Месть

Пролог

Я катил по Триста первой магистрали в сторону Брейдентона, едва превышая минимально допустимую скорость, и на то было три причины.

Во-первых, в Сарасоте огромное множество стариков, которым во Флориде выдают права, даже если они уже ничего не видят или скрючены так, что их не видно из-за руля. Но в Солнечном штате к туристам и пожилым людям относятся с большим уважением: у них есть доллары. Многие из них ведут свои машины в состоянии полной прострации, оставляя позади себя целый хвост аварий, и при этом совершенно уверены, что не причиняют никому зла. Другая группа водителей ― улыбающиеся подвыпившие подростки. Бамперы их машин украшены наклейками с флагом Конфедерации южных штатов и надписями вроде «Мне плевать, как дела у тебя на Севере» или «Я лучше отдам тебе свою жену, чем откажусь носить оружие».

Каким-то мистическим образом водители одной из этих групп никогда не сталкиваются с представителями другой, а бьют машины, калечат и убивают только нормальных людей, которые и автомобили водят, и вообще живут под солнцем как положено.

Но я сказал, что причин было три.

Вторая ― та, что моя жена погибла в автокатастрофе в Чикаго около трех лет назад. Три года, шесть месяцев и пять дней назад. Это произошло не по ее вине. Кто-то ударил ее машину в бок, возможно случайно, так, что она врезалась в низкую бетонную стену на Лэйк-Шор-драйв, и уехал прочь. Виновника аварии не нашли. С тех пор я старался садиться за руль как можно реже, но чтобы заработать на жизнь, без машины мне не обойтись. Я вожу крайне осторожно, всегда помня о том, что за кустами прячется поворот направо, и о белом «Ниссане» с невидимым водителем, и о коричневом «Форде Футура», который мелькает в моем боковом зеркале. Еще несколько месяцев назад, сидя за рулем, я обливался потом даже под кондиционером, включенным на максимум.

Третья причина, по которой я тащился еле-еле, позволяя легковушкам, микроавтобусам и грузовикам себя обгонять, заключалась в почти полной уверенности, что я опоздал. Я сам не знал, хочу ли добраться туда, куда ехал, до того, как произойдет убийство.

В машине работало радио. Музыку я слушал редко, голоса были мне приятнее. Любые голоса ― баптистского проповедника с Юга, Дж. Гордона Лидди, Раша Лимбо или доктора Лауры, гостьи местного ток-шоу, употреблявшей выражения, которые, как мне казалось, на радио запрещены. Когда мне везло, я ловил «Нэшнл паблик рэйдио» и слушал «Принимая во внимание» или «Прохладу», но на самом деле мне было неинтересно, в слова я вслушивался мало.

Я был не один. Рядом со мной сидел, выпрямившись, Эймс Маккини, одетый в желтый дождевик. На коленях у него лежало помповое ружье «ремингтон М-10» двенадцатого калибра. Эймс говорил мало, за семидесятичетырехлетнюю жизнь он успел сказать все, что хотел. Длинными седыми волосами и загорелым лицом он напоминал состарившегося Гэри Купера.

Он умел обращаться с ружьем, хотя иметь ружье ему не полагалось. Эймс приехал в Сарасоту за три года до описываемых событий в поисках бывшего партнера по бизнесу, который, после того как их общее дело в Аризоне было продано, сбежал со всеми деньгами. Когда Эймс разыскал его, они пошли на пески за полосой деревьев на пляже Сау-Лидо и стрелялись, как в старину. Эймс победил. Судья вынес определение «оправданное убийство» и дал ему условный срок за нелегальное ношение оружия. На самом деле во Флориде есть даже закон, регулирующий дуэли, но судья предпочел не вспоминать о нем. Партнер Эймса стрелял первым и успел сделать целых четыре выстрела, прежде чем противник застрелил его. Я присутствовал на поединке и потом давал показания в пользу Эймса, который до сих пор считает, что я спас его от электрического стула.

Я свернул с автострады в Эллентоне, проехал мимо огромного торгового центра, в котором никогда не бывал, и поехал на запад, в сторону Пальметто. Проехал игорный дом, сохраняемый в том виде, что он имел, когда рабы жили в хижинах, а на вторые этажи домов вели приставные лестницы, которые втягивали наверх в случае нападения индейцев-семинолов. Потом миновал консервный завод, харчевни и ломбарды, где работают и торгуют латиноамериканцы.

К тому моменту, когда я снова повернул и двинулся на север по Тамайами-Трэйл, я был уверен, что мы опоздаем.

Начался дождь, потом ливень. Здесь, на побережье залива, лето всегда было сезоном дождей, хотя, впрочем, метеорологические истины, так же как общечеловеческие, стали меняться в этих местах задолго до моего приезда.

«Дворники» на ветровом стекле заработали. Мы ехали на только что взятой напрокат белой «Гео Метро», которую едва не сносило на обочину каждым порывом ветра.

У меня был адрес и самое общее представление о месте, куда я направлялся, но, сделав еще один поворот, я понял, что мы в Пальметто. Пальмы раскачивались под неистово бушевавшим ветром. Улицы начало заливать водой. Машины не ехали, а ползли как черепахи. Люди, все черные, прятались в дома и под навесы. Я пытался разглядеть названия улиц и наконец нашел ту, которую искал. Я свернул за угол и припарковался возле побитого зеленого «Шевроле», стоявшего в глубокой луже. За рулем сидела седая пожилая негритянка, и сразу было видно, что буйство стихии нисколько не выводит ее из привычного спокойствия. Ей, несомненно, случалось попадать в такие ситуации, да и в гораздо худшие. Случалось и мне. Она это переживет. Переживу, наверное, и я.

Я нашел дом, адрес которого носил с собой три дня. Было раннее утро, почти такое же темное, как окна дома, едва различимые за стеной дождя. На дорожке, ведущей к дому, стоял тягач без прицепа. Дом был одноэтажный, сложенный из шлакоблоков. В огромной луже, затопившей газон, валялись целлофановые пакеты, пивные бутылки и булыжники.

Я выключил доктора Лауру на середине фразы: она приказывала рыдающей девице перестать плакать и взять на себя ответственность за собственную жизнь. Казалось, она обращается ко мне.

Мы с Эймсом выбрались из машины, и, пока дошли до двери дома, я успел промокнуть почти с головы до ног. Эймс, которому в плаще было гораздо комфортнее, осторожно нес ружье, держа палец на спусковом крючке. В небе сверкнула молния, и где-то за рекой Манати прогремел гром.