблюдали за ней издалека, заставляя Пернатую ощущать вину ещё острее, чем прежде. Голод изматывал, голод мучал, беспощадным зверем следуя за ней по пятам; Волика старалась отвлечься, отмахнуться от него, но не получалось.

Столько беззащитной еды на тоненьких крылышках порхало вокруг! Примани орешками, дотянись – и убей, всего-то… но где-то в глубине её души по-прежнему жила Пернатая, вопившая о перерождённых собратьях, о грехах. И Волика действительно бы убила, если бы совсем скоро она не наткнулась на долгожданный водоём.

Речушка оказалась мелкой, неширокой. Она скользила по руслу пронырливой лентой, стремилась вниз по склону, как и любая уважающая себя горная река. Вода была чистая-чистая, совсем прозрачная. Ручей в гордом одиночестве пробивал путь сквозь острые камни.

Иногда ели скрывали его полностью своими пушистыми лапами, да и, что уж говорить, в пару прыжков по камням Пернатая легко могла перебраться с одного берега на другой, что она и поспешила сделать. Теперь требовалось какое-то время идти вдоль берега, чтобы запутать след: смысла в том, наверное, не было, ветер и снег уже справились лучше неё самой, но подстраховаться не помешало.

А ещё она пристально вглядывалась в бурлящий поток, надеясь отыскать проблески рыбьих спин. Других вариантов не умереть от голода у девушки просто не было, иначе… иначе она не выдержит и в пищу пойдут птицы.

Мучительные дни скитаний по Кровавому Лесу дали долгожданные плоды: река оказалась обитаема. У дна мелькнул чёрно-красный плавник, а за ним ещё несколько таких же. Волика остановилась, и, отследив направление стайки, постаралась приложить все усилия, чтобы рыба ничего не заподозрила; на её удачу, было пасмурно. Собственная тень, упавшая на воду, добычу не спугнула бы.

Даже подобия сетей у девушки не было, а потому она решила ловить обед прямо так, руками. Волика подождала, пока стая подплывёт ближе к ней. Сама Пернатая расположилась на камнях, чтобы не промокнуть – на таком холоде без огня это означало бы неминуемую гибель, – и вытянула руки, одну голую, другую с ножом, замерев в ожидании улова. Рыба соблазнительно проплывала рядом, но каждый раз недостаточно близко для рывка.

Девушке внезапно подумалось, что эта стая рыбы могла быть единственной в округе. У неё всего один шанс.

Волика сосредоточилась и, выдохнув, ножом пронзила одну из рыб, а вторую, подобравшуюся близко к берегу, выбила из воды на снег голой рукой. Стая тут же расплылась, кто куда, но девушку это уже совсем не заботило: Волика подбежала к рыбе на берегу и поспешила убить её тем же ножом. Лишь после девушка вернулась к кромке воды и подобрала вторую.

Хариусы, частые обитатели быстрых горных рек. Не такие большие, но после трёхдневной голодовки они показались Пернатой настоящим даром свыше.

– Спасибо, – улыбнулась Волика, оглянувшись по сторонам: лишь долго-долго прислушиваясь она смогла приметить тихое «цвик-цвик» робкой малиновки. Кивнула птичке, даже не видя её, а после подобрала рыбу и расположилась чуть поодаль от речки, в низине. На всякий случай девушка пометила путь к спасительной воде засечками.

Она отложила улов в сторону, закопав свежую рыбу под небольшим слоем снега. Волика предприняла очередную попытку разведения костра. Ветки нашлись сами собой, как и хворост – уж в лесу этого добра было навалом, – однако, как назло, огонёк опять не желал появиться от одного только трения.

– Ну же, – умоляла Волика, чувствуя, как слабели руки с каждой минутой. Голод давал о себе знать, а у неё лежали две аппетитные рыбины совсем рядом. Только приготовить не на чем. – Мне нужен дурацкий огонь! Это же почти как маленькое солнышко… солнце, можешь подарить капельку пламени заблудившейся Пернатой?

Девушка подняла голову к небу, но то было плотно затянуто тучами. Волика тяжело вздохнула.

Делать было нечего, и, в некоторой нерешительности посмотрев на хариуса, Волика счистила плотную колючую чешую, обнажив белое мясо. От водоплавающего существа исходил характерный рыбный запах, и туловище, несмотря на старательную чистку, всё ещё было покрыто слизью. Окажись огонь у неё под боком, девушка могла бы забыть об этом, как о страшном сне.

Но костра не оказалось, как и возможности развести его дрожащими от голода руками. Даже потрошить добычу сил не осталось. Она долго боролась с подкатывавшим к горлу комком тошноты, и звериный голод в этой схватке взял верх.

Волика сделала всё быстро, стараясь лишний раз не задумываться. Девушка вонзилась в сырую плоть рыбы зубами, и, резко дёрнув головой в сторону, заглотила пищу. Слизь неприятно обволакивала язык и щёки, но на вкус неприготовленный хариус оказался не так уж плох, как ей изначально казалось.

Волика подошла к реке и заставила себя съесть ещё немного, запивая сырую рыбу водой, которую она черпала свободной ладонью. От хариуса остались хребет, голова и внутренности, которые Пернатая не смогла бы проглотить даже под угрозой смерти. Вторую рыбину она решила оставить про запас.

Обед спустя три дня голодовки должен был показаться сказочным пиром, но теперь отдавался неприятным воспоминанием и стойким рыбным привкусом; по крайней мере, девушка наконец почувствовала, что голод отступил. Она устало выдохнула, ножом срезав нижние еловые ветки, и, расстелив их под этим же деревом, прилегла отдохнуть.