Страница 18 из 73
Они с Морганом издали обменялись улыбками людей почти всесильных и бременем силы как бы слегка утомленных. Морган не стал важничать и первым вытащил из-за пазухи все свои красные «корочки».
— «Омега» тут? — не спросил, а просто выказал осведомленность командир «хлебопеков». — Слышал…
Морган только кивнул в ответ.
Сами «хлебопеки» оказались спецподразделением военной контрразведки.
— Ну что, для начала разобрались? — теперь уже первым проявил мирную инициативу командир.
— Мы с вами в одном звании, майор.
Тот неопределенно кивнул.
Морган еще раз внимательно посмотрел ему в глаза и подал условный знак. Бойцы «Омеги» опустили стволы. Тогда и командир «хлебопеков» кивнул своим, и обстановка разрядилась. Первыми же расслабились «быки» Моргана, начав довольно ухмыляться.
— Что это вы тут Чечню затеяли? — полюбопытствовал майор. — На мирных медработников нападаете…
— Это лихие горцы, а не медработники, — ответил Морган. — Жену у меня увозят не спросясь. Раз — и готово… А я после Афгана нервный.
Майор настороженно прищурился, о чем-то подумал.
— Ну, давайте посмотрим, цела ли там ваша жена… и что она скажет, — проговорил он, как бы внимательно прислушиваясь к своим словам.
Они подошли к реанимобилю.
— Здесь Павшин, — громко предупредил он тех, кто в реанимобиле не подавал признаков жизни. — Все в порядке. Есть вопрос… Господин Модинцев может удовлетворить свой интерес?
Задняя дверца реанимобиля стала открываться.
— Минуточку! — решительно остановил Моргана майор и первым заглянул внутрь.
Он многозначительно кивнул кому-то из сидевших в осаде, а потом жестом пригласил Моргана подойти.
Инга сидела там в довольно удобном креслице, одетая в свой самый яркий спортивный костюм, не связанная по рукам и ногам, без кляпа во рту. Улыбка у нее была довольно растерянная, но не испуганная, взгляд — немножко сонный, с поволокой.
«Кольнули ей, что ли…» — сразу предположил Морган и махнул Инге рукой и, пока делал это, запомнил «мирных медработников», сопровождавших свою жертву. Их было трое: старший, седой, профессорского вида, в белой шапочке, остальные помоложе — дама с крепким подбородком и крепкими руками, лет тридцати, и молодой бугай, годившийся в медбратья психиатрической клиники, с мрачным взглядом, явно все еще готовый вести огонь на поражение.
«Лейтенантик», — решил Морган и подмигнул Инге.
— Что, птичка, как это тебя поймали?
— Марик, не бойся, — прощебетала из клетки «птичка». — Сейчас доктор тебе все объяснит.
Профессор только один и улыбнулся Моргану и только один подался из машины наружу:
— Насколько мне известно, ваш брак с госпожой Пашковой не зарегистрирован…
— Это не ваше дело, — отрезал Морган.
— Верно, — не обиделся, а даже воодушевился «профессор», — но именно этим фактом и может объясняться этот досадный инцидент. Видите ли, Марк Эдуардович, ваша супруга не так давно случайным образом… транзитом, так сказать, оказалась в зоне действия одного химического соединения, влияющего на психику, короче говоря, в зоне аварии…
Сомнений у Моргана не осталось: вояки придумали еще какую-то пакость массового одурачивания, потом — утечка, последствия… Источник опасности был выявлен, хотя это дело обошлось ему в копеечку и, возможно, теперь грозило некоторыми неприятностями уже со стороны ФСБ. Короче, «издержки производства».
— Свидания разрешены?
— Через неделю-другую мы вернем вам супругу в полном здравии…
— Условия содержания?
— Вы серьезный человек… Военный госпиталь в десяти километрах от кольцевой автодороги. Тихий старинный особняк. Индивидуальные палаты. Передач не требуется. Питание — до двадцати пяти долларов в сутки.
— Уговорили, — наконец сделал одолжение «лихим горцам» Морган. — Мне наверняка начнут трезвонить ее родители.
— Это наши заботы…
— Отлично. Последний вопрос: имею я право поцеловать свою жену на прощание?
— Видите ли… ее выход из машины уже нежелателен… а на вас нет спецодежды. Подобие карантина.
«Брешешь ты, барсук поганый, — подумал Морган, — не хочешь, чтоб я увидел, как вы ее успели накачать…» Однако такой ответ «профессора» его устраивал даже больше, чем согласие.
— Хорошо, будем считать, что инцидент исчерпан, — еще раз показал себя Морган как бы хозяином положения. — Только сделаю ручкой — и забирайте.
Для него еще раз приоткрыли дверцу реанимобиля.
— Все, птичка, доктор меня просветил, — продемонстрировал он Инге сочувствующую улыбку. — Говорят, что тебе пора почистить перышки…
— Я буду очень скучать, Марик… Ты ведь меня не забудешь?
Другого он и не ожидал услышать.
— Ничего. Поскучаем оба для разнообразия. Привет!
С майором «хлебопеков» и капитаном, командовавшим отрядом «Омеги», он только перекинулся короткими кивками. Настала пора освободить одну из важных артерий столицы. Садясь в машину, Морган сплюнул в сторону и решил все забыть.
«Все, птичка, тебя уже нет. Печально, но ничего не поделаешь, — подумал он, четко контролируя свои эмоции. — Списываем вместе с террористами, которых тоже нет. Память должна быть чистой и ясной, прошлое — ничем не запятнанным. А случайностей быть не должно».
— Куда? — осторожно спросил водитель: давно не случалось такого, чтобы он не знал маршрута заранее.
— Обратно. В офис, — велел Морган.
Рабочий день продолжался.
Исчез реанимобиль, пропал и хлебовоз.
«Интересно, что завтра напишут в газетах?» — усмехнулся Морган, невольно пытаясь представить себя сторонним наблюдателем.
— Сообщение из офиса, — ожил на переднем сиденье референт. — Вас просят к телефону.
— Меня нет и не было, — распорядился Морган.
— В данный момент этот звонок может иметь значение, — заметил референт и взглянул в зеркальце над лобовым стеклом.
— Ну… — поймал его взгляд Морган, предугадывая, какие «похвалы» сейчас услышит от руководства ФСБ.
— С вами хочет выйти на связь Александр Брянов…
Фрагмент 8. МОСКВА. К ВОСТОКУ ОТ САДОВОГО КОЛЬЦА
Светлая широкополая шляпа гондольера, обвязанная алой косынкой, промелькнула мимо. Приветливая улыбка. Взмах руки: «Виоп giorno, signori!» Утро над Венецией было райски ясным. Старинные особнячки, обступившие Большой канал, сияли каждым балкончиком, каждой оконной рамой, каждым уголком — сияли, подобно ярко освещенной, с любовью вырезанной и склеенной из легкого картона декорации на театральной сцене. Мутная зелень водной глади казалась широкой ковровой дорожкой из бархата.
Брянову вспомнился ажурный мост, переброшенный через Канал белоснежной аркадой.
— Понте-Риальто… — тихо пробормотал Брянов.
— Ты о чем? — спросил из-за спины Сан Саныч.
Этот мост вот-вот должен был появиться впереди, за поворотом.
«А сейчас вы увидите самый знаменитый и несомненно самый красивый мост Венеции — Понте-Риальто…»
— Звук! — вскрикнул Брянов. — Выключи звук! Быстрей!
Сын кинулся к телевизору, уже привыкнув, что с недавних пор ничего просто так не происходит.
— Не загораживай! — Брянов вцепился в подлокотники кресла. Сердце, раз хозяин стоически удержал себя на месте, само рванулось вон из груди. Вот он — Понте-Риальто! Белоснежная радуга над мутно-травяной гладью!
Осторожный шепот сына:
— Ты опять что-то вспомнил?
— Подожди! — Он закрыл глаза. Уличный шум — далеко за окнами, в мире ином… Он повернул голову… Да, Элиза сидела тогда на катере рядом с ним, по правую руку, и держала два пустых бокала. Бутылка шампанского была у него… Он вспомнил, как хлопнула пробка, взлетела вверх и куда-то пропала…
Они условились, что сделают первый глоток, как только мост, на мгновение превратившись в темную и таинственную пещеру, окажется прямо над ними.
Горлышком бутылки он прикоснулся к тоненькому краю ее бокала так же бережно, как в начале поцелуя всегда прикасался к ее губам.
Вино так и бросилось в бокал, вспенилось в стекле, опрокинулось сверху на ее пальцы. Элиза рассмеялась, отвела руку через борт катера — как красиво отводила она свою тонкую руку! — и стала смотреть, как капли падают вниз и пропадают в стремительно скользящей воде…