Страница 26 из 55
Сказанному не противоречит то обстоятельство, что личная судьба ряда консервативных теоретиков и политиков в созданном фашистами «третьем рейхе» складывалась не всегда удачно. Тоталитарному фашистскому государству были не очень удобны люди, которые могли претендовать на роль предвестников фашистских мудрствований. Их попытки напомнить о своем «приоритете» воспринимались как умаление «исторической роли» фюрера, которому одному должна была принадлежать роль «источника всех истин». Раздражали фашистских выскочек, ставших носителями высшей власти, аристократический снобизм и высокомерие теоретиков консерватизма, привыкших смотреть на «фашистских барабанщиков» как на пешки, которым надлежит слушать и повиноваться.
В результате, по мере упрочения нацистской власти, ведущие фигуры германского консерватизма стали все решительнее оттесняться с авансцены. Неприятности с фашистскими властями возникли у О. Шпенглера, недовольного тем, как реализуются на практике его идеи. О Мёллере ван ден Бруке, покончившем в 1925 г. самоубийством во время приступа в нервной больнице, вспоминали все реже и реже. Э. Юнг, позволивший себе критические замечания в адрес фашистской верхушки, стал жертвой массовой резни летом 1934 г. Тогда же были уничтожены патриарх баварского консерватизма Густав фон Кар, генерал Курт фон Шляйхер и некоторые другие. Ирония истории состояла в том, что они пали жертвой того самого идейного оружия, которое выковывали всю свою жизнь.
Впоследствии Г. Раушнинг, консерватор, сначала примкнувший к нацистам, а затем порвавший с ними, пытаясь оправдать политику своих единомышленников, пошедших на союз с фашизмом, ссылался на то, что последний обеспечил консерваторам массовую базу, которой им так не хватало. «Мы ошиблись в нашем выборе, — писал он. — Но я не знаю, кто мог бы избежать нашей ошибки в условиях того кризиса»{185}. Однако оправдание такого рода звучит скорее как признание естественности союза консерватизма и фашизма в кризисных условиях.
* * *
Разумеется, германская модель взаимоотношений между консерватизмом и фашизмом не была единственной. Эти взаимоотношения обычно модифицировались в зависимости от национальных особенностей той или иной страны, расстановки политических сил в ней, остроты кризисного развития и классовых противоречий. Например, в Италии доминирование чисто фашистских сил не было столь абсолютным, как в гитлеровской Германии. Консерватизм как идеология и политическое течение сохранил в этих условиях некоторую автономию, выступая в качестве самостоятельной опоры фашистского режима. Еще специфичнее складывались отношения между консерватизмом и фашизмом в Испании. Особенности установления фашистского режима в этой стране обусловили большое влияние на него милитаристских сил. В результате политический фашизм, подобный германскому национал-социализму, — фалангизм — стал одним из китов, на которых покоилась «новая» система власти. Другими китами оказались настроенные традиционно армия и верхушка католической церкви. В идеологии это нашло выражение в доминировании ортодоксально консервативных взглядов над «обновленческим» и близким к нему чисто фашистским мировоззрением.
В некоторых странах Центральной и Восточной Европы (например, в Австрии) в эти годы возникли и утвердились своеобразные клерикально-фашистские режимы, в которых доминирующую роль играл традиционный консерватизм, взявший на вооружение некоторые важные элементы фашистской идеологии и политической практики. При таких режимах фашистские политические организации были вынуждены либо пойти на службу главному течению в консерватизме, либо оказаться в роли оппозиции ему.
Во всех случаях, однако, консерватизм и фашизм демонстрировали свое духовное и политическое родство. Оно проявлялось достаточно четко даже там, где фашистским силам не удалось завоевать сколько-нибудь серьезных позиций. В таких странах консервативные теоретики и политики не проявляли большого интереса к фашистским течениям у себя дома и иногда даже третировали их. И в то же время они всячески поддерживали — идейно и практически — фашистские движения и режимы за рубежом. Иными словами, взаимодействие между консерватизмом и фашизмом оказывалось перенесенным во внешнеполитическую сферу.
Известны, например, те симпатии, которые питали к странам с фашистским режимом — особенно Германии и Италии — американские ультраконсерваторы. Правоконсервативные круги Англии горячо приветствовали приход фашистов к власти в Германии. Не стремясь к установлению порядков фашистского типа у себя в стране, они тем не менее были самыми ревностными поборниками сближения Великобритании и гитлеровским «третьим рейхом». Во имя такого сближения они проводили так называемую политику «умиротворения», основной смысл которой состоял в том, чтобы обеспечить это сближение за счет далеко идущих уступок растущим аппетитам фашистских держав. Показательно в этой связи, что за «умиротворение» фашистских держав активно выступали и французские консервативные силы, несмотря на то что подобная политика была чревата смертельной угрозой для национальных интересов Франции. Во время гражданской войны в Испании, сопровождавшейся широкомасштабной германо-итальянской интервенцией, все основные консервативные силы США и капиталистической Европы выступали в роли активного сторонника фашистских мятежников, оказывали им всевозможную поддержку и бурно ликовали, когда республиканские силы потерпели поражение.
Когда фашистские державы развязали вторую мировую войну и оккупировали значительную часть Европы, из консервативного лагеря формировались кадры коллаборационистов, пошедших не только на гражданское, но и на военное сотрудничество с фашистскими оккупантами. Некоторые исключения, зафиксированные в отдельных странах, лишь подчеркивали это правило.
Глава 3. КОНСЕРВАТИЗМ
В ПОСЛЕВОЕННОМ МИРЕ:
СТРАТЕГИЯ ПРИСПОСОБЛЕНИЯ
Вторая мировая война, завершившаяся разгромом фашизма, решающий вклад в который внес советский народ, существенно ослабила позиции консерватизма. С одной стороны, резко возрос авторитет социализма, его ценностной основы и практической политики. С другой — в общественном сознании были предельно скомпрометированы основные консервативные ценности, взятые на вооружение фашизмом и служившие оправданием для установления им режима тотального самовластия, для осуществления агрессивного внешнеполитического курса, для оккупации значительной части европейского континента, геноцида в отношении целых пародов. С полной очевидностью выявилась несостоятельность экономической и социальной политики фашистских режимов, представлявшей собой реализацию на практике рецептов, предлагавшихся консервативными теоретиками.
Важную роль в компрометации консервативных идей сыграла свежая память о том пособничестве фашизму, которое было характерно для консервативных сил в предвоенные годы. Влияния этого обстоятельства не мог ослабить даже тот факт, что правительство Англии в годы войны возглавлял лидер консерваторов У. Черчилль. Деятельность на посту премьер-министра укрепила его личный престиж, однако не изменила общего негативного представления об английских консерваторах, что убедительно засвидетельствовал их полный провал на парламентских выборах в июле 1945 г.
Все это происходило в условиях, когда изменение сил в мире в пользу социализма вынудило правящие круги буржуазии взять курс на интенсивное приспособление к изменившейся обстановке. Этого же требовало происходившее в послевоенный период укрепление государственно-монополистических структур, во все большей степени определявших облик послевоенного капитализма. Решающим инструментом такого приспособления стала социал-реформистская политика. Но для ее проведения консервативные силы годились в гораздо меньшей степени, чем либерально-реформистские и социал-реформистские партии и движения.