Аккуратнее с желаниями...

Бумаги на столе не подходили, и я полез в ящик за новыми. Открыв ящики, нашел в одном из них книги для записей, поверх ежедневник, которым, видимо, пользовался, ниже в другом ящике обнаружил и чистую бумагу.

Ручка удобно лежала в руке, и я выписал имена людей, которые точно выбывали из моих подозрений. По совпадению, это были те, кого я уже обвинил, но теперь жалел о своих нападках. Эх, что ж такое. Пригорюнившись, еще на полчаса я выпал в тоску-печаль.

В конце концов в голову закрался проблеск новой мысли — ежедневник для записей. Может, я недавно завел себе недоброжелателей, с которыми имел дела и которые банально решили мстить.

Я достал темно-синюю книгу в твердой обложке с мягким верхом из ящика и начал листать. Даты и время встреч, приписки о важных событиях и умозаключениях, а также краткие характеристики новых знакомых по работе, чтобы знать на будущее — этот надежный, этот темнит и тормозит рабочий процесс, этот любит спихнуть на другие ведомства и коллег свои обязательства. Я листал, но не мог найти никаких подозрительных и вопиющих слов, ничего предосудительного. Наконец, я долистал до текущих дат. Вот запись о корпоративе, вот о крайних сроках по паре договоров, которые удалось закрыть раньше. Еще пара незначительных строк и отдельные выписки о подарках, кому и что подарить на новый год, чтобы не забыть. Я уставшим взглядом стал вчитываться в разворот, когда ощутил какую-то странность. Не сразу даже понял, что не так. Вот корпоратив, вот список счетов на оплату, пара напоминаний, строчка о письме, а тут о звонках.

Вернулся к предыдущим дням. Что?.. Приписка о письме в тот самый день, когда пришла первая угроза. Я пролистал на предыдущие дни, мне всего лишь несколько раз попадались записи о письмах в этой книге и значились они конкретно отчетное письмо тому-то или запросить справку у того-то. Запись же здесь разительно отличалась. “Письмо с угр.”. С угрозой? Дальше в дни отправленных писем были соответствующие записи о них, а на следующий день после первого письма значилось “звонок”.

И все бы логично, надо же вести учет того, что творится, еще и в такой чертовщине, только вот я этих записей не добавлял. И с тех пор, как оказался в этой новой жизни, отдавал себе отчет в осознанности каждый день, исключая сон. Лунатизмом я никогда не страдал, как и провалами в памяти, так что едва ли написал эти строчки после соответствующих событий, да и почерк свой я с чужим не спутаю. Оставалось одно логичное объяснение: я написал это сам ранее.

Но как, зачем, почему?.. Стоп, но ведь я как раз тот, кто имел доступ к своему компьютеру, к своим паролям и данным, своему расписанию и списку фирм, с которыми наша фирма собиралась заключать новые договоры. Да и те документы, что нашли у Симакова, были только на его и на моем рабочем компьютере, он же мне их и переслал. То есть я сам же имел доступ ко всем данным и, как теперь выясняется, знал о том, что будут письма с угрозами и телефонный звонок. Как странно. Сознание отказывалось верить в происходящее и складывать пазл. Нет, это слишком странно, я же не…

Я закрыл глаза рукой и откинулся на спинку кресла. Что происходит? Зачем мне самому было устраивать все это, рушить свою жизнь? Почему я причастен к этим угрозам? Сознание сопротивлялось в борьбе со мной, с моим отчаянием и болью, непониманием. Мне казалось, у меня оставался хотя бы я, на кого можно положиться. Неужели у меня не осталось ничего, никого?..

Я пытался погрузится в себя, взглянуть на эту новую жизнь, которая стала теперь моей собственной и понять, что толкало меня делать эти ужасные ошибки — я сам или тот образ жизни, который почти неуловимо, но так явно в практике сопутствовал моему новому положению. Я все больше приходил к выводу о том, что проблема вовсе не в последних днях, что все тянется куда дольше и разница, произошедшая со мной, касается далеко не только должности, делового костюма, наличия водителя. Она касается моих новых взглядов на жизнь, или отказа от прежних, которые мне были так знакомы буквально несколько дней назад. Мои ошибки — это следствие неуловимо другого узора моей судьбы, сплетенного теми же нитями, но имеющего совсем иной вид.

Я так и уснул в кресле, измученный и физически, и морально, и ментально, лишившись, кажется, всего, что имел.

Глава 12

Пробуждение было сложным. Нет, проснулся я сразу, просто открыл глаза. Но вот всё остальное… Тело не слушалось, затекло всё, что могло и даже то, что теоретически не должно было. Мне казалось, что в позвоночник вогнали раскаленный добела лом, а руки и ноги подключили к электросетям. Было больно настолько, что в глазах стояли слезы. Я, сжав челюсти, старался двигать одеревеневшими конечностями, которые отзывались дикой болью и зудом. Спустя несколько минут мне все же удалось хоть немного восстановить чувствительность, и я сделал попытку встать со своего кресла. Правда, не преуспел и рухнул обратно. Как-то не к месту вспомнил, что в средневековье было такое средство пыток, кресло Иуды, все поверхности которого были усыпаны острыми шипами, впивавшимися в тело жертвы при малейшем движении.

Конечно, моё кресло было суперсовременным, эргономичным, гипоаллергенным и еще черт его знает каким, но, похоже, это всё не мешало ему исправно выполнять пыточные обязанности.

— Надо же, какие интересные аналогии сами собой всплывают, — грустно усмехнулся я, — и кресло соответствующее, да и имя, что говорить, подходящее…

Думать об этом совсем не хотелось, особенно в моем состоянии, поэтому просто сосредоточился на возвращении себе подвижности. Через какое-то время наконец удалось встать на ноги и доковылять до санузла. Утренние процедуры, контрастный душ и чашечка кофе привели меня более-менее в норму, и, вздохнув, я вернулся в кабинет. Кресло пока внушало иррациональный страх, и я прохаживался вокруг стола, исподлобья посматривая то на доску со стикерами, то на темно-синий ежедневник, лежащий на столе.

Я прекрасно помнил всё, что случилось вчера. Что я нашел и к каким выводам пришел. Но сегодня я будто бы заново примерялся к своей проблеме. Уж не знаю, что это было, попытка сосредоточиться или желание прокрастинировать… Но вечно так продолжаться не могло, я решительно выдохнул, рывком развернул к себе кресло и сел в него. Взглянув на календарь, неожиданно понял, что сегодня 31 декабря и в офис ехать не нужно. Ну что же, отлично, поработаю дома. Еще раз выдохнул и раскрыл ежедневник.

Признаюсь, где-то в глубине теплилась надежда, что мне всё приснилось, что сейчас я открою ежедневник и увижу там обычные записи, а не вот это всё, что вчера выбило меня из и так шаткого душевного равновесия.

Но, как водится, чудес не случилось… Всё было на месте, даты, записи.

Но сегодня всё это я воспринимал уже иначе. Не было уже той оглушительной ватной пустоты в мозгу от осознания случившегося, не было такой острой душевной боли от собственного предательства. Была здоровая злость и огромное желание разобраться. Ведь то, что всё это организовал я, было очевидно. Оставалось понять, ради чего и зачем это было сделано.

Удивительно, но я смотрел на ситуацию со стороны! Да, это сделал Арсений Анатольевич Семенов, генеральный директор крупной рекламной фирмы. Но, в то же время, это был не я.

— Да уж, это задачка для психологов, — я хмыкнул, — или даже для психиатров!

Странно, но эта мысль меня даже развеселила. Я ведь был абсолютно уверен, что с моей психикой всё в порядке. И сложившуюся ситуацию рассматривал исключительно, как детективную задачу! Собственно, начиная с корпоратива, меня совершенно не заботил такой вот дуализм: «я — это я, но я — это не я».

Я решил просмотреть ежедневник более тщательно, ведь вчера я его практически пробежал глазами, не зная толком, что я ищу.

Так что сегодня начал листать ежедневник в обратном порядке, начиная с тех дат, где были эти пометки, внимательно вчитываясь в записи. Уж если тут было о письмах и звонках, значит, был шанс найти еще что-то, относящееся к этой афере.