Страница 60 из 124
— Хорошо, если так. Как говорил один мой друг: мы оттого так крепко держимся за жизнь, что не знаем, куда попадем после смерти.
— Кабаков в городе много, — уверенно сказал Киун.
«Ну вот, — подумал он, — контакт установлен. Зыбкий еще, но и этого достаточно. Можно сосать кровушку».
Трактир «Золотая курочка» процветал. Поэтому дров здесь не жалели и топили по-зимнему жарко. А за окном бушевала своенравная и капризная весна Метрополии. Летели по небу тонкие серые облака, подмигивало бледное солнышко, хлюпала под копытами и сапогами молодая земля. На пороге стояла Лисон — здешняя служанка, сбегавшая только что в лавку за яйцами и приправами для какого-то занудного гурмана, пожелавшего курицу под соанским соусом. В светлых волосах девушки искрились водяные брызги — видно, попала где-то под капель.
Киун, взглянув на Лисон, улыбнулся. Не далее как вчера ночью от приготовил для нее приворотное зелье на крови и слюне. Теперь капля крови из точеного пальчика Лисон путешествовала по жилам Киуна. Ощущалки детонатора уже принялись за расшифровку генетического кода и молекул памяти, и бывший переписчик, а ныне черный маг, знал теперь все мысли девицы. Мысли ему нравились.
Лисон заметила, что Киун смотрит на нее, и подошла к их с Будахом столу.
— Мне для вас, господин, с утра посылку оставили, — сказала она, делая реверанс.
Киун принял из ее рук корзинку, потрепал девушку по щеке и снова повернулся к Будаху.
— Родня не оставляет без опеки, — пояснил он. — Но я не дослушал вас, простите.
— Да я даже не знаю, с какой стороны к своей просьбе подойти.
Будах помолчал, набрал в грудь воздуха и сказал:
— Я ненавижу их. Всей кожей ненавижу, всеми потрохами, всеми жилами. И боюсь. По ночам снится, что я снова вернулся туда, в тот подвал. И когда просыпаюсь, сначала не могу понять, кончилось все уже или нет. Он говорит: «Пишите! Ваши знания нужны этим людям!». А я знаю, что он прав, но ничего не могу. У меня в голове ничего не осталось, кроме ненависти. И все время боюсь, что однажды снова очнусь в подвале.
В корзинке в самом деле была снедь: головка сыра, маленькая связка кровяных колбас и деревянная коробочка с порошком из коры коричного дерева. Киун бросил щепотку порошка себе в вино, предложил Будаху, но тот отказался.
— Хорошо, — сказал Киун. — Они умрут. Быстро, легко, но — раньше вас. И они больше никого не будут мучать.
— Как вы это сделаете? — спросил Будах.
Киун пожал плечами:
— Как обычно. Восковые фигурки. Но мне будут нужны ваша кровь, волосы и ногти.
— Мои? Разве…
— Вы же говорили только что, что ненавидите их всей кожей, всеми жилами. Этого достаточно. А где я могу раздобыть кровь арканарских палачей? Сами посудите.
— Хорошо, — сказал Будах. — Я принесу вам все. Завтра?
— Да. Здесь же, в это же время.
— Хорошо.
Будах встал, взял со скамьи плащ и побрел к дверям. Киуну достаточно было увидеть, как он поднимался: не разгибаясь, оберегая почки, — услышать его осторожную шаркающую походку, чтобы определить, сколько медику осталось жить. Полгода, от силы — год. И, что самое несправедливое, Будах даже не узнает, что обрел бессмертие в генетическом банке Странников.
Ошущалки меж тем расшифровали молекулы памяти, примешанные к коричному порошку. И черный маг прочел послание из Арканара:
«Дона Керион убита по приказу брата Абы. Причина — любовное свидание доны Керион с доном Руматой Эсторским».
Теперь пришел черед Киуна скрипеть зубами от бессильной злости. Нелепая смерть. Несправедливая. Бес-смыс-лен-на-я. Она так боялась землян, что спуталась с ними на зло себе и всем. Захотела получить их сперму, их генокод. Глупая, отважная девочка. Своевольница. Дон Румата и брат Аба, словно два слепых слона, растоптали ее. И памяти всех жизней, что она успела собрать на этой планете, погибли вместе с ней. И виновных искать негде. Все по-своему правы, все слепы, все дураки.
И Киун вдруг понял, что выполнит обещание, данное Будаху. Еще не знает, как, но выполнит. Это не приворотное зелье Лисон. (Ни в каком приворотном зелье она не нуждается, в этом он убедился прошлой ночью.) Нет, палачи Серого Братства действительно умрут. Этого почему-то требуют его моральные принципы. А Киун, став из забитого переписчика книг сыном могучей межзвездной цивилизации, быстро привык потакать своим моральным принципам.
Его взяли в тот же вечер в переулке Колпачников. Киун вышел прогуляться, разогнать мрачные мысли и, возвращаясь домой, натолкнулся на трех грабителей: двух парней, одетых, как паломники, и рыжую девицу в мурисском платье с открытыми плечами. Парни прижали его к стене и принялись срезать кошелек, тщетно борясь с тонкой цепочкой и поясом, украшенным бронзовыми бляхами. Девица тем временем щекотала ему горло ножом и жарко шептала на ухо:
— Кошелек или жизнь?! Кошелек или жизнь, красавчик?!
— Да жизнь, жизнь, разумеется, — ответил Киун. — Подожди, я сейчас пряжку расстегну. Пояс тоже забирай, у тебя вон штаны скоро свалятся. А вы, прекрасная дама, возьмите мой плащ, иначе груди застудите.
И, увидев хлюпающие сапоги всей троицы, добавил:
— Ну, башмаки я свои отдать, к сожалению, не могу, на вас не налезут. Но, если дойдете со мной до трактира, может, хозяйка вам подберет что-нибудь из старого. Заодно и обновы обмоем.
— Да он блаженный! — изумился один из грабителей.
— Он, сучий потрох, издевается, — процедил сквозь зубы второй и поднес к лицу Киуна волосатый мозолистый кулак. Киун мгновенно надел на кулак свою шляпу.
— Он одержимый! — взвизгнула девица и ткнула пальцем кудато за спину Киуна. — Глядите! А вот и ангелы по его душу! Бежим!
Побросав добычу, грабители бросились прочь.
«Все же и в заповедях Господних есть свой смысл, — подумал Киун. — Дай ближнему все, чего он просит и требует, и ближний от неожиданности сомлеет и станет совсем беспомощным. Каких это ангелов она здесь увидела?»
И в то же мгновение он услышал шаги и дыхание за спиной. Обернуться и увидеть незваных гостей не успел, на него навалились, выкрутили руки (ангелы что ли?), а потом удар по голове надолго лишил его способности видеть, слышать и понимать.
— Имя, род, звание?
«Маска, я тебя знаю», — подумал Киун, укачивая свою многострадальную голову. Голова на шее пока еще держалась, но поворачиваться отказывалась наотрез.
— Твое имя, смерд!
«Ай-яй, зачем такой высокий стиль? Неужто так трудно догадаться, с кем разговариваешь? Для умного человека — пара пустяков. Вот, например, дворянин, а камзол носить не умеет, локти оттянул, рукава подвязаны кое-как. Ходит ровно, как на параде, земли ногой не чувствует. Когда хватается за меч или начинает ругаться, на лице растерянность. Кто такой? Понятно — землянин. Кто из землян толст, усат и ходит в каштановом парике? Дон Гут, постельничий герцога Ируканского. Вот и познакомились.»
— Твое имя, падаль!
— Киун с Жестяной улицы, благородный дон.
— Из Арканара?
— Благородному дону ведомо все.
— Это не твое дело. Отвечай на вопросы.
— Из Арканара.
— Давно в Метрополии?
— Третий месяц.
— Род занятий?
«Надо бы соврать что-нибудь, да не придумывается. С такой головой разве что придумаешь?»
— Черная магия, — ответил Киун.
Дон Гут хлопнул себя по ляжкам и расхохотался.
— А ты смелая падаль! Не боишься, что я сдам тебя властям?
— Чего бояться падали? — ответил Киун.
— Отвечай на вопросы, иначе познакомишься с дыбой! Что тебе было нужно от государственного преступника Будаха?
«Да он же в истерике, — понял вдруг Киун. — Застарелая истерика. Иначе не заговорил бы о дыбе. Что он, в самом деле пытать меня собирается? Квалификация не та. Ладно, что будем врать? Ох, снова ничего, кроме правды, в голову не лезет».
— Будах приходил ко мне за утешением.
— За утешением?
— Да, благородный дон. Он просил меня расправиться с его палачами.