Сны над Танаисом

От самых ступней покатилась вверх ледяная волна. Поднявшись до головы, она иглами и звоном ударила в виски и откатилась вниз, к сердцу. Леденея, сердце отчаянно забилось.

Подавляя дрожь, Гестас стиснул зубы.

Четвертый день горпиэя! Вчерашний был третьим! Третьим, третьим днем горпиэя подписывал пресбевт свой приказ. В углу пергамента стояла дата: "в третий день..."

- Геракл разразит тебя... А завтра вырежут тебе язык, если ты лжешь мне сейчас, - не разжимая зубов, страшным, давящимся голосом проговорил Гестас.

Хион вздрогнул и растерялся. Он даже попятился, ужаснувшись взгляду Гестаса.

- Не лгу, не лгу, - пролепетал он. - Клянусь, чем прикажешь. Четвертый день. Спроси хотя бы у Пелагия. Эй, Пелагий!

Хион засуетился, пряча глаза. Обежав стороной Гестаса, чтобы скользнуть к двери, он еще раз кликнул верзилу, но тот уже спешил навстречу, оттесняя Хиона в угол, - и наконец они оба, поместившись по бокам от Гестаса, бестолково заговорили об одном и том же.

- Довольно тебя одного! - отмахнулся Гестас от Хиона и закрыл глаза.

Четвертый день горпиэя! В третий день он бесстыдно, едва ли не до сумерек, спал здесь, в Цитадели; в третий дань увидел он в руках диадоха пустой пергамент; на закате третьего же дня был написан рукою пресбевта приказ. Ошибся ли числом пресбевт? Ошибся ли он сам, Гестас, в "третий день горпиэя" идя на встречу с рыбником на перекресток Алтарной и Ста Милетцев? Ошибся ли и рыбник вместе с ним и вместе с самим пресбевтом?

Гестас тяжело вздохнул. О боги! О великий Зевс Спаситель! Ты не был глух и свершил чудо. Я спешил, Спаситель, я очень спешил, и ты не оставил меня. Ты внял последней, предсмертной молитве, ты внял молитве Эринны и молитве пресбевта. Ты спас жизнь - ради Эринны, ради чести пресбевта и Танаиса, ради спасения братьев-эллинов в Цитадели. Ты сократил мой путь на целые сутки. Ты справедлив! Хвала тебе во веки веков! Но неужели ты остался столь же простодушен, как твои ахейские герои дней Трои, - ты, Вседержитель? Как не предусмотрел ты вихря недоверия и мнительности в эллинском сердце темного времени? Этот вихрь должен был случиться, и разве не приходило к тебе сомнение, что своим спасительным даром нашлешь ты одним днем позже навет и бесчестье более жестокие, нежели смерть в степи от предательской стрелы?

Мудрость ли это, о Спаситель? Разве шутишь ты наподобие Хиона? Разве не проглядел ты в своем даре малого изъяна? Не знал ли ты, что днем раньше приказа жил и Гестас, сын Мириппа, жил и конь его, сшитыми были варварские одежды, выковано было оружие - был и лист пергамента с надрывом и метелкой ворсин? Было все это, кроме одного - надписи на пергаменте, начертанной рукой пресбевта. Она должна была появиться лишь на закате третьего дня, но на рассвете третьего же горпиэя пергамент уже был доставлен в Цитадель. Разве не провидел ты это? Разве трудно тебе было, Вседержитель, довершить свое чудо до конца и перенести одну крохотную надпись на день раньше ее появления? В чем твоя правда, Вседержитель?

Гестас открыл глаза: комната была пуста, а дверь заперта. Стражи затихли.

Гестас присел на постель и, зажав в кулаках пучки тростника, со злостью разломил их... Сейчас - утро четвертого дня. Надпись, верно, уже появилась, а времени до заката остается еще немало. Но как уверить хитроумного диадоха в чуде Зевса Сотера? Вряд ли воспрянет он духом и в радости протянет руки к небесам. Скорее же всего усмехнется столь простодушной лжи, а увидев надпись, решит, что затеяли его одурачить вконец. Только рассвирепеет он, не в силах сообразить, кому и как удалось ночью подменить пустой пергамент другим, исписанным. Разольются мысли диадоха по руслу и притокам интриги, и хоть разрази его тут на месте за безверие Громовержец, какая польза выйдет теперь от этой кары? Кого искушаешь ты, Вседержитель?

Гестас решительно поднялся и ударил кулаком в дверь:

- Эй, Хион! Или Пелагий! Кто угодно.

- Тебя хорошо слышно, - раздался из-за двери и, верно, из-за плеча Пелагия голос Хиона, - В чем нуждаешься еще?

- Зови немедля диадоха. Мне есть что ему сказать.

Несколько мгновений за дверью было тихо, а затем раздались шаги, удалившиеся по коридору. Прошло еще какое-то время, и шаги вернулись в большем числе.

В комнату вошел Феспид, а позади него, в дверях, остался Пелагий. Оглянувшись, диадох захлопнул дверь, едва не ударив его по лицу.

Гестас произнес воинское приветствие. Феспид, коротко кивнув, бросил взгляд на нетронутое съестное и, присев на постель, изобразил на лице чуткое внимание.

- Достиг ли тебя второй гонец? - спросил Гестас, встав у стола, напротив диадоха.

Феспид как бы удивился вопросу и чуть заметно вздохнул:

- Ты все еще веришь в его существование?

Немедля Гестас задал новый вопрос:

- Дождался ли ты своего гонца, диадох?

Феспид пристально посмотрел на Гестаса и предпочел признаться откровенно.

- Нет, он не вернулся, - сказал он тоном, подчеркивавшим призыв к доверию Гестаса.

- Тоже задерживается? - поддел его Гестас.

Диадох беззлобно усмехнулся.

- Я думаю, они оба задержались в степи навсегда, - вызывающе резко заключил Гестас. - Им не уйти от пепельнолицых. Эти духи вездесущи, и у них слишком быстрые кони. Верь мне, диадох. Я знаю.

Феспид неопределенно кивнул, показывая, что он не прочь поверить.

- В степи опасно, - прибавил он к своему кивку.

- Они напали и на меня. Мне не унести бы ног, если бы не милость Громовержца. - Последние слова Гестас произнес с особой расстановкой и чересчур громко для маленькой комнаты. - Он внял моей молитве. Знай, диадох, Зевс Сотер спас меня. Хвала Вседержителю! Он позволил мне обогнать время. Я прибыл к тебе на день раньше того часа, когда приказ был написан на пергаменте. Сегодня ведь четвертый день горпиэя, не так ли?.. Надпись уже должна появиться... Еще есть время, диадох. Прикажи готовиться к осаде.

Феспид был растерян: его морщины растянулись по лицу, а щеки вдавились вглубь. Он больше не глядел на Гестаса; взгляд его беспорядочно двигался вокруг, как бы суетливо отыскивая новую опору. На миг Гестасу удалось поймать его глаза, и, заглянув в душу диадоха, он разъярился.

- Ты снова ищешь хитрость и подлость простых смертных, диадох, потому твой взгляд и бегает по грязным углам, - презрительно произнес он. - Ты слишком отвык от правды. Раз в жизни стоит взглянуть и на небо. Но это - несколько позже. Поначалу останови взгляд на пергаменте.

Диадох резко поднялся.

- Не тебе приказывать, - тихо процедил он и стремглав вышел.

Стена и дверь перед Гестасом стали единым целом, но он вздохнул с облегчением: теперь он был уверен, что поступил правильно.

Снова наступила за стенами тишина без времени, и Гестас понял, что вчерашнее ожидание повторится в точности, что диадох скоро не появится, а когда появится, искусно скроет, брал ли он пергамент в руки.

Однако любой шаг диадоха, любой его двусмысленный взгляд будут лишь подтверждать это: Гестас был слишком уверен, что надпись на пергаменте появилась...

Ожидание больше не пугало. День проходил, но, длясь в тишине и бездействии, уже не тянулся мучительно долго - и Гестас удивлялся этой новой, странной метаморфозе времени.

Свет в окошке постепенно облекался в закатные тона, но Гестас, удивляясь и самому себе, дожидался рокового часа безо всякой тревоги, и когда покатился издалека навстречу глухой земляной гул, он поймал в себе сначала лишь подспудную, нежеланную радость.

- Покарай меня молнией, Вседержитель! - прошептал он, поднимаясь с тростника. - Я хочу не этого, но - только правды.

Гул нарастал, рассыпаясь конским топотом. Вокруг стен то там, то здесь всплескивались испуганные вскрики, кто-то пробежал мимо дверей.

- Ворота! Держи ворота! - узнал Гестас звонкий, срывающийся голос Амфиарая.

Они напали! - только сейчас осознал Гестас, и сердце его заколотилось отчаянно.

- Хион! Открой же! - крикнул он, ударив кулаком в дверь.