Страница 3 из 39
Что, если они нашли выход с этой богом забытой планеты? А если они уйдут без меня?
Именно эта мысль заставляет меня снова попытаться подняться, и дракон ясно даёт понять, что это ему не нравится, прижимая свое огромное лицо к моему так близко, что у меня чешутся руки, чтобы снова ударить его.
— Драгикс делает, что хочет, — снова говорит женщина через мое плечо, и я слышу, как её шаги затихают, когда она уходит.
Драгикс
Двуногая недовольна. Она смотрит вслед Майз, её глаза расширяются, как будто её предали.
— Очевидно, что женской солидарности не существует на этой планете, — бормочет она.
Она возвращает свое внимание ко мне.
— Если ты меня понимаешь, моргни один раз.
Я… развеселился от её слов. Я моргаю, и её глаза расширяются ещё больше.
Они темно-синего цвета. Такие синие, что они напоминают мне о Большой воде, когда на неё падает солнце по утрам. Цвет успокаивает меня, приглушая бесконечную ярость, которая бьёт в моем теле, как барабан.
— Хорошо, — говорит женщина. — Меня зовут Чарли. Ну, по правде Шарлотта, но друзья зовут меня Чарли. Ты тоже можешь называть меня так, если пообещаешь не есть меня.
Чарли. Я никогда не слышал такого имени. Я не могу с ней говорить, и на мгновение мне становится жаль. Вместо этого я моргаю, и она одаривает меня дрожащей улыбкой. Я всё ещё чувствую запах её ужаса, но она пытается его приглушить. Храброе существо.
— Смотри, — говорит она. — Я ценю то, что ты исцелил меня. — Её губы кривятся, и она смотрит на мой рот, как будто с легким отвращением. — Но мне это больше не нужно. Так что, если бы ты мог сохранить свои целительные силы при себе, я была бы признательна.
Я фыркаю, и она вздрагивает, когда струйка дыма вырывается из моей ноздри. Её глаза расширяются, воздух наполняется её страхом.
Она всё ещё испытывает боль. Даже если бы я не мог чувствовать его запах, под её ужасом, я мог бы увидеть его по тому, как закрываются её глаза и как она вздрагивает каждый раз, когда я двигаю головой и солнце бьёт ей в глаза.
Я не стал прилагать усилия, чтобы схватить эту самку только для того, чтобы она умерла, прежде чем я смогу понять, почему я так заинтригован ею. Я так и не нашёл спасения от бесконечной скуки и ярости только из-за того, что её слабое двуногое тело подвело.
Я наклоняюсь, пытаясь проигнорировать запах её страха. Обычно запах страха пьянит, это закуска перед тем, как съесть свою добычу. Её страх другой. Мне хочется взреветь, сжечь того, кто заставил её истекать кровью.
Я замираю. Двуногие хрупки; однако они не кровоточат без причины. Впервые моя неспособность общаться с этой женщиной — с Чарли — расстраивает меня. Кто-то, должно быть, причинил ей эту боль. Я узнаю кто, и превращу их в пепел.
Я осматриваю её тело, отмечая синяки на руках и ногах. У неё длинный порез на бедре, который снова открылся при её резких движениях и теперь медленно истекает кровью.
Она пищит, когда я наклоняюсь, и её рука поднимается, пытаясь оттолкнуть мою голову, пока я провожу языком по глубокому порезу. Её паника наполняет воздух, и я бросаю на неё предостерегающий взгляд, когда она снова поднимает кулак. Больше всего я удивился, когда она ударила меня в первый раз. Но во второй раз, когда она попала в мой чувствительный глаз… после того, как я отринул боль… мне стало… весело.
Чарли пытается отступить, морщась от этого движения, и меня это больше не веселит.
Я показываю ей зубы, и она замирает. Затем я захлопываю рот, когда её боль и страх переходят в тревогу. Я поднимаю одну ногу, мягко и нежно — ставлю её на грудь. Я должен быть осторожен, чтобы не повредить хрупкую двуногую.
Она вскрикивает, когда я медленно толкаю её вниз, удерживая на месте. Я держу свои когти сложенными, а затем наклоняюсь, пытаясь не обращать внимания на то, как она дрожит, когда я вылизываю её раны.
Чарли молчит, её челюсть сжата, когда она смотрит на вход в моё логово. Но её голубые глаза сияют… водой. Слёзы. Слово всплывает у меня в голове. Вид соленой воды, стекающей по её лицу, вызывает у меня желание зарычать, когда я нежно поглаживаю её порезы и синяки.
Она игнорирует меня, когда я возвращаю свое внимание к её голове. Солнце уже низко в небе, когда снова появляется Майз.
— Ей понадобится вода, — говорит мне Майз. Чарли игнорирует её, и я смотрю на неё сверху вниз. Предательство. Вот что это за новый аромат. Она считает, что Майз должна была помочь ей. Забрать её у меня.
Эта мысль смехотворна, и я отхожу в сторону, позволяя Майз приблизиться с чашкой воды. Теперь, когда у двуногой больше нет крови, я могу терпеть Майз, когда она протягивает Чарли чашку. Чарли проглатывает её, и Майз уходит, прежде чем вернуться, с новой наполненной чашкой. Она повторяет всё снова, пока Чарли не качает головой в ответ на предложенную чашку.
Солнце село, и Чарли дрожит. Я лежу рядом с ней, и она наконец возвращает своё внимание к моему лицу. Я поднимаю над ней одно крыло, защищая от непогоды, и кладу свою голову рядом с ней, закрывая глаза.
Чарли
Кто-то светит мне в лицо. Я хмурюсь, пытаясь поднять руку, чтобы прикрыть глаза. Вероятно, это полицейский, который собирается постучать в окно моей машины и сказать, что я не могу здесь спать.
Я не могу поднять руку, и от паники я резко просыпаюсь. Нет ни копа, ни машины, ни Земли. Я моргаю, чтобы сдержать слезы, когда всё это снова поглощает меня. Я на Агроне, на вершине горы, и свет исходит от солнца, которое восходит слева от меня.
Моя рука прижата огромным крылом. Крылом дракона. «Драгикс», — проговариваю, вспоминая, как вчера назвала его фиолетовая женщина. Я смотрю на небо, пытаясь смириться с новым адом, в котором проснулась.
«Считай это благословением, Чарли. Ты жива, ты уже не спотыкаешься в лесу, и дракон тебя ещё не поджарил».
Дракон издает храп, и я смотрю, как дым клубится над нашими головами. Теперь, когда он не удерживает меня своей гигантской лапой, я не тороплюсь, чтобы подробно изучить его.
Его чешуя теплая. На самом деле, под его крылом мне так жарко, что я почти потею, несмотря на легкий утренний холодок.
Он настолько огромен, что кажется невероятным. Его голова длиннее моего туловища, а коготь, который я сейчас изучаю, больше моей руки. Он свернулся, почти как кошка, его огромное тело согнулось, как будто готовое взлететь в любой момент.
Его чешуя не синяя или зеленая. Оба цвета одновременно и каждый оттенок цвета между ними. Некоторые из них такие светло-голубые, что кажутся почти серебристыми, а другие такие темно-зеленые, что почти черные.
Вдоль этой змеиной шеи торчат острые рога, защита от кого-либо или чего-либо, что стало бы достаточно глупо, нападать на такое. Что-то шуршит по земле, и я вытягиваю голову, задаваясь вопросом, нужно ли мне опасаться змей здесь, наверху.
Это его хвост. Он лениво скользит по земле, и я возвращаю своё внимание к его лицу, когда он зевает, открывая рот, демонстрируя сверкающие ряды зубов.
На этой планете он стопроцентный хищник, а я всего лишь добыча.
Но раньше меня тоже превосходили, и я выжила. Данная ситуация ничем не отличается.
Мне просто нужно придумать, как ускользнуть от этой огромной ящерицы.
Упомянутая ящерица открывает один глаз, затем другой, его взгляд уже направлен на моё лицо. Я снова пытаюсь поднять руки, но он шевелит крылом. Я тут же сожалею об этом, теряя тепло, но он прижимается ближе, пока мы молча смотрим друг на друга.
У меня была причина назвать ему свое имя вчера. На Земле нам говорят, что если нас когда-нибудь похитят, мы должны попытаться наладить отношения с нашим похитителем. Люди с меньшей вероятностью убьют вас, если увидят в вас человека.
Я фыркаю. Кто знает, сработает ли это на Агроне.
В любом случае, если я смогу наладить какую-то связь с драконом, который меня прекрасно понимает, возможно, я смогу убедить его отпустить меня.