Хроника лишних веков

Ниса отступила на полшага и побледнела:

- Раб?! Он раба из тебя сделал?!

Моя усмешка сразу успокоила ее - видимо, она хорошо знала, как усмехаются рабы.

- Кем он взял тебя?

- Верховным прорицателем.

- Жаль... - протянула Ниса, но глядя уже уда-то в сторону.

И вдруг взмахнула руками и пронзительно крикнула.

Я оглянулся: какой-то коряжистый карлик, окутанный клочьями разноцветного меха, убегал, петляя меж кибиток.

- Стоит и таращится, - смеясь, сказала Ниса. - Я пугнула: сожжем тебя, как крысу. Ты ведь можешь их всех сжечь?

- Могу... если получится, - уклончиво и постно соврал я.

- Всех-всех? - Ниса обвела рукой весь притихший табор.

- Всех-всех... - пообещал я.

...Первые "нет" и "да" верховный прорицатель проедал авансом целый год.

И весь год я благодарил судьбу, что Аттила не разменивает мои гимназические познания в Истории по мелочам. Он неспроста выдерживал "посланника богов".

Наконец, пятнадцать веков назад, весной четыреста пятидесятого года от Рождества Христова, владыка гуннов ввёл меня в свои сокровенные покоим, где дюжина светильников почти с электрической яркостью освещала три кубка. Три кубка - золотой, серебряный и бронзовый - сверкали, до краёв наполненные кроваво-алым вином.

- Разумей! - повелел Аттила, прищурившись по-сфинкски.

"Ты все пела, это - дело..." - подумал я, проведя год в необременительной компании Демарата.

- Я могу предположить, базилевс. Здесь три империи.

- Твое слово, - с угрожающим спокойствием проговорил Аттила. - Не ошибись. Не прогневай своих богов.

Он положил указательный палец на край золотого кубка и как бы невзначай коснулся жидкости. Я видел: алая жидкость содрогнулась. Одна трусливая жилка дрогнула в моей утробе... слишком настырно я доказывал себе, что перестал страшиться смерти... вновь порочный круг гордыни...

- Нет, - невольно потянул я время... и неспроста.

Перст Аттилы поднялся и лег на серебряный кубок.

- Нет, - осмелел я.

Перст владыки оставил серебро и лёг на бронзу.

- Не торопись, - тихо-тихо повелел Аттила.

Тут я совсем обнаглел:

- Если бы кость кидал я, то и в третий раз сказал бы "нет".

- Ведь ты послан ко мне, - участливо напомнил Аттила, ему не нужен был прорицатель, обнаглевший от страха. - Ты должен знать, что будет.

- В этом кубке, хоть он и дешевле остальных, крови не меньше, чем в первых двух, - осторожно уклонился я в существо, а не в даты.

- Даже больше, - сверкнул одним оком Аттила, а другое его око было глубоко и темно... где-то уже видел я эту тьму... - Больше. Но и в этом кубке мое вино, во всех трёх - будет моим, и - в этом. Но в этом больше. Раз так, должен сказать ты!

"Изменить Истории?" - потерялся я.

- Ты должен сказать, - велел Аттила. - Ты всего лишь посланник, гонец того, что уже случилось.

Передо мной был царь гуннов или маг, или сам князь мира сего, знающий, откуда и зачем я украден... Но чего я испугался в то мгновение? Какой новой бездны?

- Ведь ты всего лишь посланник, верно? - Аттила добавил в свою реплику каплю сомнения... и этим-то поймал меня!

- Да! - подтвердил я и содрогнулся: вот он и поймал!

- Да! - в голос возвестил Аттила, вырос на голову, засветился весь электрически и поднял бронзовый кубок со стола. - Да! Сошлось! Ты - хороший прорицатель. Здесь - Тулуза!

Я опешил.

- Пью Тулузу! - возгласил Аттила. - Верховный прорицатель, в награду за опасный труд - насладись Римом.

- Римом? - сплоховал я, но вне воли и всякого разумения протянул руку, будто за рукав потащил ее кто-то незримый, к кубку из серебра.

- Стоишь на талант дороже своей цены, - изрёк похвалу Аттила. - Очень догадлив.

Изящный, как цветок лилии, сгусток тяготения - вот чем оказался этот кубок. Одной рукой я мог только повалить его, двумя - оторвать от стола. Аттила держал Тулузское королевство готов на отлёте, невесомо, как бокал с шампанским.

- Я тоже опасаюсь, что кровь римских легионов куда тяжелее... - усмехнулся Аттила, видя мои мучения. - Пей. Ты обязан разделить со мной эту войну.

Легче было поклониться кубку, чем поднять ее к губам.

Вино, душистое, душное и чуть жгучее, протрезвило меня. Поплыл туман в глазах, и я прозрел весь медиумический трюк Аттилы. В тумане, увлекаемый тяжестью кубка вниз, как я сделался умён!

Властителю варваров нужен был настоящий ответ - прорицание без воли прорицателя... Что же сделал я? Вошел - увидел три кубка, отставленные друг от друга на равные расстояния - и сразу догадался по-своему. Три царства: золотое - первый Рим, серебряное - второй Рим, сиречь Константинополь, бронзовое - варварская Гунния. Я невольно понадеялся... на скромность царя Гуннии, хотя золота в ней было уже не меньше, чем в обоих Риммах, вместе взятых.

"Не ошибись", - предупреждает Аттила. И я спохватываюсь. Как оскорбить базилевса признанием, что его царство дешевле прочих, хоть и не меньше, как мешок набитый соломой перед двумя мешками с зерном... И то правда, что гунны золотом не беднее обоих Римов - самая захудалая кобылка, и та вся сверкает.

Я растерялся... И в тот миг я уже не знал Историю Древнего Мира, я не знал, что благополучно существует Тулузское королевство готов, варварское королевство, немногим уступающее первому Риму, и не помнил о Каталаунских полях, державшим звание самого кровавого места Европы до наших дней.

Аттила добился своего: он получил ответ не прорицателя, но - через прорицателя. Он сумел на миг стереть из моей памяти человеческое знание о событии, которому суждено случиться на поверхности Истории - и тем самым вызвал ответ Бездны на свое уже непоколебимое решение. Бездна ответила ему эхом на его собственное "да"...

Вина было много, я тонул в нем, а кубок все не становился легче.

- Довольно, - услышал я глас владыки Бездны. - Ты заслужил отдых.

Кто-то большой и черный отвел меня в отведенные мне покои, где потом я очнулся и, беспрепятственно выйдя из дворца, обнаружил рассвет нового дня.

Было очень безлюдно и тихо вокруг Демарата, которому полагалось дожидаться меня у самых дворцовых ворот по закону до смерти надоевшей мне космогонии.

- Ты не рад мне, - сразу засмеялся он, трезвый как никогда.

- Деваться некуда, - вздохнул я. - Устал. Страшно устал.

- Молчи, - отмахнулся он. - Мне твои прорицания ни к чему. Зайдем к нашим? Они тоже не спят.

- Пить не стану, - сурово предупредил я.

- Знаю... - снова искренне рассмеялся Демарат. - После кубка крови вино не лезет... в крови оно сворачивается, как молоко... Мы просто посидим в тишине. Наступает последний час тишины.

- Разве? - удивился я.

"Все уже всё знают раньше прорицателя..."

- Ведь ты указал направление, в котором дуть ветрам и подниматься буре, - подтвердил мои подозрения Демарат. - Раз есть направление, значит должна быть и буря.

В полдень при ясной, удивительно прозрачной погоде с нежными пёрышками на небесах, тронуло коней за гривы и хвосты и потянуло... Струйками затрепетали разноцветные шаманские змеи на высоких древках, потом на шатрах стали заметно загибаться султаны.

Демарат с достоинством стратега слюнил палец и крутил им, уперев концом в небо:

- Гон на Тулузу!

Потом и сам он поворачивался к ветру лицом, и голубые волны его плаща катились в ту же сторону - на Тулузу!

А в сумерки начало мутнеть, крутило прах земной и задувало всё круче, с подвывом, хлопая крыльями шатров и срывая во мглу шелковых шаманских змеек.

Жеребцы задирали морды, храпели, скалились по-крокодильи, взбивали пыль копытами. И уносило пыль прочь - на Тулузу!

Закат густел, кроваво спекаясь, и стратег Демарат терял утреннее расположение духа. Всё предвещало...

- То, что будет, будет уже не сражением! - докричался до меня с пяти шагов Демарат, стратег. - Хаос! Приход власти Хаоса!