Би-боп

Она помогла ему встать с дивана. Предложила руку, и вот они уже направляются к выходу. Взгляните на них. Когда я вижу, как они идут вот так бок о бок, держась за руки. Трудно удержаться от мысли, что они составляют, как говорится, красивую пару.

Что ни говори, все-таки глупо провести всю свою жизнь с одной женщиной и только теперь заметить, что создан для того, чтобы разгуливать под ручку с другой. Подумал ли он так? Почувствовал ли? Вне всякого сомнения. Но было то не что иное, как все то же старое желание жить. Не начинать заново. Просто продолжать.

Они оставили все настежь. Нечего красть, заявил Поль, и к тому же. Да, и к тому же. Не на годы же уходим.

Она помогла ему устроиться в машине. Над ними подрагивали на ветру сосны. Иногда даже посвистывали под шквалистым порывом. Сосновая хвоя свистит, когда сильно дует ветер.

Потом она завела мотор, сделала полукруг и выехала по грунтовой дороге. В конце пришлось остановиться, чтобы снять цепь. Какой смысл вешать ее обратно, сказал Поль. Отлично, сказала она. Затем вернулась за руль, переключилась на первую скорость и тронулась с места. Ведя синий, морской волны, «морган» по залитой солнцем серой дороге. В обрамлении коричневых с зеленью деревьев под молочно-голубым небом.

Едва они успели отъехать. На вилле зазвонил телефон.

9

Париж. Одиннадцать часов сорок пять минут. Шестой этаж красивого жилого дома. Три окна выходят на бульвар. Люси Седра снимает трубку и набирает номер виллы. Никто не отвечает. Она упорствует. Все равно не отвечает. Она подозревает самое плохое. Так принято говорить.

Она не может вообразить, что Поль способен отправиться на прогулку. Один или в сопровождении. В сопровождении кого? Она думает, что он сдержал слово. Если больше не отвечает, значит, сделал то, что решил.

Ему обещали мучительный конец. Он хотел знать. Ему ответили. И теперь он знал. И, зная, не хотел смирно дожидаться. Вполне понятно. Она поняла.

Тем не менее обиделась, что он ее отстранил. Ее, жену, спутницу всей его жизни. Ей предстояло перенести не только эту утрату. Но и жестокое испытание. Не быть рядом с ним.

Но она поняла и это. Никому не нравится, что за ним наблюдают, когда все из рук вон плохо. Ненавистно быть предметом жалости. И особенно ужасно видеть, как из-за вас страдает другой, которого вы любите.

В любом случае. Теперь она чувствовала, что вольна действовать. Вновь сняла трубку и позвонила в АТК, Атлантическую таксомоторную компанию. Напыщенные социальные соображения, скрывающие за собой существование одного-единственного экипажа. Все же «мерседеса» с кузовом универсал. И старого больного держателя лицензии, которого подменял его сын. Молодой довольно развязный парень. Хулиганистый, но вежливый.

Сын был за рулем. Ответил отец. Алло? Алло? Да? Да, сказала Люси. Добрый день. Мне нужна машина к поезду в пятнадцать сорок пять. Это очень важно. Очень срочно. Это возможно?

Конечно, ответил старик. На какое имя? Мадам Седра. Куда? Вилла «Лазурные струи». Ясно, сказал старик. Вот, все в порядке. Зарегистрировано. Мадам Седра. Пятнадцать сорок пять. «Лазурные струи». Можете на меня рассчитывать. Машина будет вас ждать.

Но не поезд. Он отходил через четверть часа. Она жила рядом с вокзалом, и тем не менее. В обрез. Только бегом. Она побежала. Набросила куртку, подхватила у дверей сумку и побежала.

Недолго. Не привыкла. Быстро запыхалась. Закололо в боку. Отсутствие тренировки. Ничего удивительного. Люси не из тех, кто бегает трусцой, оставляя в кильватере запах крема от старения. У нее и без того хватало забот.

Но не было билета. Она вскочила в поезд без. Вбегая на перрон, подняла голову. Расписание отправлений гласило: 12:15. Платформа 8. Часы показывали 12:13. На билет нет времени. Заплачу в поезде. Вскакиваю внутрь.

10

Поль пребывал в восхищении. Ему никогда не приходилось сидеть в машине с откидным верхом. Настоящей, спортивной. С мощным, шумным мотором и хорошенькой дамой за рулем. Не доводилось ездить в открытой машине. И, следовательно, ощущать, как пробегает по черепу встречный ветер. Вольный ветер, согретый ясным августовским солнцем. Нежный бриз, полный запахов, собранных среди верхушек сосен. Не только. Вровень с землей пожинаешь уйму запахов. Растений вперемешку. Диких, душистых и прочих. Всевозможных цветов.

Его прогуливали на природе. Он хорошо себя чувствовал. Нигде или почти нигде не болело. Немного онемели члены. Похоже на окоченение, но ничего страшного. Только вот пловчиха почти тут же объявила, что должна.

Я должна сделать крюк и заехать к себе, сказала она. Нужно предупредить мужа. Чтобы не беспокоился. Я не говорила ему, что собираюсь вас проведать. Когда я уходила, он спал. Возможно, ему понадобится машина. Он будет рад вас видеть. Я рассказала ему о вас вчера вечером. Вы увидите, он очень мил.

Не сомневаюсь, подумал Поль. Я тоже мил. Но не уверен, что он это оценит. Да и я, впрочем, тоже. Уж слишком хорошо, надо полагать, сложилось. Она и я. Такое не могло продолжаться. Наверняка так оно и есть. Но в конце концов. Не будем жаловаться. Так уж получилось. У нее есть муж. У меня Люси. Ну и ладно. Не будем сопротивляться. Езжай к мужу. Поехали. Она: Вам это неприятно. Он: Отнюдь.

По правде говоря, ему было наплевать. И так хорошо. Там, где он был. В этой машине. Откинув затылок на подголовник. Глазами в проплывающем среди деревьев небе. Без особого риска можно предположить, что вот так ему и хотелось бы все кончить. Здесь, рядом с этой женщиной.

Зная, что вот-вот они окажутся уже не одни. Он уже не отрывался. Повернул голову и не отрываясь ее рассматривал. Красивый профиль. Нос чуть с горбинкой, ну да ей это идет. Маленькое деликатное ушко. Четко очерченное. Мочка украшена крохотным синим камешком. В целом все очень изящно. Посадка головы. Гордая или величественная.

По поводу изысканности. Сельский дом, в котором отдыхали пловчиха с мужем. По сравнению с домом Люси. В совершенно ином стиле, но не менее симпатичный.

Миновав черный портал. Проезжаешь по посыпанной гравием аллее. Она пересекает усеянный цветами сад. Оставляешь машину у самой террасы. Справа есть гараж, но ведь надо будет ехать дальше. В принципе. Просто заехали.

Поднимаешь голову. Видишь увитый плющом островерхий фронтон. Два окна на втором этаже словно огромные голубые глаза. В стеклах отражается небо. Это придает им выражение разглядывающего вас лица.

Муж видел, как они въезжают в имение. Смотрел, как останавливаются у подножия террасы. Он там обосновался и сам. В легком летнем халате. Завтракая на солнце. Уже закончил. Читал газету. Опустил ее, заслышав машину. Заново читать не начинал. Наблюдал за ними, не собирающимися вылезать из кабриолета. На лице ни следа рассерженности. В кофейнике осталось немного кофе. Круассан с маслом на белом блюдечке. Варенье в банке. Заблудившаяся в ней оса.

Поль: Я, пожалуй, останусь в машине. Она: Да нет, идемте. Пошли, нечего ломаться. Поздороваетесь. Я представлю вас мужу. Вот увидите. Он очень мил. Смотрите, он вам улыбается. Вижу, сказал Поль. И вправду, выглядит очень милым. Но я опять чувствую себя. Чуть-чуть усталым. Пройдет, сказала пловчиха. Пойдемте. Я вам помогу.

Она вылезла из машины. Обогнула ее. Открыла дверцу. Поль взял протянутую руку. Подчинился. Она помогла ему выйти из кабриолета.

Муж встал навстречу Полю. Был поражен его запредельной худобой. Посмотрел на жену. Неожиданно серьезно. Словно говоря ей: Этот человек не держится на ногах. Или едва. С чего тебе взбрело в голову привозить его сюда? Она осталась глуха к этому взгляду. Казалось, не поняла. Смотрела на мужа, будто говоря: Посмотри, кто к нам пожаловал. Удовлетворенно: Это господин, о котором я тебе рассказывала. Я его навещала. И взяла с собой. Идемте, я вас познакомлю, сказала она Полю. Быстро, думает Поль. Нужно. Мне необходимо присесть.

Дорогой, сказала она мужу. Позволь представить тебе. Потом, поворачиваясь к Полю: Так глупо, но я даже не знаю вашего имени. Седра, сказал Поль. Поль Седра. Он протянул руку мужу. Тот ее пожал. Вздрогнул. Никогда не прикасался к руке, настолько напоминающей скелет. Рад вас видеть, сказал он. А я Симон. Очень приятно, сказал Поль. И повалился в кресло. Глубокое сиденье с подлокотниками. Плетеный тростник, белая лакировка. Вокруг стола таких стояло четыре.