Страница 24 из 30
Наверное, я могла бы открыть ему все свои карты, рассказав, для чего на самом деле пошла в отель, но сейчас точно был не тот момент. Потому я просто стояла и плакала, когда его сильные, но бережные руки смывали с моего тела любое напоминание о Владе. Это непередаваемое чувство. Стыда, ненависти, жалости.
Меня тошнило не от текилы, не от духоты, наполнившей ванную горячим паром, меня выворачивало от его прикосновений ко мне. Я умирала от омерзения происходящего, но я не знала, как остановить все это. Мои попытки закрыться, выпроводить Зореслава были безуспешными. Мой плач не действовал на этого оглохшего от своей ревности мужчины, а я уже не чувствовала под собой ног. Голая, мокрая, с растрепанными волосами и потекшей косметикой — вот такой я запомнюсь ему, мужчине, проявлявшему ко мне искренность с самой первой нашей встречи… Вот она, моя искренность в ответ. Вот я, настоящая.
— Разве ты не видишь, что это насилие?.. — отпустив всякую обиду вместе с надеждой сохранить в нем к себе хоть немного уважения, абсолютно безучастно произнесла я.
Радич не остановился, но его действия стали менее импульсивными, это было похоже на инерцию, когда водитель уже не жмет на педаль газа, но машина некоторое время все равно катится вперед. Мне сейчас нужно было остановить этот грузовик, который своей тяжелой поступью мог окончательно раздавить мое чуть-чуть не добитое сердце.
— И каждое твое действие пугает меня все больше…
Мне не нужна была его забота, мне жизненно необходимо было, чтобы он ушел. Только так пройдет это невыносимое чувство. Этот позор был несмываемым, а потому каждая попытка удалить грязь с моего тела только еще сильнее втирает его под кожу, в самую душу.
Горечь у этих слез была другая, в ней не было обиды. В ней было что-то более фатальное, необратимое, что-то такое, что не позволит больше существовать прежнему. Моя судьба не подтолкнула меня к этим переменам — она меня до них допинала, и теперь, кажется, пришло время понять, что шрамы от ее ударов пусть и затянутся однажды, но ни одной пластической операции их не убрать. Только благодаря этим рваным уродливым бороздам мы помним часто несправедливые и всегда болезненные уроки, что хладнокровно преподала нам жизнь.
Мокрая, голая, разбитая собственными иллюзиями, я безмолвно плакала, не имея сил больше ни к чему. Я знала, что эта боль не убьет меня. Я это совершенно точно знала, как и то, что рискую повторить все снова.
Да, я хотела, чтобы он остался со мной, но только не здесь, не сейчас и никогда… Это могло быть лишь в другой реальности, там, где не происходило этого случая… Он увидел меня такой, какой я никогда сама себя не видела, и сейчас не тот случай, когда я хочу думать, насколько сильно его покоробила такая вот я, потому что себя я покоробила необратимо.
Чтобы принять, нужно простить. На это мне потребуется время и, непременно, что-то такое, что позволит мне вновь собой гордиться. По всей видимости, сейчас в моей жизни должна произойти некая перестройка — процесс, в котором я ищу не просто утешения, а скорее облегчения. И начнется он с работы над ошибками. Вот почему будет совершенно невыносимо смотреть на то, как во мне еще больше разочаровывается мужчина, чьего разочарования я желаю меньше всего. Для начала мне нужно избавиться от собственного. Разочарования.
— Пожалуйста, уходи… — прошептала я.
Глава 9
Зореслав ушел. Ушел, оставив рядом со мной все былые свои признания и чувства. Разочарование наконец-то отрезвило его прозябающее в мечтаниях сердце. Он сдался. Это я поняла по последнему взгляду на меня. Черт, мне уже даже не горько. Свой лимит слез и сожалений я уже давно израсходовала, как и все мыслимые и немыслимые авансы. Пора остановиться. Пора выдохнуть и кое над чем поразмыслить, иначе я просто сойду с ума. Один поезд всегда отправлялся не с моего вокзала, а второй я упустила, когда стучалась в двери, для меня не предназначенные. В этой суете как могла бы я быть счастлива? Как бы я могла заметить это счастье, когда следовала иному расписанию?..
Итак, я ушла из компании, наконец приняв тот факт, что переменилась ко всему, что окружает. У меня больше не было цели вкалывать как проклятой, и я поздно, но все же поняла, что моя любовь несправедливо принадлежала лишь боссу, а нужно было хотя бы немного отдавать и самой себе, уважать себя. Влад умело пользовался своим исключительным положением в моем сердце. Через мои искренние и оттого слепые чувства он просто-напросто использовал меня для достижения целей в работе.
Современный термин «обезжиривание сотрудника» — это ужасно циничная вещь, но то, как изощренно его применил ко мне Влад, я бы назвала чистой жестокостью. Пока я наивно хлопала ресницами, вздыхая по этому негодяю, меня в это время просто обезжиривали. Мною пользовались, зная, что я не смогу отказать в сверхурочной работе, что поеду в самую дальнюю командировку, останусь в офисе на выходные. Я делала все, и притом Владу даже не надо было говорить прямо, стоило лишь намекнуть, и дальше можно было не переживать ни о чем. Все исполнялось в лучшем виде.
Я могла безответно любить, но я не могла безответно любить, когда знаю, что меня считают дурой. Именно то, что Влад так сыграл на моих чувствах, думаю, и стало главной болью для меня. Если я изначально слабо верила в то, что Влад может быть со мной, то в его благородстве никогда не сомневалась. Развенчание идеала намного хуже крушения несбыточной любви.
Нет, я не жалела, что любила этого человека, что была ему бесконечно предана, но, разочаровавшись в Велесове, тотчас же остыла и ко всему, что с ним связано. Работа никогда не приносила мне удовольствия, поэтому теперь я с легким сердцем оставляла ее. Теперь мне хотелось чего-то более постоянного, чем тот песочный мост, который я старательно воздвигала для своих устремлений, пока его опоры в одночасье не превратились в пыль, моментально обнулив мои прошлые титанические усилия.
Я устала жить на износ и больше не намеревалась. Зря я, что ли, выстрадала все эти потери за последние дни? Все определенно не может быть зря! Мне просто необходимо было измениться и найти свое счастье. Все эти духоподъемные лозунги, конечно, хороши и даже мотивируют, но только пока ты безостановочно их повторяешь. Оставшись один на один с неопределенностью, понимаешь: это только в душе у тебя мотор, а на деле — педали. И приходится смело в эту неопределенность шагать, потому что больше-то и некуда. Одно я поняла наверняка: судьба не ставит перед тобой задачи, их инициатором можешь быть только ты сам, однако она отлично умеет убеждать в их необходимости, когда обесценивает все то, что ты ревностно хранил у сердца долгое время.
Через риелторское агентство я выставила на продажу свой огромный особняк, который так и не стал мне домом, и купила новый, уютный, но небольшой. Параллельно с этим я зарегистрировалась на бирже фриланса в качестве финансового и экономического консультанта, где, к моему удивлению, у меня сразу появилась работа. Так что отныне не было никаких сверхурочных, выходные по желанию, а еще — никаких людей вокруг и потенциальных сердцеедов. Как и было запланировано, я повернула довольно круто и даже время от времени собой гордилась, хотя и порой поражалась тому, как перемены к лучшему могут так легко даваться. Не то чтобы я пыталась таким образом забыть былое, в конце концов, если человек не оглядывается назад, он не может измениться, просто теперь в центре моих желаний была я сама.
С течением времени мысли в моей голове все больше прояснялись, да и чувства. И я сейчас не про те, которыми бредила последние два года…
Зореслав Радич. Единственный человек из моей прошлой жизни, перед которым мне до сих пор было стыдно за свое поведение. И это ощущение будто бы даже не проходило, а только все усиливалось.
К слову, переехав, я стала соседкой чете Малаховых, а точнее, это они поспособствовали скорейшему решению моего жилищного вопроса. Дом, который мне в итоге очень понравился, предложили именно Малаховы. Так мы стали добрыми друзьями и часто проводили вечера за совместным ужином.