Страница 5 из 52
С ровесниками, которые в 1941 г. ходили в первый класс, да, может быть, прибавить сюда ребятишек на год-два помоложе, кончается то поколение, которое сохраняет осознанную память о начале войны. Так сказать, последние свидетельские показания. Дальше шли уже несмышленыши, которые, впрочем, раньше, чем научились читать-писать и видеть дальше мамкиного подола, знали, что впереди всех бед идет фашист.
Если спросить сегодня сверстников — людей, прошедших уже большую часть жизни, чему научила война, ответят, наверное, одинаково.
Враг может ошеломить поначалу коварным ударом, глумиться, отнять жизни у миллионов людей, спалить полгосударства, по победить Россию он не может. Советский Союз непобедим. Таков первый главный урок минувшей мировой войны.
В Берлине рассчитывали, а в других столицах подхваливали за это, завершить блицкриг в несколько месяцев. Несколько месяцев — и русским понадобилось, чтобы собраться с силами и волей, чтобы налиться священной ненавистью, а не делиться с пленным бандитом пайком. А когда уперлись спиной о Москву, стало ясно, что верх останется за советским солдатом. Будет, доотступались. После первой крупной победы в войне — под Москвой в декабре 1941 г. — появилось достоинство. От немца, даже превосходящего числом, не бегали, сами стремились улучить его.
Еще с Наполеона говорили, что в России бескрайние просторы заслоняют ее. Земля русская, верно, без конца и края, да главное в другом, главное — она непобедима своим народом.
Весной 1943 г. вернулись из зауральского Челябинска в столицу, враг держался еще близко, под Вязьмой и Ржевом. Москва была другой. Не разъятый болью и страхами город поздней осени 1941 г., когда отсюда уехали вместе с тысячами эвакуируемых москвичей, а по-солдатски спокойная, крепкая столица побеждающей державы. Бомбежки продолжались, но люди не спешили скрыться от бомб в подвалы. Ребятишки нашего дома на Тверском бульваре бежали не вниз в бомбоубежище, а вверх на крышу, с которой небо обшаривал военный прожектор, спаренный с зенитным пулеметом на соседней крыше старого здания ТАСС. От взрослых презрение к опасности передалось детям.
Войну кончали во весь рост. В мае 1945 г. Советская армия остановилась в Берлине такой силой, что, если бы пришлось продолжить, шагнула дальше неудержимо. Но дело, к счастью, было сделано, а иного интереса, кроме мира, у русских не было тогда, как нет сейчас.
И еще. Гитлер запалил пожарище на землях от Немана до Волги, какого свет не видел. Его войны в других местах мерцали на фоне этого огня так себе — как искры с железа и кремня на трут. Четыре года без передыху горело все: земля, люди. Ожог остался в народе таким глубоким, что кто скажет, через сколько поколений он зарубцуется.
Это не испуг. После Гитлера, после пережитого в поединке с ним русских уже не запугать. Это знание войны. Знание на себе, на своей коже и душе, что такое огонь. Таких университетов не прошел более никто. Вот почему в Советской стране никто не позволит себе легкомыслия в рассуждениях о войнах. Никто не затеет игру в будущую войну, дескать, не так уж страшна третья мировая, что нам до ракет и ядра, мы разобьем, развеем, разнесем. В России в глупые игры не играют.
Но есть где играют.
4 АВГУСТА
Снова хроника военных действий, на этот раз о воображаемых событиях в одно августовское утро в не так уж далеком будущем.
Из книги полковника армии США Д. Клегорна «Черная лошадь и Красная звезда. Американские танковые войска на войне»:
«Командир роты «Л» говорил в микрофон рации рано утром 4 августа. «Черная лошадь один-ноль, говорит Ковш-шесть. Подтверждаю, большое танковое соединение пересекло межгерманскую границу ноль-три — ноль-нять численностью до бригады. Состоит из Танго 76-х, Браво Танго Ромео 62-х и Танго 72-х. Конец». Глядя с холма 402 на пограничную зону, стелющуюся холмами к восточногерманскому городу Эйзенах, он видел десятки танков — передовую часть атакующего советского соединения, — быстро движущихся по обе стороны автобана. Пятнадцать легких танков роты «Л» с ракетами стояли в укрытии. Раньше чем командир опустил микрофон, прокричав «огонь! он услышал рев ракет, взмывших к целям, силуэты которых вырисовывались в сером свете утра».
Из журнала Военного колледжа армии США «Параметерс»:
«Первая волна западногерманских «Торнадо» вернулась на базу в Норвенич; только один был сбит. Часы показывали 09.30 4 августа. Вторая волна самолетов того же авиакрыла западногерманских ВВС должна быть сейчас над Восточной Германией, атакуя три аэродрома Варшавского Договора. Вернувшиеся самолеты готовились для новых вылетов».
Английская «Дейли мейл»:
«Шесть 175-мм самоходных орудий, М-107 первой средней батареи королевской артиллерии стреляли беспрерывно, три или четыре залпа в минуту, каждую минуту. Вся вселенная для Вильсона — солдата из орудийного расчета, свелась к гремящей пушке, клубящимся вокруг облакам пыли и дыма. Войне было не более трех часов. Огненный взрыв неподалеку, поднявший в воздух, словно перья, обломки металла, бросил Вильсона на землю. Страх обратился в безотчетную панику. Чьи-то руки подхватили и втащили его в теплое, пахнущее смазкой брюхо самоходки. Лязгая гусеницами, она пошла на запад на новую позицию.
…Доклады, подобные этим, показывают, каким мощным был гром, обрушившийся ранним утром 4 августа на наземные войска НАТО в центральном районе союзного командования в Европе. Паника была везде. Войска НАТО просто разламывались на куски и плавились. Первый день был кошмаром, но далеко не тотальной катастрофой».
Итак, третья мировая война началась утром 4 августа. Это утверждает генерал сэр Джон Хэккетт в романс «Третья мировая война»[2], который он будто бы написал через несколько лет после ее окончания, так сказать, по горячим, радиоактивным следам отгремевшего побоища. Из романа взяты приведенные выше выдержки. (Вместе с сэром Джоном над книгой трудились главный маршал авиации сэр Джон Барраклоу, вице-адмирал сэр Иан Макгео, главный политический советник сэр Бернард Берроуз и ряд других сэров.) Годом раньше, годом позже в течение второй половины 1980-х годов обещают войну другие пророки из Соединенных Штатов, Англии, Японии, прочих близких и дальних государств.
Идет густой всход книг-предсказаний войны, начиная со схватки обычным оружием и кончая ракетно-ядерным светопреставлением. Сюжеты Апокалипсиса — кошмарных видений апостолом Иоанном битв между «воинством небесным» и антихристом, конца света и страшного суда — монтируются в перспективу международной жизни, да не просто так, не из-за любви к сочным библейским сказкам, а с увесистым умыслом и расчетом. До конца века, пишут и говорят пророки, случится катастрофа, если не забить в колокола, не опоясаться новыми рядами пушек и ракет. Если же позаботиться заранее, не считаясь с ценой и, добавим, здравым смыслом, то дело можно повернуть к выборочной заварухе так, чтобы в тартарары загремел не целый свет, а только его красная часть.
Помнится, время от времени на Спикере корнер в лондонском Гайд-парке появлялась старушка, божий одуванчик, которая, смастерив нехитрую трибуну из картонного ящика, начинала говорить о конце света. Корила она безбожников, несла всякую чушь, все это у нее получалось гладко и безобидно, хотя и без успеха у жидковатой публики. Вдруг проповедь прерывалась, старушка доставала из ящика большую жестянку и принималась с удалью Ринго Старра из «Биттлз» бить, как по барабану, ритм популярной тогда песенки «Желтая подводная лодка». Уровень жестяных децибелов не превышал норму, бдительный полисмен проходил мимо, а певунья, так же резко оборвав песню, продолжала запугивать погустевшую толпу вокруг байками о светопреставлении.
У сэра Джона умысел с Апокалипсисом другой, аудитория посолиднее. Его первым читателем стал британский премьер. Своими радостями первооткрывателя он поспешил поделиться с другими премьерами и президентами. На одном из совещаний «семерки» главных капиталистических стран глава правительства ее величества, поймав в перерыве за пуговицу пиджака американского президента, презентовал ему том с полыхающим земным шаром на обложке. Президент США не только принял презент, он принял генераловы пророчества близко к сердцу. Книга «Третья мировая война» Хэккетта была положена им рядом с Библией на рабочий стол в президентском Овальном кабинете Белого дома.