Барс

Келуни гордой орлицей возросла над девушкой. Зелёные глаза холодно сверкали, и колдунья схватила Пернатую на этот раз за плечо.

– Таких, как они, – повторила колдунья, – кто эти «они»? Ты и есть их часть.

– Нет! Никогда не стану! – выпалила Волика, в истерике вырываясь из цепкой хватки проводницы. Шерстяная накидка осталась в мозолистых руках колдуньи, и Келуни, горько усмехнувшись, кивнула на плечо Волики:

– Взгляни же, Пурга: на тебе их след.

Пернатая скосила взгляд на свою грудь и обомлела. Из-под расшитой рубашки выглядывало чёрное пятно той самой жидкости, которая прошлой ночью заменила ей кровь. Сначала девушка закричала, но, усилием воли подавив ужас, заставила себя взглянуть ближе. Она оттянула край ткани, и показалась шероховатая чернильная лапа, раскинувшаяся между плечом и грудью близко к гулко стучавшему сердцу. В чёрной жидкости пролегала тонкая сеточка капилляров алого цвета, движение которых можно было заметить, внимательнее приглядевшись. Жуткое зрелище пугало.

– Этого раньше не было, – не веря своим глазам, Волика снова и снова смотрела на отпечаток чернильной лапы, тщетно пытаясь стереть «грязь» неосторожными касаниями. Больно не было, но и пятно не сходило.

– Время настало, вот и появилось. Дар Барсов проявляется позже, чем у Пернатых, – Келуни вернула Волику обратно в кресло. – Поэтому теперь ты не бездарна. Ну, с недавних пор.

– А если я его спрячу? Спрячу и никому никогда не покажу! Тогда никто не узнает, я смогу остаться в Речной деревне, и…

– Тебя засекут Крылатые-следопыты даже раньше, чем ты можешь себе представить. На тебе пятно чистой магии Барсов, это лишь вопрос времени, – Келуни вздохнула с раздражением. – Да и к тому же… не перевоплощаться совсем ты не сможешь. То, что произошло с тобой вчера, будет происходить каждое новолуние против твоей воли.

– Но почему? Почему с моим телом происходит такое?! – она была на грани истерики.

– Я не знаю. Честно не знаю. Все те крупицы, которые были мне известны, я тебе уже рассказала. Больше ты сможешь узнать только сама, – Келуни кивнула куда-то наверх. – Там, на вершинах. У сородичей.

– Я не пойду к Барсам.

– У тебя нет другого выхода, милая. Либо Барсы, либо тебя уничтожит собственное племя.

И Волика хотела возразить, но… так некстати вспомнилась пылавшая в пламени шкура убитого зверя, ликование в глазах Пернатых, счастье… Счастье видеть беспомощность заклятого врага. И то было не совсем нормальное счастье; оно опьяняло, лишало здравого смысла и способности думать. Все чётко делились на «своих» и «чужих».

Причём своим оказывался не тот, кто вырос среди них. Свой – это подобный внешне и по способностям, а значит, равный.

– Пернатые убьют меня, если узнают?

– Даже не задумываясь, – Келуни нахмурилась. – Знаешь, Барсы в плане предателей милосерднее Пернатых. Им, зачастую, просто всё равно. Ну… я не могу знать наверняка, но мне так кажется. Как бы там ни было, в Речной деревне оставаться тебе не стоит.

Волике не хотелось нестись сломя голову неясно куда и неясно зачем. Да и как? Ей шестнадцать зим, в деревне её тётушка и младшая сестра. Как она бросит их здесь?

– А Вонола и Ворина? – девушка помолчала какое-то время, и тут её пронзила внезапная догадка. – Они будут в большей безопасности, если я уйду?

– Гораздо. – Келуни поднялась с места, взяв в руки короткий меч и со странным блеском в глазах принявшись его разглядывать. Меч был старый, обшарпанный: видно, пережил не одну битву в руках проводницы. Колдунья обернулась к Волике: – По крайней мере, племя не признает их причастными в сокрытии Барса в деревне. Ну и, конечно, так их не убьёшь ты сама в порыве очередного перевоплощения.

– Убить?.. Их?.. – Волика взглянула на собственные руки; в голове всплыли облики двух самых дорогих её сердцу Пернатых. Неужели под влиянием магии она могла сотворить с ними такое?

«Нет, я не имею никакого права! Не переживу, если с ними что-то случится по моей вине…» – Волика зажмурилась, смаргивая слёзы; если ради безопасности родных ей придётся навсегда исчезнуть из их жизни, она это сделает.

– Хорошо. Я убегу, – Волика вскочила с кресла и оглянулась, пытаясь отыскать глазами сестру. Это же дом проводников, верно? Девушка давно догадалась об этом, – но сначала извинюсь перед Вориной. Она сейчас тут? На верхнем этаже? Я хочу с ней поговорить напоследок, и с тётей…

– Нельзя, милая, – Келуни тяжело вздохнула, преградив девушке путь стальным лезвием меча. – Вся деревня считает тебя трагично погибшей. Не благодари.

– Ты уже всё подстроила? Даже меня… не спросив? – девушка посмотрела на проводницу с недоверием, и когда та нависла над ней, как охотник, заигрывавший со своей жертвой, паника подступила снова. – Но откуда ты знала? В конце концов, к такому надо было долго готовиться, да и… – Волика судорожно вздохнула. – Я ещё не попрощалась со своей семьёй.

– У тебя нет никакой семьи в этом племени, – сняв надоевшую маску добродушной колдуньи, Келуни превратилась в гнусного шамана, способного убеждать одними только взглядом и голосом. – Ни сестры, ни тёти. У тебя больше нет здесь друзей, нет знакомых. Остались одни лишь враги. И чем раньше ты это поймёшь, тем проще будет существовать остаток своей жизни.

Волика хотела что-то сказать, но проводница сделала медленный шаг вперёд, и девушке, чтобы не попасть под остриё меча, пришлось попятиться. В небесно-голубых пронеслась тень ужаса с осознанием, но думать времени не было: Пернатая двигалась в такт железному мечу, не сводя взора с оружия. Келуни заметно наслаждалась разыгрываемым представлением.

– Ты кое-чего не поняла с самого начала: я не добрая волшебница из легенд, которая безвозмездно помогает главной героине по доброте душевной. Нет, я совсем не такая. Где же твоя злость, ненависть ко мне, которой так и сквозило твоё миленькое личико тогда, когда я пришла на помощь твоей сестре? – Волика упёрлась в стену и задержала дыхание: меч замер у её шеи. Заточенное железо едва не касалось кожи; проводница не спешила совершать удар. Келуни, улыбаясь, продолжала: – Боишься меня… а ведь раньше едва ли не рвалась с кулаками. Какая скука. Но оно, наверное, и к лучшему.

Проводница убрала лезвие. Волика смогла выдохнуть, исподлобья наблюдая за колдуньей: та вернулась в своё кресло, и на фоне всполохов камина выражения лица Келуни было невозможно разобрать: улыбалась она? Насмехалась? Ликовала? Или, напротив, была разочарована?

Волика прижалась к входной двери. Меч проводницы завёл её именно сюда.

– Беги, Пурга. Чем быстрее ты отсюда уйдёшь, тем больше шансов, что тебя не выследят Крылатые. Поверь, Пернатые любят лить кровь не меньше Барсов, и я в их числе, – колдунья ждала от неё дальнейших действий, но Волика никак не могла решиться.

Девушка сглотнула. Она дрожала, и дело было далеко не в холоде: свалившиеся эмоции били через край, Волика с ними не справлялась. Она в последний раз взглянула на Келуни.

– Зачем ты помогаешь мне уйти? Ты ведь такая же, как… все мы.

Девушка и не ждала получить ответа на свой нескромный вопрос, однако, к её удивлению, по лицу проводницы скользнула сдержанная улыбка.

– Здесь ты права, – философски заметила колдунья. – На моём месте тебя бы прикончил любой Пернатый, насколько ты лёгкая и беззащитная добыча сейчас… вот только я не могу так поступить. Знаешь ли, есть один должок, – Келуни повременила с ответом, подбирая слова, – должок, – повторила она, – который я так и не отдала твоему отцу. Что ж, отдам ему этот долг, оставив тебя в живых. Пусть считает моей благодарностью за то, что он раскрыл мне глаза на правду.

Волике стало страшно. Каким огромным должен быть этот «долг», раз уж, расплачиваясь с ним, проводница отпускала ценную «добычу», идя наперекор устоям и традициям племени? Неужели жизнь Волики так ценна? Да и в ней ли было дело?

Девушка колебалась. Келуни решила её поторопить, вновь направив короткий меч к тяжко вздымавшейся груди.