Страница 5 из 36
Йозеф сделал паузу в своем рассказе. Ари налила еще всем троим чаю. Йозеф задумчиво отхлебнул и продолжил:
— Лагерь Форстера в ледяной пещере напоминал военный лагерь, готовящийся к бою. Все вокруг была завалено припасами, оборудованием, едой, газовыми баллонами, приборами, большая часть предназначалась для прикрепляемого грузового отсека, еще лежащего на земле и раскрытого, как пустая жестянка из-под сардин. Блейк показал мне, где я должен остановиться: это была хижина из пенопласта у стены, от которой отражались газы ракетных двигателей при стартах. Хижина была довольно теплая внутри, несмотря на ее примитивную внешность. Вскоре после этого рабочие огни потускнели, приближалась ночь.
Ужин состоялся в самой большой временной хижине. Все было чисто по европейски. Профессор Форстер угостил нас превосходным вином — из своих запасов. Ужин высветил остроумие Уолш и склонность Гроувза к спорам (узнав, что я психолог, он охотно полемизировал мне. Мы рассуждали о новейших теориях бессознательного. Выяснилось что он знал эту тему лучше, чем я, поскольку мы с тобой бросили ей заниматься, Ари, двадцать лет назад).
А у Мак-Нила в голове оказался поразительный запас непристойных историй (этот человек в дополнении к к своим талантам инженера, имеет вкусы и повествовательные способности Боккаччо).
После ужина мы с Форстером отправились в его хижину. Там он достал бутылку Наполеона, превосходного надо сказать бренди, а я приступил к тому, ради чего я прилетел. — Достал голопроектор и показал ему то, что мы приготовили: выжимки «Знания».
Он смотрел без комментариев. Конечно у него имелся большой жизненный опыт ведения научных дискуссий, защиты своего академического приоритета. Тем не менее он выказал меньше удивления, чем я ожидал. Он сказал, что только-что увиденное, лишь подтвердило правильность его видения и вызовет только небольшие изменения в плане экспедиции. Затем Форстер привел развернутое обоснование такого своего утверждения. Далее я изложу это обоснование от своего имени.
У Форстера были проблески истины еще до открытия марсианской таблички — задолго до того, как он сумел расшифровать ее значение, задолго до того, как стало возможным узнать что-либо вообще о ее создателях, которых он сам впервые назвал Культурой Х.
Общепринятая теория — намеренно внедренная, как мы знаем, «Свободным Духом» — состояла в том, что Культура Икс возникла на Марсе и вымерла миллиард лет назад, когда закончилось короткое марсианское лето. Идеи Форстера были иными и гораздо более амбициозными: он был убежден, что Культура X проникла в Солнечную систему из межзвездного пространства. Тот факт, что никто больше не верил в это, раздражал его, хотя и не очень сильно, потому что он был одним из тех людей, которые чувствуют себя счастливыми, когда находятся в меньшинстве.
Когда он узнал, что робот горнодобывающей корпорации Иштар наткнулся на тайник инопланетян на Венере, он с большой энергией и самоотверженностью организовал экспедицию, чтобы исследовать и, если возможно, достать находки. Хотя миссия была прервана, и материальные артефакты все еще покоятся похороненными на Венере, он вернулся с записями.
Прошло меньше года, и он доказал, что венерианские таблички были переводами текстов, датируемых бронзовым веком Земли. Теперь он был убежден, что представители Культуры Икс побывали на всех внутренних планетах, возможно, пытались их колонизировать.
Вскоре после этого он смог применить свой перевод венерианских табличек к чтению марсианской таблички с ее ссылками на «облачных посланников» и «пробуждение в великом мире».
От себя хочу заметить, — таким образом, благодаря своим собственным исследованиям он перескочил через тысячелетия нашей накопленной тайны, мгновенно придя к очень существенной части «Знания».
Но логика подсказывала ему — и Кон-Тики позже это доказал, — что облака Юпитера, «великого мира», не могли скрывать существ, способных изготовить материал, из которого были сделаны венерианские и марсианская таблички, не говоря уже о том, чтобы совершить великие дела, которые эта табличка увековечивает. Десятилетия исследований спутников Юпитера не обнаружили на них никаких следов присутствия инопланетян в прошлом.
Существовала, — сказал мне профессор Форстер, — единственная подсказка в необходимости более тщательного изучения одной из лун Юпитера: давно было замечено, что Амальтея излучает в космос почти на треть больше энергии, чем поглощает от Солнца и Юпитера вместе взятых. Предполагалось, что баланс должен сойтись, если учесть энергию от бомбардировки Амальтеи высокоэнергетическими заряженными частицами Юпитера, но Форстер произвел расчеты и установил, что это не так. Ему удалось при нашей поддержке организовать посылку экспедиции на Амальтею.
Когда медузы Юпитера запели свою песню, и на Амальтее заработали гейзеры, извергающие материю в космос, Форстер со свойственным ему упорством настоял на том, чтобы исследования продолжались, без внесения каких-либо изменений. Однако по пути на Ганимед он некоторые изменения внес, и когда я встретился с ним три недели назад, он и его команда уже начали их осуществлять — тайно от начальства.
Ари не могла сдержать волнения:
— Но ты должен был его убедить, что любая попытка действовать на Амальтее без Линды приведет к катастрофе и все они, и Блейк Редфилд вместе с ними — обречены на смерть. Ты для этого и отправился на Ганимед, Йозеф! Неужели ты так легко позволил ему разубедить тебя? Ведь это ясно следует из документов «Знания».
— Я так и сказал профессору Форстеру, и он не стал отрицать силу доказательств, — спокойно ответил Йозеф. — Тем не менее он полон решимости идти вперед, с ней или без нее.
— Кэп, ты должен остановить его, — сказала она.
— Даже если бы я хотел…
— Если…? — Ари посмотрела на него в в изумлении.
— Ари, Космический совет вот-вот будет вынужден отменить карантин Амальтеи, этого требуют люди из линейных департаментов ресурсов, на которых оказывают огромное давление Индоазиаты. — Он вздохнул. — Они объясняют это необходимостью экономить энергетические ресурсы и даже интересами фундаментальной науки. Но на самом деле они подсчитывают убытки, те доллары, которые туристы сейчас готовы выложить за посещение Амальтеи.
— Какое это имеет отношение к Форстеру? — требовательно спросила она.
— Отменят карантин и кто-то сможет высадиться на Амальтею, опередить его. Поэтому, с Эллен или без нее — я имею в виду Линду — он должен высадиться на Амальтею.
— Мы бы предпочли, чтобы первым был Форстер, — сказал Йозеф. — Думаю, все мы на его месте так бы и поступили.
— Нет. — Ари не могла согласиться — Только не без нее.
— Но это… — Йозеф шумно откашлялся и оставил фразу незаконченной.
Командор договорил за него:
— Это ее дело, Ари. Не твое.
IV
Блейк Рэдфилд пробирался по многолюдным извилистым коридорам, мимо ларьков, торгующих резным нефритом и прозрачными резиновыми сандалиями разных цветов, мимо полок с дешевой электроникой, мимо стеллажей со свеже убитыми утками. Ему преграждали путь, толкали сзади, отталкивали локтями — сильно, но без злого умысла, поскольку сильные толчки в этой ситуации были неудобны всем, так-как гравитация здесь гораздо меньше земной.
Люди сидели на полу, сбившись в кружок, бросали кости или играли в сянци[9]. Возбужденно торговались перед аквариумами с живой форелью, горками ледяных моллюсков и грудами бледных, увядших овощей. Студенты и старики разглядывали настоящие бумажные книги через толстые очки без оправы и читали газеты, написанное там, для большинства евроамериканцев было неразборчивыми закорючками. Все говорили, говорили, говорили музыкальными голосами.
Обычно рыжеволосый, даже красивый, со свежим веснушчатым лицом, Блейк хорошо замаскировался, выглядя не столько как молодой Чингисхан, сколько как портовая крыса с Жемчужной реки. Он был наполовину китаец по материнской линии, наполовину ирландец, и хотя он знал не больше нескольких полезных фраз бирманского, тайского или любого из десятков других индокитайских языков, распространенных на Ганимеде, но зато он говорил на красноречивом мандаринском и выразительно земном кантонском — последний был любимым торговым языком большинства этнических китайцев, составлявших значительную часть неиндийского населения «Безбрежного Океана».
9
Сянци - китайские шахматы.