Выходное пособие

Он продолжал:

— Мы проделали долгий путь, и чем дальше мы идем, тем более зыбким и неясным становится путь впереди. И хотя есть среди нас те, кто еще не утвердился в вере, я молю Тебя помочь нам принимать истину шаг за шагом. Сегодня, сейчас да будет успешным набег, коий мы собираемся предпринять. И да примем мы его плоды, не требуя ничего сверх сего, но со смирением и благодарностью. — Голос его задрожал. — Мы благодарим Тебя за припасы, кои Ты нам дашь и кои мы с гордостью примем. Спасибо.

В конце, чтобы запечатать эманации Божьей милости и удачи, которые мы только что создали, мы встали в круг и торжественно произнесли наши полные подлинные имена. Начал Боб, а остальные продолжили по часовой стрелке.

Роберт Эрик Ример

Джанель Саша Смит

Адам Патрик Робинсон

Рейчел Сара Эбердин

Женевьева Элиз Гудвин

Эван Дрю Марчер

Эшли Мартин Пайкер

Тодд Генри Гейнз

Кандейс Чен

Мы дружно поклонились центру круга, будто собираясь заняться карате. Затем надели обувь.

Мы осмотрели дом перед нами. Крыльцо было обрамлено кустами, на которых когда-то цвели розы. Это был один из тех новых престижных домов в квартале для среднего класса, которые выглядят как старинные особняки, но на самом деле довольно посредственны, с дрянными тонкими стенами и пустотелыми дверями. Никаких сложностей не предвиделось.

Первыми пошли мужчины с оружием в руках. Они открыли входную дверь, на которой висел выцветший эвкалиптовый венок. Им потребовалось примерно полчаса, чтобы оценить ситуацию, проверить газ и электричество, а Джанель, Рейчел, Женевьева, Эшли и я ждали снаружи. Во время живых набегов — то есть если обитатели дома были еще живы, но поражены лихорадкой — их окружали и загоняли в комнаты. Во время мертвых набегов Тодд и Адам выносили тела и складывали их во дворе, и только потом входили мы.

Через большие окна столовой мы видели, как Тодд и Адам загоняют туда больных.

— Я так понимаю, это живой набег, — сказала Эшли.

Там были отец, мать и сын. Кажется. Издалека трудно было разобрать, кто есть кто, потому что они были страшно худые. Ну, мать-то опознать было легко. Ее лицо было похоже на праздничный торт — оно было намазано ночным кремом до такой степени, что тот капал на ее вязаный свитер. Тодд и Адам вышли и заперли дверь.

Семья уселась за обеденным столом вишневого дерева, на котором лежала кремовая кружевная салфетка и стояла ваза с заплесневелыми, полусгнившими апельсинами.

На почтовом ящике было написано, что здесь живут Гуверы.

В это время мать начала доставать из буфета тарелки, белые с синей каймой (буфет был тоже из вишневого дерева). Сначала она поставила мелкие тарелки, на них тарелочки для салата, а сверху суповые тарелки. Потом разложила столовые приборы. Она накрыла стол на четыре персоны.

Когда она села, все положили руки на стол и склонили головы. Отец стал открывать и закрывать рот.

— Что они делают? — спросила Эшли.

— Думаю, произносят молитву, — заключила Джанель.

Когда отец говорил, он произносил звуки, но не слова, во всяком случае, я ничего не могла разобрать. Наверное, это была глоссолалия. Через несколько мгновений они открыли глаза и приступили к семейному ужину.

Они подносили приборы ко рту. Он стучали ножами и вилками по тарелкам, разрезая то ли куриную котлету, то ли телятину под пармезаном. Они облизывали тарелки, как дети в рекламе макарон, будто на них оставался ароматный пикантный соус. Паста «Примавера» со свежими овощами. Стейк «Солсбери» с консервированной кукурузой.

Когда ужин закончился, миссис Гувер снова встала. Она обошла вокруг стола и собрала тарелки и приборы, потом поставила их обратно в буфет. Закончив, она начала все заново. Вынула тарелки и снова стала расставлять их на столе. Гуверы будут ужинать еще раз, и еще, и еще, до бесконечности. Они склонили головы и произнесли молитву, но, скорее всего, произносили они не слова, а невнятное бормотание, просто повторяющее знакомый ритм, интонацию. Как правило, речь — первое, что страдает у зараженных.

— Эй! Алло? — Кто-то что-то сказал. Это была Рейчел. Ее ногти вонзились мне в руку. — Ты опять куда-то уплываешь.

Я моргнула, выходя из транса.

— Извините, — сказала я.

Наблюдая самые обычные действия, повторяющиеся в бесконечном цикле, легко можно впасть в забытье. Это болезнь повторения, болезнь рутины. Но, как ни странно, повторение не было идеально точным. Если наблюдать внимательно, можно было заметить небольшие отличия. Например, порядок, в котором она расставляла посуду. А еще иногда она обходила стол по часовой стрелке, а иногда — против.

Эти отличия — вот что меня задело за живое.

Когда я была девочкой, я любила смотреть, как мама ухаживает за лицом. Она придерживалась трехступенчатого режима Clinique: мягкое жидкое мыло для лица, отшелушивающий лосьон № 2 (потому что у нее была сухая комбинированная кожа, как и у меня) и увлажняющий лосьон Dramatically Different. Каждое утро и каждый вечер она стояла перед зеркалом в ванной, выполняя эту процедуру. Она тоже не всегда делала это одинаково. Иногда она очищала лицо круговыми движениями по часовой стрелке, а иногда — против. А иногда она добавляла еще один этап, не предусмотренный рекомендациями, — фуцзяньское масло для лица. Это загадочное масло, изумрудно-зеленого цвета, пахло чем-то явно китайским, какими-то изысканными цветами, наделяющими его неведомыми целебными свойствами. Оно было разлито в стеклянные бутылочки с широким горлом, на которых был оттиснут маковый цветок. Я искала это средство везде, и в кантонской части Чайна-тауна, и в фуцзяньской, и в Сансет-парке, и во Флашинге, но нигде не могла его найти.

Когда я училась на первом курсе колледжа, она звонила мне, чтобы подчеркнуть всю важность правильного ухода за лицом; ее китайская речь всегда была похожа на упрек.

— Ты увлажняешь кожу? — спрашивала она высоким голосом сквозь треск телефона. — Нужно обязательно правильно ее увлажнять, потому что у тебя кожа от природы сухая. У твоего отца та же проблема.

— Да, я прямо сейчас это делаю, — отвечала я, а сама в это время проверяла почту и наливала себе еще одну чашку кофе. — Вот прямо во время разговора.

— Каждый день. Я послала тебе набор Clinique, ты его получила?

— Да, спасибо, — говорила я в ответ, хотя она ничего такого не делала.

— У них была распродажа, и еще подарок. Выгодная покупка. В твоем возрасте уход за кожей — это, скорее, профилактика. Ты можешь не замечать никакой разницы, но если этого не делать, то с возрастом будет все хуже и хуже, — говорила она. — Так что нужно обязательно придерживаться режима каждый день.

— Да, мама, — отвечала я.

— Лосьон надо наносить слегка похлопывающими движениями, а не просто мазать, — говорила она. Потом замолкала ненадолго, чтобы дать мне время последовать ее инструкциям. — Как ощущения?

— Прекрасно. Он очень легкий.

— То, что делаешь каждый день, имеет большое значение, — говорила она, прежде чем положить трубку.

К этому времени ранний Альцгеймер уже оставил свои следы в ее мозгу, так что она стала утрачивать связь с реальностью. Она пылко предавалась странным занятиям, например, без конца мыла под краном наш серебряный кофейник или заказывала пятьдесят порций мапо тофу, своего любимого блюда, якобы для какого-то званого ужина. Никакого ужина и в помине не было. На моем автоответчике копились приглашения на шикарные воображаемые сборища. Если бы эти вечеринки состоялись, это было бы что-то удивительное, помесь традиционного китайского банкета и дискотеки из восьмидесятых. Она описывала меню, которое запланировала, и рассказывала, кого пригласила: моего покойного отца, каких-то разведенных дядюшек и тетушек и еще каких-то китайских друзей и родственников, имена которых я не могла разобрать: просто пустой набор звуков.

— Они будут так рады тебя видеть. Не беспокойся о дорожных расходах, я уже купила тебе билет на самолет, — говорила она.