Страница 29 из 55
Подоплека беркианского бума очевидна. «Многие высказывания Берка против Великой французской революции, — подчеркивал Т. Копленд, — …могут быть адресованы большевикам»{201}. Как писал П. Вирек, Берк «учит нас отвечать на мировую революцию, не пытаясь превзойти ее слева или с помощью крайне правой реакционной тирании, а сохраняя свободные институты Запада»{202}. Вирек решительно противопоставил Берка де Местру; берковская ветвь — это эволюционный консерватизм, а местровская — контрреволюционная. Если мест-ровский консерватизм, по мнению Вирека, мертв, то «берковский более гибкий консерватизм сегодня сильнее, чем когда-либо, пропитывает все партии в Англии и Америке». В наследии Берка Вирек усматривал самую подходящую почву для консервативно-либерального консенсуса. «Сегодня наиболее чистые либералы и более умеренные консерваторы стали двумя параллельными линиями, пересекающимися не в бесконечности, а в Берке»{203}.
На роль главного пророка беркианства в США претендовал и философ Р. Керк, которого Дж. Нэш характеризует как «романтического традиционалиста по инстинкту»{204}. Книга Керка «Консервативное мышление» (The Conservative Mind), опубликованная в 1953 г., имела громкий резонанс. Ее успеху, как признавал позднее сам автор, способствовала атмосфера первых дней администрации Эйзенхауэра, приход к власти которой консерваторы расценивали как свой успех. Книга Р. Керка, по словам Д. Нэша, представляла собой как бы «генеалогию хороших людей и ценных мыслей»{205}. Перед читателем разворачивалась эволюция англосаксонской консервативной мысли в образах и идеях за два столетия. Благодаря Керку американские консерваторы обзавелись солидной родословной.
Книга Керка проникнута наступательным духом. «Консерваторы, — писал он, — отступали со времен Французской революции… но они не отчаивались, когда бывали биты… Противникам удавалось обращать их в бегство, выбивать их из укреплений, но они никогда не капитулировали; и сегодня они имеют такую возможность отвоевать почву, какой у них не было с того дня, когда современный радикализм бросил вызов традиционному обществу»{206}. В революционные эпохи, полагал Керк, люди бывают увлечены новизной, но затем они устают от нее, их тянет к старым принципам. История представляется американскому консерватору-традиционалисту циклическим процессом; поэтому на определенном его витке консервативный порядок возвращается вновь, и консерваторы «должны знать традицию, которая с ним связана, чтобы суметь воссоздать общество»{207}. Послевоенное время Керк как раз и рассматривал как благоприятный для консерваторов цикл, а идеи Берка считал самым подходящим духовным и моральным оружием консерваторов для реализации благоприятной возможности. На консерваторов, утверждал Керк, легло бремя ответственности за «судьбы христианской цивилизации», и они в силах справиться с этой грандиозной задачей.
Если Вирек, Росситер и другие сторонники консервативно-либерального консенсуса опирались на Берка с целью обосновать реформистско-консервативную позицию, то Керк, опираясь на Берка, ведет атаку против всякого рода реформизма. Его подход ближе к «твердому индивидуализму», хотя он против крайностей «индивидуалистов».
Великие консерваторы, по убеждению Керка, — это пророки, критики, но отнюдь не реформаторы. Вообще мир никогда не улучшить посредством политической деятельности, «потому что природа человека непоправимо повреждена»{208}.
В суждениях Керка наиболее рельефно проявляется самый существенный признак традиционалистского консерватизма. В отличие от консервативных реформистов, которые усматривают средство достижения социальной стабильности в ограниченных реформах, консерваторы-традиционалисты стремятся обеспечить широкий национальный консенсус, апеллируя к традиционным представлениям и предрассудкам, авторитету и религии. Социально-экономическую проблематику они пытаются перевести в религиозно-этическую плоскость. Это удобно и с точки зрения маскировки реальных классовых антагонизмов.
Почти три десятилетия спустя после выхода своей наиболее известной книги Р. Керк, выделяя важнейшие принципы традиционалистского консерватизма, поставил на первое место веру «в порядок более высокого уровня, чем человеческая способность приспособиться; убеждение, что экономика переходит в политику, политика — в этику, этика — в религиозные понятия»{209}.
Самым влиятельным рупором правого консерватизма стал основанный в 1955 г. У. Бакли-младшим журнал «Нэшнл ревью». Ключевым элементом позиции Бакли и его единомышленников был традиционализм. Правда, в отличие от Керка, они заходили дальше вправо, более последовательно придерживались «твердого индивидуализма». Сам Бакли называл свой журнал «органически американским, укорененным в глубочайшие национальные традиции и в глубочайшие традиции западной цивилизации»{210}.
Бакли и его окружение активно выступали за консолидацию консервативных сил, имея в виду прежде всего правое крыло консервативного лагеря. Основой для сплочения должно было стать слияние традиционализма, «твердого индивидуализма» и по возможности либертаризма. Идейная платформа была найдена в концепции швейцарского экономиста В. Рёпке, изложенной им в книге «Гуманная экономика», где проповедь свободной рыночной экономики комбинировалась с восхвалением христианского гуманизма, традиционных ценностей и резким осуждением современного «массового общества». И все это цементировалось воинствующим антикоммунизмом. Как утверждал Рёпке, издержки, порождаемые рыночной экономикой, должны быть нейтрализованы посредством укрепления устоев семьи, религии и традиций.
Правых консерваторов не устраивала политика администрации Эйзенхауэра. Вместо того чтобы решительно бороться с «коллективизмом», она, по их убеждению, дрейфовала в русле «нового курса», а в области внешней политики пошла слишком далеко навстречу СССР. Особое их возмущение вызвала советско-американская встреча в верхах 1959 г.; «дух Кэмп-Дэвида» стал для них синонимом капитуляции. В этих кругах не стеснялись открыто декларировать то, о чем умалчивали более умеренные консервативные силы. Консерваторы — защитники западной цивилизации, провозглашал видный правоконсервативный идеолог Ф. Мейер, «а в революционный век это означает, что они должны быть контрреволюционерами»{211}.
К выборам 1960 г. правые консерваторы отнеслись с равнодушием, зато в кампании 1964 г. они были горячими сторонниками Б. Голдуотера. Это неудивительно, если учесть, что десятью годами раньше многие из них поддерживали Д. Маккарти. Особую активность проявили У. Бакли и его шурин Б. Бозел. Еще в 1953 г. Бакли написал для Маккарти речь с критикой администрации Эйзенхауэра, помогал ему в подготовке к телевизионным дебатам; Бозел же регулярно писал Маккарти речи. Хотя Р. Керк не был активным сторонником Маккарти, но выступал против тех, кто имел мужество осуждать висконсинского демагога. Для Голдуотера Керк стал «глашатаем и придворным философом»{212}.
Экономическим советником Голдуотера был известный консервативный ученый, лидер чикагской школы, убежденный противник Кейнса М. Фридмен. Бозелом была написана книга Голдуотера «Сознание консерватора», изданная 20 тиражами общей сложностью 500 тыс. экз. Без этой книги, отмечает Дж. Нэш, «Голдуотер, возможно, не приобрел бы национального статуса»{213}.
Хотя Голдуотер потерпел поражение, избирательная кампания 1964 г. способствовала политической активизации правоконсервативных сил, усилению их борьбы за духовную гегемонию. Показательно, что тираж «Нэшнл ревью» с 30 тыс. в 1960 г. вырос к концу 60-х годов до 100 тыс. экз. В апреле 1964 г. был открыт Клуб консервативной книги, в котором уже через год насчитывалось свыше 30 тыс. членов{214}.
На политическом небосклоне консерватизма появляются новые «звезды», среди них Р. Рейган, привлекший к себе внимание речью в пользу Голдуотера. Не случайно этот момент многие американские публицисты и ученые считают началом его восхождения в Белый дом.