Проданный путь

Кометы соединяются в сверхновую и слепят пришельца, заполняя всё вокруг невероятно ярким светом. Город насмешников принимает привычную форму шара и становится бесконечным морем с бесконечными островами.

– Как ты попал к нам, смертный? Вход богов закрыт! Ты прошёл через врата Меродаха? – Сверхновая становится бабочкой, которая светится неоновым светом в кляксах тьмы, что есть вакуум Средней волны.

– Смотри, страж, и увидишь! Мне не нужен вход Меродаха. Я на досуге сам создал портал, чтобы посмеяться в городе Насмешников, но, кажется, меня плохо встретили…

Крылья бабочки опадают, она окукливается, и из кокона выходит железный воин, рыцарь с опущенным забралом. Его меч шириною на весь город, и он занесён над пришельцем:

– Передай мне то, что должно быть известно Каме, и она узнает. Видеть её необязательно, наглец.

Стражник не верит в созданный смертным портал, но не может отрицать, что впервые за десять эонов гуманоид появился в Средних мирах без разрешения высших сил, нарушив существующий порядок.

Город Насмешников – всё ещё бурное море, и теперь пришелец плывёт по нему, стоя на палубе танкера. Страж не более чем символ на флаге танкера – череп с костями, и нет ничего унизительнее для того, кто привык сам менять свою форму.

– Кама и так всё знает. Я не сказал, что хочу говорить с ней. Я сказал: хочу видеть. Прекрасная радуга – единственное украшение вашей клоаки, и потому я пришёл, чтобы увидеть и порадовать свои глаза. Можешь считать меня старшим братом Камы.

– Брат, которого сестра стыдится.

Голос звенит повсюду, над морем сияет разноцветная радуга. Из радуги выходит высокая девушка с телом многоножки. На хвосте у неё жемчужная раковина, что и есть город Насмешников. В волосы вплетены ядовитые стрекозы, улетевшие с Саркасса, в двух сумках, что пришиты к телу многоножки, спрятаны драконы. Ногти её как хрустальные мосты, кольца как гиперврата, а заколки похожи на строительные леса. Она огромна и могла бы быть устрашающей, если бы не улыбка, сияющая, как дневное светило.

– Ты ли это, Птах?

– Разве я изменился, Кама?

Танкер становится плотом, каждая доска плота прорастает дурманящими лилиями. Он стоит обнажённый на плоту из лилий и купается в свете радуги, укрывается её улыбкой, как легким одеялом. Он разрешает лилиям расти навстречу радуге, пока её ноги не оплетает ковёр из цветов.

– Твоих цветов больше, чем семь, несмелая радуга?

– Да, я расту. Радуги растут, Птах, особенно здесь, в Средней волне. Но ты увидел меня, а теперь уходи, повелитель глупости, я устала.

– Я скоро уйду, но приглашаю тебя в гости, Кама.

– В Дальние миры? – Она плачет алмазными слезами, от чего радуга тускнеет, и город Насмешников замирает, не смея шевельнуться. – Почему ты так жесток, мой названный брат?

– Что же жестокого я тебе предложил, великая госпожа? – Птах ложится на цветок лилии, и лилия растёт, расцветая возле лика Камы. Он кажется таким маленьким по сравнению с её гигантским телом, что слова Камы бессмысленны. Разве может смертный быть жесток с существом Средней волны, великой колдуньей, сестрой и дочерью Розы Дроттар? – Дальние миры не так уж плохи. Посмотри на меня, Кама, я ведь живу и действую в них, творю и исполняю замыслы. Да, условия там могли бы быть мягче, а агрессии – поменьше, но для великого ума это ерунда. Разве произойдет что-то страшное, если царица радуги на краткий миг явит себя в сон юноши из Дальних миров, чтобы ублажить своего названого брата?

– Но Дальние миры так тяжелы, так неподвижны. Это ты привык быть в них, а я уже забыла. Вдруг я потеряю свой свет? Ты ведь не хочешь, чтобы бедная Кама страдала?

– Страдания твои будут несоизмеримы с наградой.

Птах забирает лепестки лилии и белой птицей взлетает к уху Камы, чтобы поведать то, что не должен слышать город Насмешников. Город в это время высыхает и становится пустыней, потом затвердевает дорогами и трансформируется в асфальтовый полигон, имеющий форму круга. Множество машин мчится по нему, пока есть возможность, ведь трансформации неповторимы. Кама глазами следит за гонкой, но не изгоняет смертного искусителя, что шепчет ей в мраморные уши:

– Я дам тебе формулу построения портала между уровнями волны творения. Так же, как я проник сюда, ты сможешь пройти в Краткую волну, или на Дно миров, или ещё куда-нибудь, куда захочешь, несмелая радуга.

Выслушав, она отращивает крылья и отлетает в сторону, парит в раздумье, роняя из сумки крылатых драконов. Теперь она не такая высокая, и драконы падают на полигон, разбиваясь насмерть. Наконец Кама отвечает, после долгой борьбы, что идёт внутри её сознания:

– Да будет так, Птах. Что я должна сделать для твоего юноши?

– То же, что ты сделала для Гильдиона, когда он творил антиривайров.

– Ты можешь это сам, прародитель симбиотов.

– Могу, – соглашается пришелец, став большим шаром света. Он раздувается и испускает красные лучи, как Меродах в гневе, но это лишь умелая имитация, лучи никого не ранят. – Я многое могу, несмелая радуга. Но я не могу повелевать временем, как Зерван. Сколько уйдёт циклов, пока я освою ваши способы сотворчества и научусь управлять веществом так, как ты, моя разноцветная радуга? Век гуманоида очень короток, боюсь, он столько не проживёт.

Они молчат, и несмелая радуга цветным дождём проливается на ковёр из лилий, прощаясь с тем, кто смущает её ум. Она согласна с пришельцем, которого любит и ненавидит одновременно, но больше не в силах выносить его присутствие. Однако она даёт обещание, а дав обещание, почти всегда его исполняет.

Птах проникает рукой в её светимость и забирает с собой тёмно-красный цвет, спрятав между пятым и шестым пальцами. На тот случай, если Кама забудет выполнить обещание. Кама съёживается до размера небольшой звезды, ей становится холодно без красного цвета, но она не понимает, как Птах отнял часть её сущности, потому лишь упрекает:

– Одним ты даришь вечность, а у других забираешь последнее, брат.

– Разве я несправедлив, Кама? Прощай, несмелая радуга!

И он исчезает, послав ей поцелуй из миллиона лилий, таких прекрасных и таких горьких, что она всё ещё плачет, хотя и шепчет, чтобы никто не слышал: «Прощай, когда-то я любила тебя!»

Может быть, это правда, а может быть, и нет. Но когда пришелец покидает город Насмешников, шутов метафизики, радуги долго не видно, только ледяной дождь выливается лавиной прямо из ниоткуда. Город стряхивает с себя насильственную форму асфальтового полигона и некоторое время плавно течёт энергией, заключённой в сферу. Только иероглифы, написанные лунным светом, плавают над городом, не желая раствориться в общем единстве. Кама вдыхает их, как капли коктейля, и смеётся, узнав формулу пространственного портала, которая неизвестна никому, кроме Меродаха и Тау-синклит мага.

Глава 9

Дальние миры, пустошь Саркасса

Воровство на Саркассе является самым тяжёлым преступлением после предательства и шпионажа. Тот, кто украл чужую собственность, тем более собственность контийской империи, является изгоем. На Саркассе не устраивают судов или трибуналов. Воров немедленно депортируют на рудники двух отдалённых планет, где им отмерена очень тяжёлая и короткая жизнь. Гилберт Мэган чувствует, как голова его кружится, а страх ядовитой змеёй заползает в сердце. Он отчётливо помнит, что уснул на берегу моря Мутантов и во сне увидел ангар возле Стального Форта. Но сейчас он летит на огромном корабле, всё вокруг реально, и сон давно перетёк в бодрствующее состояние. Значит, всё это – колдовство Джари, который заставил его поверить в сон, где всё возможно.

Теперь же сын Гая Мэгана – преступник и предатель контийской империи, для которого позорная смерть будет наилучшим выходом. С одной стороны, его ум осознаёт степень вины, понимает, как отвратителен такой поступок по меркам военного положения, но с другой стороны, ни умирать, ни отвечать за свой проступок он не готов. Ведь контийская империя желает послать его на войну, бессмысленную и продолжительную, чтобы он погиб, не оставив после себя славы или потомков. Мысли разрывают целостность его сознания и приводят к безмолвному конфликту.