Страница 16 из 55
Дизраэли (1804–1881) был аутсайдером среди торийской аристократии, задававшей тон в консервативной партии. Он происходил из зажиточной мелкобуржуазной еврейской семьи. Его отец снискал известность в литературных кругах обширной антологией «Литературные курьезы», где занимательные истории и анекдоты о литераторах сопровождались редкими и неназойливыми авторскими комментариями.
С юных лет будущему главе английских консерваторов были присущи большие амбиции, стремление к известности. Поначалу он добивался ее экстравагантным поведением, внешним обликом и даже манерой одеваться. Едва достигнув двадцати лет, он пустился в рискованные финансовые авантюры, из которых выбрался потрепанным и морально и материально: его на протяжении почти всей жизни будет сопровождать шлейф из неоплаченных долгов. Параллельно он вступил на литературное поприще. Первый же роман Дизраэли («Вивиан Грей») вызвал скандал, так как многие реальные лица узнали себя в его персонажах. В своих произведениях, а Дизраэли был весьма плодовитым автором, он обращался к острым проблемам политической жизни, герои его были носителями определенных идей, по сути дела, будущий премьер-министр Англии стал одним из зачинателей жанров политического и социального романов (например, «Конингсби», «Сибил»).
После падения Пиля и раскола 1846 г. Дизраэли выдвинулся на роль лидера консерваторов в палате общин, но первую скрипку в партии играл лорд Дерби, отношения с которым у Дизраэли складывались непросто. Однако консерваторы, лишившись после ухода Пиля и его сторонников наиболее искусных политиков, остро нуждались в ораторском искусстве и тактическом мастерстве Дизраэли, хотя полностью примириться с его социальным происхождением они так и не смогли.
Дизраэли отнюдь не относился к разряду политических мыслителей: его политическая философия не отличалась ни глубиной, ни богатством идей. Ему, однако, было легче, чем родовитым аристократам, увидеть важные реалии нового времени, прежде всего возрастание роли масс, особенно рабочего класса. Если Пиль делал упор на союз всех собственников, то Дизраэли, продолжив эту линию, дополнил ее идеей «одной нации», т. е. превращения консервативной партии в «национальную», способную привлечь массовую поддержку из всех классов общества, создать «классовую гармонию». Идея «одной нации» не мешала ему, подобно знатным консерваторам, стоять на аристократических позициях. Но его трактовка аристократии шире; она напоминает берковскую: землевладельческая и индустриальная аристократия, а также талантливые люди, не относящиеся к разряду собственников. Свою собственную карьеру он как раз и считал убедительным доказательством того, что иерархическая структура не помеха истинному таланту.
Много берковского в подходе Дизраэли к проблемам традиции и изменений. «В прогрессивной стране, — говорил он в эдинбургской речи 1868 г., — изменения происходят постоянно; и великий вопрос не в том, сопротивляться ли изменению, которое неизбежно, а в том, будет ли оно осуществляться с должным уважением к нравам, обычаям, законам и традициям народа или же в соответствии с абстрактными принципами, общими доктринами и по произволу»{128}. Первый вариант изменений Дизраэли назвал «национальной», а второй — «философской» системой. Естественно, он целиком и полностью высказывался за первую из них. Фактически речь шла о том, чтобы в случае необходимости поступиться формой ради сохранения содержания существующего положения вещей.
Как и Бисмарк, Дизраэли понимал роль прессы, ее возможности для обработки общественного сознания. Учитывая вес парламента в политической жизни Англии, он придавал парламентской деятельности первостепенное значение, искусно пользовался своим ораторским и полемическим даром. Умение подать себя, произвести впечатление было свойственно Дизраэли в гораздо большей степени, нежели логичность, последовательность. С этой точки зрения Дизраэли как нельзя лучше вписывался в контекст британского консерватизма, которому прагматизм, нелюбовь к связным идеологическим построениям были присущи в еще большей мере, чем континентальным консерваторам.
Тем не менее на фоне своих предшественников и преемников неутомимый беллетрист и оратор Дизраэли может показаться чуть ли не идеологом. Всю его деятельность пронизывают две идеи, которые заслуживают внимания еще и потому, что до сих пор они (естественно, с поправкой на другие времена) сохраняются в идейном багаже британских консерваторов. Первая из них— уже упоминавшаяся туманная идея «одной нации». Она была высказана Дизраэли еще в годы его участия в «Молодой Англии» и первоначально несла на себе отпечаток «аристократического социализма», кокетливого заигрывания с рабочими во имя союза аристократии и рабочих против буржуазии. Но от этой несбыточной идеи он быстро отказался, и теперь пропаганда идей «одной нации» была направлена на то, чтобы показать буржуазии, что консерваторы лучше могут решать социальные проблемы, чем либералы.
В сущности, консервативный подход к рабочему классу сохранял традиционный патерналистский характер. Именно здесь наиболее явственно ощущалась преемственная связь с идеями «Молодой Англии» и даже с Берком. Государство, по мысли Дизраэли, должно заботиться о народном благосостоянии в духе христианской благотворительности. «Поддержка бедных, — говорил он, — социальная обязанность, обязанность, оправданная высокой государственной политикой и освященная религиозной санкцией… обязанность каждого соответственно его средствам и возможностям»{129}. Таким образом, имелась в виду не четкая и обязательная система государственного социального обеспечения, а лишь государственная благотворительность в зависимости от обстоятельств. Бисмарк, стремившийся оторвать рабочих от социал-демократии при помощи социального законодательства, намного опередил и английских консерваторов и английских либералов.
Второй и главной для Дизраэли была имперская идея. В июне 1872 г. Дизраэли произнес свою знаменитую речь, в которой обрушился на либералов за их пренебрежение к имперским делам. Консерваторы, заявил он, «гордятся своей принадлежностью к великой стране и стремятся вечно хранить ее величие — особенно горды они своей принадлежностью к имперской стране и будут решительно поддерживать свою империю»{130}. При правительстве Дизраэли (1874–1880) расширилась и без того огромная колониальная империя Англии, королева Виктория была провозглашена императрицей Индии, а название «Британская империя» стало официальным. Соединение идеи «одной нации» с имперской идеей, пишут Ф. Нортон и А. Охи, «было путеводной звездой партии в эру всеобщего избирательного права»{131}. Но в этом двуединстве явный приоритет принадлежал имперской идее, она рассматривалась как ключ к решению всех проблем.
Консерваторы во главе с Дизраэли искусно спекулировали на непоследовательности либеральной политики социальных реформ. В случае необходимости они могли зайти дальше, как это было с избирательной реформой 1867 г. или с отменой запрета на мирное пикетирование во время забастовок. В то же время определенные реформистские шаги либералов, особенно в ирландском вопросе, они изображали как угрозу социальному миру и национальному величию. Оживляя традиционные консервативные лозунги монархии, церкви и конституции, Дизраэли вызывал благожелательный отклик в сердцах жаждавшей спокойствия и порядка буржуазии. В начале 70-х годов Дизраэли, по словам Блейка, «смог добиться того, чего не удавалось ни одному консервативному лидеру со времен Пиля: представить свою партию не только имеющей свой определенный цвет и стиль, но также как бастион против вызывающего беспокойство законодательства либералов, находящей отклик у рабочего класса и — что много важнее… — у собственников вообще, а не просто у землевладельцев»{132}.
Характерное для Дизраэли сочетание традиционализма с изрядной гибкостью как бы предвосхитило более поздний феномен консервативного реформизма XX столетия. Поэтому на его наследие продолжают притязать консерваторы разного толка: и тэтчеристы, и их оппоненты из консервативного лагеря. Все они находят в высказываниях и делах лорда Биконсфилда аргументы в свою пользу.