Би-боп

Симон говорил, что смотрел ей вслед, синее платье, длинные смуглые ноги, сандалии, бассейная сумка и особенно эта решительная поступь.

У дороги она поднялась по пляжу, и когда прошла мимо телефонной кабины за дюной, Симон подумал: А я тем временем позвоню Сюзанне, воспользуюсь этим, чтобы ей позвонить. Было 13 часов.

13

Вы слушаете «Франс Интер», сейчас тринадцать часов. В студии с новостями. Перед тем как перейти к программе второй половины дня. Мы хотели бы. Не портить вам то, что остается еще прожить. Этим долгим уик-эндом с прекрасной погодой. А призвать вас к осторожности.

Мы только что узнали, что ужасная авария. Мы смогли связаться по телефону с Гарри Табаненом, бывшим гонщиком, дважды чемпионом мира по ралли, в настоящее время депутатом Европарламента, послушаем его.

У меня дом на юге Франции, следовательно, мне приходится ездить по французским дорогам, так вот, позвольте заметить, что французы ведут себя возмутительно.

Притормози, сказала она себе. Дебби как сумасшедшая гнала по курортным улочкам. Притормози, лапушка, сейчас не время для дорожных происшествий, ты нашла мужчину своей жизни, и он тебя ждет. Красный свет, остановись.

Она воспользовалась этим, чтобы выключить радио. Еще говорили о президенте, о ее, американском. Любовная история. Она где-то оставила свой немецкий темно-синий кабриолет с голубым капотом и вбежала в магазин.

А, мадам Паркер, как вы хороши сегодня утром, зачастила администратор, которая на пороге ждала только ее, вы как раз вовремя, я получила очень милые костюмчики, которые должны вам понравиться, не хотите взглянуть?

Позднее, ответила Дебби, снимая черные очки, очень четко, безоговорочно, уже всматриваясь в глубину помещения. Сейчас, сказала она, мне нужны брюки, размер сорок четыре. Администратор смотрит на нее. Дебби уточняет: Для мужчины. В таком случае это надо поискать с Франсиной.

Дебби поискала с Франсиной в мужском отделе. Брюки светлые, нейтральные, бежевые, легкие, летние, да, на штрипках, и рубашка, белая, нет, не с длинными рукавами, скорее с короткими, ему будет не так жарко в поезде, если он на него сядет, сказала она. Что? спросила Франсина. Нет, ничего, ответила Дебби.

Сидящий на пляже Симон дрожал. По многим причинам. Эмоция, нервы, холодная вода, временная усталость как последствие любви.

Он завернулся в большое белое полотенце Дебби, затем, так и не уняв дрожь, решился избавиться от мокрых трусов, занятый одной мыслью — позвонить Сюзанне.

Он встал, обмотал полотенце вокруг талии. Затем, чтобы высушить, положил трусы на камень. Затем пошарил в кармане, внутреннем кармане пиджака. Затем в бумажнике. Захватив телефонную карточку, направился к телефонной кабине за дюной.

Это я, сказал он, я боялся, что ты еще не вернулась с рынка. Только сейчас пришла, сказала Сюзанна. А ты? спросила она, когда приезжаешь? Я не приезжаю, ответил Симон. Как это? спросила Сюзанна. Я опять его пропустил, сказал Симон. Молчание с россыпью звуков, производимых раскладыванием овощей в лоток холодильника.

Симон: Что ты там делаешь? Сюзанна: Раскладываю продукты: не хочется, чтобы при такой жаре они испортились. Симон: Ну, так разложишь позднее, я ведь с тобой разговариваю. Сюзанна: Да, ты разговариваешь, ты сказал, что опять пропустил свой поезд. Она взорвалась: Ты издеваешься надо мной? Что там еще произошло?

Недоразумение, ответил Симон, путаница, два противоречивых источника информации: гостиничный портье, первый источник, указал отправление в тринадцать двадцать одну, а Дебби, второй источник, указала тринадцать двадцать семь, а на самом деле тринадцать двадцать семь — это прибытие предыдущего поезда, ну, знаешь, того, на который я не успел, мне следовало довериться портье из гостиницы, я доверился Дебби, и вот, когда я приперся на вокзал, на перрон в тринадцать двадцать пять, поезд уже ушел. Черт, подумал он, еще нет тринадцати двадцати пяти.

Сюзанна: Кто это? Симон: Кто кто? Сюзанна: Эта Дебби? Симон: Владелица клуба, это она разрешила мне сыграть на рояле, она еще и певица, кстати неплохая, американка, белая, мы выступили в дуэте.

Понятно, сказала Сюзанна, так вот слушай: Ты остаешься там, где ты сейчас, я еду за тобой. Прекрасно, сказал Симон, так мы вернемся вместе, вдвоем на машине, лучше это, чем ехать к твоей матери, заметь, мы можем остановиться у нее по пути, тебе надо всего лишь позвонить ей, сказать, что я болен, мы можем даже провести ночь здесь, я опять въеду в свой номер, прогуляемся здесь, а потом вернемся, ты немного побудешь у моря, что ты об этом думаешь?

Молчание. Дебби уже возвращалась. Симон: ты рассчитываешь приехать когда? Как получится, сказала Сюзанна, около шести часов вечера, если пробок не будет. В середине выходных их не должно быть, отметил Симон, но я сказал бы скорее, около семи часов, не стоит гнать, в любом случае я буду ждать тебя в гостинице.

Дебби приближалась, держа пакет с рубашкой и брюками. Быстро же она, подумал Симон. Какая гостиница? спросила Сюзанна. «Англетер», ответил Симон. Какой адрес? спросила Сюзанна. Не знаю, ответил Симон, не думаю, что их много, ты спросишь. Мне нужен адрес, ты слышишь, дай мне адрес.

Хорошо, ответил Симон, секунду. Он распахнул настежь дверь кабины и крикнул проходящей Дебби: Какой адрес гостиницы? Дебби прокричала его в ответ. Ты записываешь? спросил он. Сюзанна записала, затем спросила: А где ты сейчас? откуда ты мне звонишь?

Из засыпанной песком кабины, ответил Симон, с пляжа, а что? Ты пил? спросила Сюзанна. Нет, ответил Симон, только кофе, а что? Сюзанна: А эта Дебби сейчас с тобой? Ну да, ответил Симон, а что? Ничего, ответила Сюзанна. Я выезжаю.

14

Вода прибывала. Поезд 13:21 ехал к Парижу. Трусы сохли. Симон не отжал их. Сушка могла затянуться. Солнце спряталось. Облако проплывало. Дебби не подумала о трусах. Симон тоже. Но уже не было спешки. Ближайший поезд, как и предыдущие, а также последующие, уедет без Симона.

В набедренной повязке из белого полотенца, с телефонной карточкой в руке, он, расстроенный, спускался к камню, на котором сохли его трусы. Дебби снимала свое синее платье. Оно снималось сверху, упало к ногам. Пойду искупаюсь, сказала она.

Солнце возвращалось. Облако проплывало. Мне надо освежиться, сказала она. Мне понадобится полотенце. Вам холодно? Вы дрожите. Переоденьтесь. Я купила вам сухую одежду. Как все прошло? Что именно? спросил Симон. С вашей женой. Ну, более или менее, ответил он.

Симон подождал, когда Дебби будет в воде. Далеко идти ей не пришлось. Море приближалось ей навстречу. Когда ее тело наконец полностью оказалось в воде, Симон оголил свое.

Дебби плыла к открытому морю. Не заплывайте далеко, подумал он. Если жена меня бросит, то я бы предпочел, чтобы вы остались в живых, подумал он, затем развязал свою набедренную повязку, вернул ей форму полотенца, разгладив, растянул его на песке, затем сам, голышом, растянулся.

Он затосковал, когда пришлось освобождать накрахмаленную рубашку ото всех картонных обкладок и булавок. Он натянул рубашку, брюки были слишком длинные. Он закатал низ штанин. Курьезное ощущение, подумал он, натягивать брюки на голый зад. Затем пошел смотреть, на какой стадии сушка трусов. Потрогал их, все еще мокрые. Скрутил, полилась вода. Нет бы скрутить их раньше, подумал он.

Он тосковал. Трусы, пусть даже формой схожие с шортами, — все-таки не купальный костюм. Разница в материале, подумал он. Сделано не для того, чтобы в этом купаться, подумал он, грустно взирая на нижнее белье, и, взирая, повторил: Сделано не для того, и, повторяя это, подумал: Как и я сделан не для того, чтобы обманывать жену, даже если я обманывал ее часто. Как и я не был сделан для того, чтобы оставаться профессиональным пианистом. Вообще-то, я и сам не знаю, для чего был сделан.

Дебби возвращалась. Красота, подумал он, вот для чего я был сделан: восхищаться ею, любить ее и, если возможно, самому ее создавать, ее творить. Однако в джазе нет красоты. Драйв, конечно, эмоции, радость и танец в самом теле, даже ярость, грусть или веселье, но не красота, к сожалению.