Полюби меня такой

— Ссс… Вот вообще сейчас не за что отгреб.

— Переживешь!

Пытаюсь выглядеть бездушной сукой, лишь бы он меня сам от себя оттолкнул, ведь так же проще, проще ненавидеть. А самой до одури больно, больно видеть как каждый раз он корчится и мучается испытывая физическую боль, она словно каким-то чудным образом передается и мне.

— Пожалей свои красивые ножки, будешь продолжать брыкаться, полетим с твоего балкона вниз.

Понимаю что веду себя глупо. Хочешь разговор? Поговорим… Все так же вися у него на плече, устало вздохнула, упираясь рукой о свой подбородок.

— Вот так, умница, ты мне доверяешь?

— Хм.

Чувствую как он качнул головой в мою сторону. Выжидающе ждет, даже с места не сходит. Доверяю ли я? Всецело… Доверяю и душу и тело, но упрямо это скрываю. Театрально подставляю палец к губам, демонстрируя ему, что принимаю сейчас якобы самое важное решение в своей жизни…

— Нет!

Герман нагло ухмыльнулся, открыл дверь ведущую на балкон и аккуратно стал перелазить через балконную перегородку.

— Да мы же убьемся! Пусти меня!

— Не дергайся.

Кое-как, с горем пополам, мы спустились вниз, не отпуская меня со своего плеча, он потащил меня к своей тачке. Подойдя к машине, самым наглым образом он взял и скинул меня на кожаное сиденье, от такого резкого падения на холодную кожу я ударилась рукой о бардачок.

— Ай, можно аккуратнее? Ты так галантен, просто охринеть.

Действительно больно ударилась. Локоть моментально заискрил неприятной колкой судорогой, доставляя значительный некомфорт.

— Сделай одолжение, уложи спать своего внутреннего демона.

— Скажи мне, мистер Халк, твои качалки уже закрыты, некуда силы деть? Давай в другой раз я стану объектом для твоих пыток.

— Меньше нужно руками размахивать.

Накинул на меня ремень безопасности, наклонился к моему лицу, провёл костяшками пальцев по щеке, а потом нежно коснулся своими губами моих, оставляя один трепетный поцелуй. Сладкие… Манящие, слегка шершавые, но такие желанные.

— Прости меня, не хотел сделать тебе больно…

— Не хотел, но сделал.

Обойдя вокруг машины, Герман быстро уселся на свое место и завел мотор.

— Голодна?

Смотрю перед собой через лобовое стекло на зажженный уличный фонарь, который меня завораживает мозаикой бликов. Молчу. Просто сижу в тишине.

— Ульяш…?

Замечаю боковым зрением как он разворачивается ко мне в полуоборота, хочет дотронуться до моего лица, но резко его рука зависает в воздухе. Не решается…

— Ты решила поиграть со мной в молчанку?

Скрестив руки на груди, отвернулась к холодному чуть запотевшему стеклу его тачки и молча уставилась смотреть на свет в окне первого этажа. Что я сейчас делаю? Что будет потом? Когда я вернусь после этой прогулки? Родители наверняка взбесятся, да и мой женишок будет в ярости. Но не хочу. Понимаю что надо вернуться, но меня будто гвоздями прибивают к этому креслу.

— Хорошо, давай помочим.

Раскинувшись в кресле, он напряженно обхватил оплету руля. Слышу раздражающий, бьющий по нервам стук его пальцев по рулю, но упорно пытаюсь игнорировать все эти его действующие мне на нервы явления.

— Ну хоть ядом своим попрыскай, скажи что ты меня ненавидишь, скажи что я мудак, скажи хоть что нибудь, твое молчание меня раздражает.

— Мне нечего тебе сказать, Громов..

Произношу так тихо, что сама себя не слышу.

— Понял, едем в тишине.

Джип Германа медленно выехал со двора моего дома на дорогу. Не знала куда мы едем, да и какая разница, с ним хоть на край света. Откинулась на сиденье, поворачиваясь к окошку, глубоко в душе, я сейчас была рада просто сидеть молча с ним рядом, ощущать его тепло и запах стойкого парфюма, которым я не могла надышаться. Рассекая по ночному городу, спустя какое-то время, почувствовала несколько минут тряски по бездорожью, а потом мы наконец выехали на дорогу, которая привела нас в небольшой посёлок. Я прекрасно уже понимала куда меня везут. Ведь я уже была здесь однажды…Подъехав уже к такому знакомому домику, я первая вышла из машины на прохладный воздух, а Герман проследовал следом.

— Пойдем, давай этот вечер проведем вместе, просто ты и я, без всяких выяснений отношений?

— Хорошо

Герман достал из заднего сидения несколько пакетов, видимо с едой, подошел ко мне, нежно взял мою руку, переплел наши пальцы между собой в крепкий замок, а затем уверенно повел меня внутрь дома. Пока он разбирал пакеты, я сидела в безмолвии и за ним наблюдала.

— Все как ты любишь, бургер, картошка и твой джем.

— Ежевичный… Помнишь…

Улыбаюсь краешком губ. Даже эту мелочь запомнил… Герман взял бутылку вина, сырную тарелку, мои любимые бургеры с картошкой и мы вышли на задний двор, размещаясь на открытой террасе.

— Злишься?

— Нет.

Какое-то время мы сидели в тишине, еда так и стояла не тронутой. Герман разлил вино по бокалам, передал один мне в руки, а свой отставил в сторону. Чувствовала на себе поглощающий взор его глаз. Каждый из нас на пару минут задумался о своём. А потом мы решили поговорить.

— Почему у нас все так?

Отпила один небольшой глоточек игристого и отставила бокал в сторону.

— Как?

— Мы вроде бы испытываем что-то друг к другу, а вместе быть не можем.

— Не можем…

Смотрю на него, а сама чувствую щемящую боль в груди.

— Давай, прекратим все это?

Сама себя уговаривала держаться хладнокровно, но слезы пытались уже затуманить мои глаза, я с огромным трудом сдержала их, не пролила ни единой слезинки, сейчас плакала моя душа, глаза оставались полностью сухими.

— Что, это?

— Сколько бы раз мы не говорили друг другу что это наша последняя встреча и больше нам не нужно пересекаться, как все делаем наоборот.

Герман встал, подошел ко мне и присел на корточки напротив. Преданно смотрит в мои глаза, a мне становится ещё хуже. Опускаю веки вниз, стыдно… Стыдно смотреть в его любящие омуты и вести себя как будто ничего не произошло. Властно, Герман приподнял моё лицо за подбородок и притянул ближе к себе.

— Может, потому что мы уже не можем друг без друга?

— Гер, это неправильно. Знаю что это неправильно, знаю что не должен к тебе ехать, не должен звонить, но все равно всегда пытаюсь найти с тобой встречу, каждый раз про себя говоря что она будет последней.

— Я сейчас себя просто ненавижу, чувствую себя последней дрянью, знаю что у тебя есть невеста, знаю что скоро у тебя появится ребенок, но все равно не могу держаться от тебя подальше.

Я срывалась на крик, мне больно. Всё, я сдалась, надеялась, что в душе он простит меня, я верила, но жить так, зная что я всегда буду третьей лишней… Я боялась. Да, я любила его, одним им лишь болела, но больше не могу… Не выдержу этой пытки…

— Я прошу тебя. Если ты ко мне хоть что-то чувствуешь, отпусти меня. Ты представить себе не можешь, как мне сейчас больно.

Обида… Обреченность… Все мои слезы именно сегодня как мне показалось выплаканы под ноль. От душевной дрожи и боли я уже не слышала собственного голоса.

— Представляю! Потому что я чувствую тоже самое!

Вздрагиваю от его ледяного и сурового тона. Срываясь на крик, он уже не мог сдерживать своей душевной, терзающей боли…

— Подумай о своем ребенке.

— Причем здесь мой ребенок?! Я от него не отказываюсь, да и никогда не откажусь, но Соню я не люблю, ребенок этого не изменит! Ты! Ты мне нужна!

Обеими руками, Герман обхватил моё лицо, нежно поглаживая подушечками больших пальцев мои холодные щеки, он внимательно всматривался в мои глаза, надеясь найти в них мои настоящие чувства к нему…

— Гер, я не хочу и не смогу быть третей лишней, зная что ты никогда не будешь только моим. Между нами всегда кто-то будет стоять третий.

Конечно я говорю не только о Соне, есть ещё и Игорь, который сегодня дал чётко понять, что я никогда не буду свободной от его присутствия. Он душит, душит меня и мои чувства к другому, морально и физически. Герман резко отстранился и вскочил на ноги, отдаляясь от меня на пару шагов назад, будто я его пламенем прожгла сейчас насквозь и оставила тысячу болезненных ожогов… Хотя, так и есть, говоря эти до боли обидные слова. Прости меня мой хороший…